Мы шли по федеральной трассе где-то в Забайкалье. За последние полчаса мимо не проехало ни одной машины. Идея отправиться автостопом в Бурятию теряла свою привлекательность с каждым шагом. Хоть бы выбраться отсюда дотемна.
Сели на пыльной обочине на рюкзаки, перекусить пирожками. И Аньке, которая уже год не ела мяса, в капустной начинке попался незапланированный кусок сосиски. Нам тогда было по 20 лет, мы все воспринимали всерьез. Она даже расплакалась: «Мне показалось, что это человеческий палец...». И правда, было в этой сосиске трупного цвета что-то жуткое.
С этого момента ничего хорошего уже не происходило, становилось только хуже.
Из травы, куда Анька побежала плеваться, за ней вылетел рой каких-то тварей, типа слепней или оводов. И мы побежали, с визгами, в попытках взгромоздить на себя тяжелые рюкзаки. Кровососы не отставали, лезли в лицо, мы отгоняли их руками и мчались так, что дыхание начало сбиваться — спрятаться от них было негде.
Только поэтому мы и сели в ту машину. Иначе бы — ни за что! В этой «девятке» все было подозрительным: грязные номера, изъеденный ржавчиной капот, как из постапокалипсиса. И хуже всего — водитель: бледный, худой, и все руки в наколках — не стильных тату, а именно синих тюремных «партаках».
«Мы автостопщики, едем на музыкальный фестиваль «Байкал-шаман» в Улан-Удэ — вам по пути? Подбросите?». Он что-то промычал нечленораздельно — мы не расслышали из-за оводов — и сделал приглашающий жест в пропахший куревом салон.
Как только мы сели, замки на дверях тут же защелкнулись.
«Надо было все-таки сказать родителям, что мы поехали не на автобусе. И когда нас теперь хватятся? Где будут искать?», — у меня всегда моментально включаются в голове мрачные мысли: про маньяков, изнасилования, продажу органов. Я уже даже представила, как этот водитель доедает Аньку, обсасывает ее последний палец, а в уголке рта у него собирается слюна с кровью. От этих фантазий — или после бега от оводов? — пересохло во рту.
Но на этот раз действительно было о чем волноваться. Только Анька было заговорила, чтобы познакомиться, как полагается во время автостопа — он врубил музыку. «Лунную сонату» Бетховена на полную громкость. Мы переглянулись. Точно маньяк.
Я выросла в 90-е, и в те времена папа-таксист не только регулярно рассказывал, как его коллегам накидывали на шею удавку, но и любил приводить аргументы из популярной передачи «Криминальная Россия». Например, «нет, гулять после 9 вечера нельзя, у нас на районе одни наркоманы, сама же знаешь, а в гаражах по пути с остановки наверняка расчленяют людей». И где-то в глубине души я до сих пор уверена, что в каждом подвале гаражного кооператива кого-то держат годами в заложниках, снимая порно для черного рынка — или, на худой конец, расчленяют.
Несколько раз мы вежливо пытались начать разговор, натянуто улыбаясь. Ну любит он музыку, что такого? Надо просто переброситься с ним хотя бы парой фраз, чтобы понять, что все в порядке, снять напряжение.
Но нет. Он игнорировал вопросы и прибавлял звук. Вот что было плохо.
Стемнело. Мы все время ехали мимо полей, помощи попросить не у кого, бежать некуда, телефон не ловит.
Дальше все стало совсем стремно. Он резко свернул с дороги, остановился на обочине — кругом ни души.
— А далеко до ближайшего придорожного кафе, не знаете? Мы что-то так есть захотели, можете, в принципе, нас просто там и высадить... как бы…
Он вытащил ключ зажигания и вышел из машины, оставив открытой дверь.
— Да-да, и в туалет, честно говоря, хочется.., — подхватила Анька. Голос ее казался каким-то чужим: дрожал и срывался.
Он принес в руках что-то большое, закрыл свою дверь и снова заблокировал салон. Это была подушка — кинул ее на руль и уронил голову. В тишине тут же раздался храп.
Анька потянулась к ручке двери — заблокировано.
Разве человек может так быстро уснуть? Да что там быстро — моментально!
Или у него нарколепсия? Это когда засыпаешь внезапно по 20 раз за день.
Но нет, он же нормально ехал. Устал? Был в пути двое суток без сна?
Но почему нельзя сказать об этом?
Нас лихорадило от этих предположений, а сделать было ничего нельзя — только замереть и ждать.
Казалось, Он спал вечность. Или от силы минут пятнадцать. Мы потеряли счет времени и ощущение реальности — от стресса и недосыпа. Так и сидели, боясь пошевелиться и почти не моргая.
Он резко поднялся — мы вздрогнули. Измятое об подушку, лицо его стало еще бледнее — хоть сейчас без грима в фильм ужасов. Сделал глоток из бутылки «Пепси» с пожухлой этикеткой и вышел помочиться.
— Можно, мы тоже? — задние двери щелкнули — открылись.
Пытаться бежать сейчас, в поле, без вещей — бессмысленно. Решили ехать дальше и всеми правдами и неправдами, истериками и криком заставить его остановиться около ближайшего магазина, кафе или заправки.
Но кричать не пришлось.
Вскоре он сам свернул у деревянного трактира, открыл двери и пригласил пойти с ним.
В кафе оказалось людно, и била в глаза реальная жизнь. Я ощущала себя, будто впервые вышла на улицу после долгой болезни, когда все вокруг кажется слишком громким, слишком реальным.
Он стоял около стойки кафе и энергично махал руками, показывая на нас. Он... объяснялся на языке жестов!
Я почувствовала, как у меня защипало в дальнем конце нёба, а потом — вкус слез облегчения.
Работница кафе Ирина «перевела» нам, что водителя зовут Андрей, и он обычно не подбирает голосующих на дороге, потому что ну зачем ему эти сложности, раз он немой? Но мы были такие напуганные из-за оводов (или слепней?), что он решил помочь. А потом и сам не знал, как прояснить ситуацию.
Мы проехали с ним еще около часа до точки, где наши пути разошлись. А потом шли с Алькой по пустынной дороге в лучах утреннего солнца и, фальшивя, дружно пели «Беспечного ангела» группы «Ария». Впереди у нас был рок-фестиваль и еще целое лето.
_____
Зинаида Костюкович, 2019