Саянский вальс 30
Планёрка на городских подстанциях скорой и неотложной медицинской помощи начиналась в восемь часов утра.
Олег вышел из автобуса и посмотрел на часы.
Он купил их только вчера, сделал, так сказать, сам себе подарок по случаю победы в соревнованиях по боксу и получения звания КМС и ещё ощущал их тяжесть на запястье. Были они именно такими, какие он давно хотел – «командирские», массивные, водонепроницаемые, с кожаным ремешком и циферблатом нежного, сине-зелёного цвета – более светлым в своей верхней половине и темным в нижней. Это сочетание напоминало ему летнее небо поздним вечером - когда до ночи остаётся несколько минут, уже мерцают в высоте первые звёзды и на востоке уже всё тёмно-синее, почти чёрное, а на западе – светло и ещё видна ломаная линия горизонта.
…И тем летним вечером, семь лет назад, - семь лет, а кажется, будто вчера! когда он после школьного выпускного бала впервые поцеловал девушку, тоже было такое небо – таинственное, сине-зелёно-чёрное. Он и она долго смотрели в него, находя знакомые и незнакомые созвездия, словно пытались увидеть там картины своей будущей, уже взрослой жизни. Но видели лишь неизмеримую глубину и холодное равнодушие звёзд в этой глубине. И тот высокий свет бесконечно далёких пространств над головой, и ощущение мягких, влажных губ той девушки остались в его груди сладостным, волнующе-тревожным воспоминанием до сих пор. И останутся до самой смерти. В этом он был почему-то совершенно уверен…
…Он обошёл автобус и шагнул на проезжую часть дороги.
Грязно-жёлтый ЛИАЗ, жарко дыша открытой «пастью» моторного отсека, зарычал и тронулся с места.
Лицо водителя с чертами, искажавшимися лобовым стеклом, повернулось к Олегу, автобус, тяжело вздохнув, нехотя остановился и уступил дорогу человеку под строгим красным взглядом светофора.
Уличный воздух по сравнению с духотой автобуса был чудом, наслаждением, даже несмотря на присутствие в нём довольно ощутимой ноты солярки и выхлопных газов.
…Стрелки часов, иногда - безумно спешащие, а иногда – словно уснувшие, сейчас успокоили – времени было достаточно и можно было идти не спеша, тем более, что утро было приятным - ночной дождь прибил пыль, грязно - серую траву на газонах вдоль дорог окрасил в естественный зелёный цвет, а от тёмных полос дорожного асфальта веяло прохладой, жжёной резиной и машинным маслом.
Впрочем, эти запахи, непременные спутники города, разбавлялись свежим июньским ветерком.
Он приятно касался лица, нежно, словно тёплые пальцы любимой девушки, ворошил волосы и, чтобы дорога на подстанцию была совсем «в радость», Олег включил МP3-плеер, сильный, с хрипотцой, голос неизвестного ему певца запел «Любо, братцы, любо». Он вспомнил своё удивление, когда узнал, что эта песня посвящена реальному сражению, в котором тысяча русских казаков под командованием двух полковников Платова и Ларионова, а также пришедшие им на помощь три сотни казаков полковника Уварова разбили десятитысячную татарскую орду Давлет-Гирея.
Конечно, после такой информации песня слушалась совершенно с другим настроением и вполне логичной была мысль о том, что и другие русские народные песни в своей основе имели реальные события – героические и трагические. Олег начал, что называется, копать и накопал, например, то, что именно к таким песням относится известнейшая «Раскинулось море широко» и не менее популярная «Три танкиста» и множество других.
После этого 99 % и российской популярной музыки и западных песен слушать стало физически невозможно, особенно если пытаться найти в них смысл – такой вывод вынужден был сделать Олег.
К сожалению и к счастью, в школе и на первых курсах медицинской академии он изучал английский язык. Причём делал это достаточно осознанно и целеустремлённо, поэтому и мог сейчас более-менее точно переводить тексты песен, тем более, что в большинстве своём они были просты для перевода – обычный разговорный уровень.
Но правильно говорится – многие знания есть многие печали и Олег часто совершенно искренне жалел, что знает английский язык – такой бред несли англоязычные исполнители и с полным основанием можно было полагать, что если бы все русские люди узнали вдруг перевод тех песен, которые они слушают, то никогда больше их не включили бы.
Конечно, были и более-менее приличные по смыслу, например, у Дженис Джоплин «Я и Бобби МакГи», в которой говорилось о свободе, о том, что терять уже нечего и ничто не имеет значения, если ты не свободен, правда, здесь был ещё фактор мастерства переводчика.
Олег открыл для себя русские народные песни и, в частности, казачьи песни, а также музыку блюз примерно в одно время – в средних классах школы.
