Зимний вечер. Тускло горит фонарь у дороги, словно чей-то мутный глаз смотрит из темноты. Где-то пару раз взбрехнула собака и снова тихо. Стою рядом с длинным мрачным бараком. Когда-то здесь была жизнь – в окнах горел свет, из труб шёл дым, скрипела входная дверь...
Время берёт своё. Заколоченные окна, словно прикрытые повязкой глаза, дверь, висящая на одной петле, будто перекошенный рот, обрывки проводов, похожие на всколоченные волосы – всё, что от него осталось.
Наконец, подъезжает старенький «Уазик». Выходит электрик – молодой мужчина с весёлыми глазами, за ним – девушка с папкой. Был сигнал о нелегальном подключении к сетям. В бараке кто-то живёт. Мы заходим в коридор, включаем фонарик. Мрачные стены с оборванными обоями, старый самодельный шкаф и разбросанные повсюду вещи - сломанные санки, старые газеты, банки, бутылки, битая посуда...
По сторонам коридора – двери. За одной из них, обитой клеёнкой, слышны приглушённые звуки. Электрик резко дёргает дверь, но тщетно, заперто изнутри. Тогда мы стучим поочерёдно, и вскоре дверь отпирают. Входим в комнату. Окна плотно занавешены, на столе початая бутылка водки и закуска, работает телевизор. Двое мужчин, сильно подвыпивших, смотрят на нас с любопытством. Девушка спрашивает их фамилии, и они покорно отвечают. Электрик находит провод, протянутый на чердак, и достаёт кусачки. Один из мужчин, словно прозревает и жалостливо просит, еле выговаривая слова:
– Дайте хоть концерт досмотреть!
Электрик неумолимо клацает кусачками. Телевизор умолкает. Выходим из комнаты, слыша за спиной пьяное брюзжание, приправленное матом. Через некоторое время мужчины уходят, прихватив с собой водку и громко ругнувшись напоследок. Мы идём дальше по коридору. Большинство дверей закрыто на навесной замок.
Вдруг мы видим ещё одну дверь, через которую пробивается тонкая полоска света. Стучим. Дверь открывает мальчик лет десяти. Он испуганно смотрит на нас и пропускает в комнату. Мальчик один. Отец работает на пилораме в ночную смену, а мать – неизвестно где. В комнате холодно. Грязный пол, покоробленные стены, огромные окна, наспех затыканные тряпьём. Посреди комнаты стол, на котором беспорядочно разбросана всякая всячина: гвозди, шурупы, масляная тряпка, обрывки проводов, старые открытки, пожелтевшие газеты, гаечные ключи. Среди этого добра лежит покусанная горбушка хлеба, кусок заплесневевшего сыра, открытая банка с консервами и полупустая бутылка с газировкой.
В углу комнаты возвышается странное сооружение из толстых листов фанеры, скреплённых саморезами. Я заглянул внутрь этого «домика» и увидел топчан, на котором лежало старое шерстяное одеяло. Рядом притулился масляный обогреватель и … ноутбук. Было странно видеть его здесь, среди свисавшей с потолка паутины и закопчённого потолка. Мы в замешательстве. Ведь, если обрезать электричество, мальчик замёрзнет, он уже дрожит, переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на свою «берлогу». Домик из фанеры для него словно другой мир среди хаоса. Тёплый мир, который заменил ему отца и мать. Вот только согрел ли его душу этот мир? Девушка звонит в центр реабилитации, и там благосклонно соглашаются взять мальчика на одну ночь. Его покормят, а утром отвезут к матери. Напомнят про сына.
Мальчик на всё согласен, в его глазах благодарность. Он не из тех, кого избаловала судьба. Жизнь преподнесла ему суровый урок. Справится ли? Сможет ли пронести сквозь эту неуютную «барачную» жизнь чистый свет души? Очень хочется в это верить...
Мы выходим на улицу. Барак угрюмо молчит, словно обижается на нас, ведь мы прогнали его обитателей. Через месяц его разберут и вывезут на свалку. Дом не знает про это, он всё ещё надеется, что люди вернутся в него, отремонтируют и будут жить. Он мечтает о чистых полах с ковриками, красивых обоях в цветочек и занавесках на окнах. Ему очень хочется уюта и тепла. Простого человеческого тепла.
©Виктор Подъельных-2019