Очерк изменен и дополнен.
О Павле Воронове известно не так уж много. Сын костромского дворянина, из старинного рода, еще при татарских набегах, мичман морского императорского флота. Один из многочисленной когорты русских офицеров, моряков, без вести пропавших в волнах и вихрях переворотов, эмиграции, смуты, лихолетья октября семнадцатого.
В конце жизни он эмигрировал в Америку и умер там. Быть может, он писал мемуары, но они неизвестны широкому кругу лиц, затеряны, стёрлись. Безвестны в архивах. Его супруга, фрейлина, графиня Ольга Клейнмихель, напротив оставила воспоминания, дневник, но он тоже мало кому известен.
Боюсь написать – неинтересен. Из дневника этого видно, что Ольга Константиновна Воронова, до замужества – фрейлина двора, и её супруг входили в узкий круг лиц, приближенных к семье последнего императора Николая Второго. Из редких фотографий, найденных мною в интернете, можно понять, что Павел Алексеевич Воронов был большим приятелем с цесаревичем Алексеем Николаевичем, сопровождал на прогулках и Императора и Великих княжон, отвечал за списки призов и подарков на благотворительных базарах и за экипаж императорской яхты «Штандарт» - во время своих дежурств.
Некоторые историки, исследователи склонны видеть в Павле Николаевиче возлюбленного старшей великой княжны Ольги Николаевны Романовой.
Возлюбленного тайного, ибо старшая из Цесаревен, как и остальные, не смела нарушить долга, поставить обязанности перед державой ниже личного увлечения, порыва, мечты о счастье. Она писала о нем в своих дневниках тайным, ей одной понятным, шифром, и её искренняя сердечность в выборе эпитетов поражает: "счастье, солнце, сокровище". Она называла его только так, ласково, тепло, трогательно, но без упоминания полного имени.
Марина Земляниченко, крымский историк, исследователь дневников княжны и автор книг по истории архитектуры Крымского побережья, пишет: « Это была определенно начальная буква слова среднего рода, а не имени, потому что в дневнике встречаются только сочетания «мое С.», «любимое С.» Зная, как в дружной и любящей царской семье были естественны ласковые обращения к друг другу — «сокровище», «солнце», «счастье», — можно с уверенностью говорить о том, что избранник великой княжны был счастьем, озарившим неведомым ранее чувством глубокой и нежной любви ее довольно однообразную жизнь.»
По дневникам можно проследить, как увлечение быстро становится душевной потребностью все время видеть его, быть рядом с ним. Она отмечает каждый день, проведенный без него: «так гадко без моего С., ужасно», «без него пусто», «С. не видела и грустно». И бесконечно счастлива любой встрече с «милым», «дорогим», «золотым»…
Итак, Павел Алексеевич Воронов, 25-летний моряк, сын потомственного дворянина Костромской губернии.Окончил блестяще морской корпус, был призван на военную службу.
Чем привлек он особое внимание первой княжны российской империи? Чем выделялся он среди других своих сослуживцев по «Штандарту», столь же статных, с безупречной выправкой, изысканно светских офицеров?
В экипаже «Штандарта» мичман Воронов появился вскоре после прогремевшего на весь мир события — мессинского землетрясения.
15 декабря мощные подземные толчки сотрясли остров Сицилия. Его последствия были равнозначны взрыву атомной бомбы в Хиросиме: десятки тысяч людей оказались заживо погребенными под руинами Мессины и других сицилийских городов.
Первыми на помощь пострадавшим от разгула стихии пришли русские моряки с кораблей «Слава», «Цесаревич» и «Адмирал Макаров», которые находились в Средиземном море в учебном плавании с гардемаринами Морского корпуса на борту. Среди них был и гардемарин Павел Воронов. Вместе со всеми он вытаскивал из-под завалов раненых, переносил их в лазареты, отбивал налеты мародеров.
"Десант в преисподнюю". Так это назвали тогда. И это было именно так. Моряки вступали в горящий, рушащийся город. Итальянские газеты писали в те дни о Мессине: « Повсюду на развалинах сидели полуголые люди, которые руками рыли землю, пытаясь извлечь из под обломков родных и близких. Другие, с обезумевшими глазами, бродили среди руин в поисках пищи и воды. В порванных ночных строчках, едва прикрывавших тела, мокрые, грязные и босые, со свечными огарками в руках, они как будто изображали картину Судного дня»
Не было ни малейшей уверенности в том, что страшные толчки не повторятся вновь, и тогда гигантская волна могла сорвать стоявшие на якорях корабли и швырнуть их на берег. Рисковали все — от адмирала до последнего матроса. Мало того, что надо было разбирать руины, перевязывать раненых, успокаивать обезумевших от горя и страданий людей, приходилось порой отстреливаться от банд мародеров, грабивших полуразрушенный банк, магазины…
«Отнимая денежный шкаф сицилийского банка у бандитов, — свидетельствовали итальянские репортеры, — русские матросы вынуждены были выдержать борьбу с кучкой грабителей, в три раза превосходивших их по численности. При этом шестеро моряков были ранены». В одном из писем русского офицера моряка родным о пострадавших в городе и окрестностях можно прочесть такие строки:
«Боже мой, каких только раненных они нам не приносили: без рук, без ног, голова в крови, кости переломаны. Наши же все ухаживали за раненными, как за близкими родственниками.»
