Жители посёлка Ловозеро о том, каково быть саамами сегодня
Саамы — небольшой финно-угорский народ, который пережил коллективизацию и промышленное освоение Кольского полуострова, а сегодня старается восстановить свои традиции. Кира Голикова отправилась в их национальный посёлок Ловозеро в Мурманской области и выяснила, что для его жителей значит быть саамами сегодня.Саамы живут в Норвегии, Швеции, Финляндии и России — всего насчитывается до 70 тысяч человек. Из них в РФ, по данным переписи 2010 года, живёт только 1771 саам, большинство — в Мурманской области.
Вплоть до 1930-х годов советские саамы были кочевым народом. Начиная с апреля отдельные семьи или небольшие группы семей разъезжались по своим промысловым угодьям, а к декабрю возвращались в зимний погост, который являлся их основным поселением.
Геннадий Лукин работал в оленеводстве с 1970 по 2014 год: «Для меня тундра никогда не была дикой. Я все время весной уезжал. Начиная с 1970 года я ни разу весной в селе не был, когда грязь. В тундре постепенно тает, и всё — чисто».
Фото: Кира Голикова
Гаврил Кирилов, оленевод: «Я родился здесь в Ловозере, а через месяц меня уже в тундру увезли. На оленях, раньше же не было вездеходов. Мама чумработницей была — они там обшивают, готовят, помогают по хозяйству».
Фото: Кира Голикова
Петр Николаевич Галкин, оленевод, сейчас на пенсии
Фото: Кира Голикова
Николай Юрьев, оленевод
Фото: Кира Голикова
Большая часть саамских погостов с 1930-х годов была закрыта из-за коллективизации и промышленного освоения Кольского полуострова — саамов переводили на оседлый образ жизни и переселяли в центральную часть Мурманской области. Им приходилось изменять свою систему оленеводства, а также переходить на русский язык, чтобы общаться с соседями; преподаватели в школах тоже говорили на русском. Коснулись их и сталинские репрессии; самым известным стало дело о так называемом «саамском заговоре»: было репрессировано 15 интеллигентов и зажиточных оленеводов, которые не хотели заниматься коллективным хозяйством. Со всем этим связывают многие проблемы малого народа: утрату родного языка и культуры, высокий уровень смертности, диспропорцию в гендерной структуре, высокий уровень безработицы по сравнению с другими жителями области.
В 2009 году Ловозерский район Мурманской области вошел в список мест традиционного проживания и хозяйственной деятельности коренных малочисленных народов Российской Федерации; здесь насчитывалось 873 саама.
Гуцул Н.Н., Виноградова С.Н., Саморукова А.Г. Переселенные группы кольских саамов. Апатиты: Изд-во Кольского научного центра РАН, 2007.
Полина Савинова, жительница города Ревда Ловозерского района
Фото: Кира Голикова
Полина Савинова росла в саамском поселке Чальмны-Варрэ, саамские корни у неё по маме: дед был рыбаком и охотником, добывал пушнину и ездил продавать её в поселок Варзуга. Приход большевиков к власти не повредил семье, даже наоборот — если зажиточные хозяйства раскулачивали, то им дали дом. Во время постройки Серебрянской ГЭС семью переселили за 30 километров, в село Краснощелье: «Тогда же хотели строить электростанцию, и все наши поселки хотели затопить, и всех нас выселили оттуда. Но в итоге его не стали топить. Бабушка жила в Краснощелье, а летом вплавь добиралась до Чальмны-Варрэ. Без мотора — в лодку сядет на весла, всех собачек своих, кошечек посадит, и поплыла к себе на родину. У самой реки Поной был посёлок. У нас оставался там дядин дом, правда, сейчас молодежь там отдыхала, и подожгли».
«Я родилась в тундре — отец оленевод был. У меня даже место есть свое, где я родилась. Все оленеводы, пастухи ездят и называют это место. Но по-саамски я говорю только некоторые слова».
Воронинский погост находился на реке Воронье в Ловозерском районе, в 60 километрах от райцентра. Здесь был оленеводческий колхоз «Доброволец», но в 1960-х его затопили для постройки Серебрянской ГЭС, а людей переселили в Ловозеро. Старожилы рассказывают, что многие жители Вороньего буквально за несколько лет до затопления брали ссуды у государства на строительство домов, поэтому в Ловозере оказывались не только без жилья, но и в долгах.