Что привлекло его в этих, казалось бы, совершенно разных стилях музыки? Он отвечал сам себе на этот вопрос так – народность, и, соответственно, вытекающая из этой народности предельная искренность, простота-естественность и энергетика. Это сочетание стало настолько важным для него во всех проявлениях искусства, что никаким сиюминутным эстраде, поп-музыке, никакому другому флюгерному направлению в искусстве и музыке не нашлось места в его душе. А позднее он полностью, беззаветно, безусловно и навсегда пустил в свою душу ведические мантры, но они, опять же, совершенно соответствовали критериям – народным искренности, простоте и энергетике. Вот так и определился круг его музыкальных пристрастий – русские народные песни, казачьи песни, ведические мантры и блюз, всё остальное из сферы душевного, духовного и прочих производных человеческой деятельности хоть и не перестало для него существовать, но «ушло в сумрак».
Конечно, в каждом правиле бывают исключения и Олег считал, что определённая пластичность в установках для человека необходима, иначе он рискует превратиться в покрытый пылью и плесенью экспонат в музее человеческой цивилизации. Поэтому он, выбрав несколько безусловно любимых жанров, слушал и всё остальное, слушал то, что нравилось, не принимая во внимание никакие искусственные национальные, расовые, политические, жанровые и прочие границы.
…Вообще, в городе была только одна подстанция «скорой помощи», располагающаяся в типовом здании, остальные семь занимали более – менее приспособленные помещения – первые этажи обычных жилых пятиэтажек и девятиэтажек. Третья же подстанция, на которой Олег работал врачом линейной бригады уже второй год, была в этом смысле особая – она размещалась в небольшом, одноэтажном, отдельно стоящем здании бывшей прачечной и эта «отдельность» была в некотором смысле поводом для гордости медиков и водителей, «приписанных» к ней.
- Прежде чем я опущусь в ад новой смены, я должен просто пройтись по этим улицам, просто пройтись, не пытаясь найти какой-нибудь адрес, не оказывая никому медицинскую помощь, никого не успокаивая, никого не бинтуя, никому не делая укол, - в шутку и в шаг импровизировал он на одну известную тему.
- Ближайшие двадцать четыре часа я буду рабом на плантациях Министерства здравоохранения и поэтому сейчас я имею право идти спокойно, не торопясь…. Сегодня опять будет двадцать два – двадцать пять. Мягко говоря – тепло. Хотя обещали снова дождь. Какое лето дождливое выдалось!
В данный момент для Олега цифры температуры воздуха имели практическое значение – на рабочую смену он переодевался не в белый халат, как большинство медиков, а в тёмно – синий комбинезон со световозвращающими элементами – полосками и надписями «скорая помощь» и «03». Он неплохо защищал от ветра, даже от лёгкого дождика, но в жару превращался в индивидуальную камеру пыток.
Впрочем, отчасти шутливое утешение было в том, что это в какой-то степени будет способствовать тому, что не отложатся лишние килограммы – они просто растопятся и сбегут по коже щекочущими струйками пота, ведь, как говорили преподаватели в медицинской академии, на выделение одного литра пота организм человека тратит около 600 калорий.
Ну, а душ на подстанции работал нормально, так что никаких проблем не будет.
…Душ!
Представив это помещение размером примерно метр на метр, но с высоким потолком и поэтому чем-то напоминающее большой гроб, поставленный какими-то шутниками вертикально и «кишку» - шланг с душевой насадкой, Олег усмехнулся.
Эстетика, конечно, страдает, но функция выполняется на все сто. Сейчас-то особой необходимости в нём нет, но скоро она обязательно появится. Когда на улице будет градусов 30, а в машине и того больше, даже такой душ станет уже не роскошью, а необходимостью для врачей, фельдшеров и водителей «скорой помощи», крутящихся по району на вызовах и час, и два, и три, а нередко и гораздо больше, без возвращения на подстанцию.
…Халат прилипает к мокрой от пота спине, а горячие влажные волосы – ко лбу, солнце печёт через огромное лобовое стекло, и кажется, что кабина и салон «газели» - это ад в миниатюре. Хотя кто сказал, что в аду жара? Некоторые говорят, что там обжигающий холод.
Впрочем, хрен редьки не намного слаще – зимой и в кабине, и в салоне будет, мягко говоря – прохладно, так что вполне можно сказать, что среднегодовая температура воздуха в машине «скорой помощи» вполне нормальная. Правда, тут многое зависит от машины и экипажа водителей, которые на ней работают. Некоторые мужики «вылизывают» «свою» Газель, как личную, у них всегда чистота и в салоне, и в кабине, нажимается каждая кнопочка, которая должна нажиматься, горит каждая лампочка, которая должна гореть. К зиме они и отопитель дополнительный могут поставить в салон, особенно, если там фельдшеру ездить, и утеплить кабину, где надо. В общем, если профессионально к делу относятся и уважают других, но, прежде всего себя, как водителя. Как говорится – я не требую к себе уважения! Мне достаточно, чтобы ты уважал себя и тогда мне будет комфортно с тобой работать…