Антонина Антонова ведёт факультативы по саамскому языку для детей школьного и дошкольного возраста
Фото: Кира Голикова
Антонина Антонова: «Мою семью переселяли в Ловозеро. Папа у меня родом с поселка Воронье, мама родилась в поселке Чудзьявр, а бабушка с Семиостровья. Это посёлки, которые уже закрыты, затоплены. Мы как-то были на месте затопленного поселка — там, естественно, ничего, просто вода.
Папа всю жизнь у меня занимался оленеводством. Мама, когда вышла за папу замуж, стала ездить чумработницей. А в тундре может быть и погода-непогода, и пурга, когда олени ложатся, и ты сидишь под санями — это же очень страшно. Когда ешь, когда не ешь, когда делишь небольшой кусочек хлеба, чтобы псу дать.
Когда я училась в школе, было стыдно как-то говорить, что ты саами. Саамская речь запрещалась в школе и садике. Но у нас дома язык никогда не угасал, поэтому мы все владеем и можем разговаривать.
Я ходила в школу в белых бурках — мама всегда старалась, чтобы у меня, как у младшей, были высокие белые бурки. Это сапожки на мягкой подошве, очень теплые. Меня всегда за них ругали. Воспитательница даже иногда оставляла дежурить, наливала несколько ведер воды на пол и заставляла мыть. Я приходила, мама плакала, но ремонтировала, я ходила в них дальше.
В садик меня только перед школой, наверное, отдавали. И то я с него благополучно убегала».
«Тундровского ребенка сложно удержать где-то. Я постоянно была с отцом, с мамой в тундре. Мне не надо было никакой ни пионерский, ни комсомольский лагерь. Только в школе начинают: „Юрьева, куда поедешь?“ — „С мамой в тундру“. Зато я была самая счастливая: они меня в мае месяце забирали, к сентябрю привозили сюда — и обратно на работу».
Кабинет в Северном национальном колледже, село Ловозеро
Фото: Кира Голикова
Мост через реку Вирма, село Ловозеро
Фото: Кира Голикова
Село Ловозеро
Фото: Кира Голикова
Жизнь саамов до сих пор тесно связана с оленеводством, хотя эта профессия уже не так популярна, как раньше. В советское время оленеводческие хозяйства существовали в виде колхозов и совхозов: базы оленеводов полностью снабжались запасами продуктов за счет государства. Без поддержки государства они приобрели вид сельскохозяйственных производственных кооперативов: оленеводы обеспечивают себя сами, продукцию от личных оленей приходится сбывать самостоятельно.
Магазин «Дикси» в селе Ловозеро, первый и единственный сетевой магазин в населённом пункте
Фото: Кира Голикова
Двор в селе Ловозеро
Фото: Кира Голикова
Пастухи имеют, в среднем, по 75–150 личных оленей в стаде и могут заработать на продаже животных, их мяса, шкур, рогов. В мае–июне проходит отел — период рождения оленят, после которого их клеймят и отпускают оленей на вольный выпас, а пастухи уходят в отпуск примерно до конца лета. С сентября по январь оленеводы уезжают в тундру: занимаются хозяйственными делами, готовятся к подсчету оленей в декабре (просчёту). После него происходит забой телят и быков, и пастухи переключаются на посменный график работы — двое–трое человек по две недели дежурят со стадом.
Домик возле временной стоянки оленьего стада, где ночуют пастухи
Фото: Кира Голикова
Обычно оленеводам помогали жены: стирали, шили и чинили одежду, готовили еду. Их работа по хозяйству никак не оплачивалась, хотя это был тяжелый физический труд, все делалось вручную. Многие семьи увозили детей на каникулы в тундру, и они тоже оказывались на попечении женщины.
В таком виде сушится внутренний олений жир, окружающий внутренние органы животного. Потом он топится на огне и употребляется в пищу.
Фото: Кира Голикова
В 1970–1980-е годы, когда с системы колхозов переходили на совхозы, в оленеводческих бригадах стало появляться всё больше одиноких мужчин: парни очень рано уезжали работать в тундру, не успев жениться — да и не каждая девушка хотела покидать Ловозеро. Чтобы кто-то помогал одиноким пастухам, была создана ставка чумработницы, то есть «работницы чума», которая жила бы на базе и брала на себя бытовые нужды оленеводов. Это могла быть как жена одного из сотрудников, так и просто женщина, которая устраивалась на работу на базу. Сегодня эта профессия тоже существует, она называется «хозяйка (хозяин) усадьбы». Получить образование можно в Северном национальном колледже в селе Ловозеро и посёлке Ревда, но профессия крайне непопулярна.
Зинаида Маркова, сотрудница отдела по культурно-массовой работе Ловозерского национального культурного центра: «Весь мой род, Юрьевская, Железняковская ветви — все занимались оленеводством. Я росла в тундре: мы всегда собирали ягоды, грибы, занимались рыбалкой. Отец у меня — оленевод. В бригаде, где он работал, в основном, все были саамы: и речь была, и традиции поддерживались».
Фото: Кира Голикова
Ольга Севастьянова, жительница города Ревда Ловозерского района: «Я чисто говорю на саамском, знаю язык как «Отче наш» — все детство было в тундре. В школу пошла — русский не знала; только матюги знала русские — я думала, это саамские слова».
Фото: Кира Голикова
Алла Васильева, мастер традиционного саамского рукоделия: «Я родилась в Воронье, два года там прожила, потом нас оттуда выселили. Поселок был саамским, говорили только на саамском языке. Даже когда в школу приезжали учителя, им приходилось изучать саамский язык, потому что они не могли преподавать — дети приходили без русского»
Фото: Кира Голикова
Серафима Терентьева, сотрудница отдела ремёсел Ловозерского национального культурного центра: «Я понимаю, что я тоже саами, хоть и не на сто процентов чистокровная: двадцать пять процентов есть, может быть. Но я все равно чувствую себя ближе к их культуре, саамской. Мне она нравится, и я в ней есть. Много кто в Ловозере у нас говорит: ну что ты, какая ты саамка. Я говорю: я же занимаюсь этой культурой, пытаюсь как-то продвигать. Почему я не могу считать себя саами, если у меня хоть что-то есть?»
Фото: Кира Голикова
Наталья Губанова, сотрудница Ловозерского национального культурного центра
Фото: Кира Голикова
Александр Совкин, житель села Ловозеро
Фото: Кира Голикова
Евгений Сапельников, сотрудник Ловозерского национального культурного центра
Фото: Кира Голикова
Валентина Кириллова работала диктором на Кольском саамском радио, занималась подготовкой материалов на саамском языке
Фото: Кира Голикова
Яков Яковлев работает в саамском танцевальном коллективе «Таввял Иннк» («Северная душа»)
Фото: Кира Голикова
Татьяна Кожевина, мастер традиционного саамского рукоделия, руководитель отдела ремесел Ловозерского национального культурного центра
Фото: Кира Голикова
Мария Николаевна Калмыкова, мастер традиционного саамского рукоделия
Фото: Кира Голикова
Саамское рукоделие делится на твёрдое и мягкое по типу материалов. Твёрдое — резьба по кости и рогу, изделия из дерева, мягкое — изделия из кожи, вышивка бисером, ткачество, шитье, вязание, плетение из корней. Раньше твёрдым рукоделием занимались только мужчины, но сегодня встречаются и мастера-женщины.
Саамы вышивают бисером геометрические орнаменты: звёзды, круги, кресты, треугольники, символы солнца, луны, полумесяца. Эти же фигуры появляются в родовых клеймах, которыми метили предметы домашней утвари и хозяйственного инвентаря, а также в официальных бумагах в качестве подписи, если человек был неграмотен.
Мозолевская А.Е., Мечкина Е.И. Саамские узоры. Мурманск: Милори, 2015.
Оленьи копыта, используемые в традиционном саамском рукоделии
Фото: Кира Голикова
Отрезы оленьих шкур, используемые в традиционном саамском рукоделии
Фото: Кира Голикова
Изнаночная сторона коврика из оленьих шкур
Фото: Кира Голикова
Кира Голикова