Король Италии Виктор Эммануил III послал русскому императору благодарственную телеграмму от имени всего итальянского народа: «В моей глубокой скорби спешу самым сердечным образом благодарить Тебя и Государыню за Ваше искреннее участие в горе, столь тяжело постигшем Италию. Несчастные потерпевшие никогда не забудут деятельную и великодушную помощь, оказанную Твоими славными моряками».
Мессина — великая гуманитарная победа российского флота. Еще свежа была горечь Цусимы, но мужество моряков средиземноморского отряда вернуло Андреевскому флагу утраченную доблесть. Выпуск Морского корпуса 1908 года был назван «мессинским».
В царской семье живо обсуждали мессинскую трагедию и не раз расспрашивали о ней не просто очевидца, а одного из героев этих событий, мичмана Воронова, волею морских судеб зачисленного в экипаж царской яхты.
Ольга представляла себе землетрясение по картине Брюллова «Последний день Помпеи». Тем значительнее казалось ей все, что пережил и совершил в Мессине отважный юноша. Возможно, именно с той поры и запал в ее сердце высокий молодой офицер, рассказывавший о страшных событиях с подкупающей простотой и скромностью. Он нравился всем — Николай II охотно выбирал его в партнеры по лаун-теннису, а старшие дочери — в кавалеры на танцах и в спутники на горных прогулках. Цесаревич Алексей, болезненный от природы, устав в пути, с удовольствием перебирался к нему на руки. Мало-помалу мичман, а с 1913 года - лейтенант Воронов сделался непременным участником едва ли не всех семейных событий в Ливадийском дворце.
Воспитанные в спартанском духе царские дочери были начисто лишены высокомерия и жеманности.
Они охотно общались с молодыми офицерами, в меру флиртовали и даже дурачились со своими подданными — играли в прятки, жмурки, пекли в костре картошку, могли валяться на сене… Но была грань, за которую никто из приближенных никогда не переступал. Ольга же сама подступила к ней слишком близко. Домочадцы и придворные не могли не заметить, что на балу, устроенном на «Штандарте» в день восемнадцатилетия великой княжны, она чаще всего и охотнее всего танцевала с мичманом Вороновым. И на яхте знали — раз Воронов наводит бинокль в сторону Ливадийского дворца, то значит, где-то на берегу мелькает белое платье старшей цесаревны.
О бале и изысканном вечере в честь дня рождения Ольги Николаевны вспоминали многие, но только Ольга Клейнмихель говорила о нем с пронзительной нежностью, описывая в мемуарах роскошь ароматов крымской ночи, шум волны у побережья.. Именно на этом балу юная графиня Клейнмихель познакомилась со своим будущим мужем, Павлом Вороновым. Случайно? Намеренно? Никто не мог бы сказать определённо.
Вот разысканные мною и Татьяной Даниловой отрывки из дневника Ольги Николаевны:
- 15 июня 1913 года появляется запись в дневнике :
" ... Сначала я читала, а после 4 Павл. Ал. на вахте, и как же я могла сидеть спокойно, конечно говорила с ним..." - И вот уже :
" 9.08
Такая радость быть снова на дорогой яхте и всех видеть. … Помогали мы 2 Солнышку журнал писать после 4 часов, и до обеда с ним на палубе сидела – так мне с ним хорошо с милым. Большой обед. Все сперва у телеграфной рубки сидели с С и т.д., а вокруг всей эскадры на катере прошли. Были иллюминации. Мне скучно, с С быть хотела, так давно его не видела."
Татьяна Данилова, исследовательница архива великой княжны Ольги пишет по этому поводу:
"Насколько сильным было чувство Ольги к Воронову , трудно судить.
Ольга была достаточно влюбчивая . Саблина долго любила , по крайней мере не меньше двух лет , Шведов тоже был ей очень дорог.
Воронов -это сильная вспышка , но любовь началась только в июле 1913 года. А осенью в Ялте ,уже в сентябре, Воронова постоянно видят в обществе Ольги Клейнмихель.
Не думаю , что Воронову родители Ольги Николаевны " намекнули " жениться на Ольге Клейнмихель. Не похоже.
Любил ли Воронов Ольгу Николаевну , тоже не знаю.
Во всяком случае , дневник Ольги всю ту осень 1913 очень печальный. Воронов явно старается её избегать. Ольга об этом пишет в дневнике , что она не понимает , что происходит и это её очень угнетает.
И Воронов выглядит явно каким-то растерянным .
Трудно судить какие чувства были у Воронова к Ольге Николаевне.
С её стороны чувство было сильным , хоть и началось совсем недавно.
Конечно , Ольга все следующие годы болезненно относилась к встречам с Вороновым и его женой."
(Т. Данилова из письма автору.)
Свадьбу назначили на 7 февраля 1914 года. На обручальных кольцах были выгравированы имена Павла и Ольги.
Но увы, не Ольги Николаевны, а Ольги Константиновны Клейнмихель…
Есть ли более жестокое испытание для души восемнадцатилетней девушки, чем присутствовать на свадьбе своего возлюбленного? Но именно это пришлось пережить княжне - цесаревне Ольге. Семья Романовых присутствовала на бракосочетании лейтенанта Воронова и графини Ольги Клейнмихель. Императрица была посаженной матерью. Император тоже был на венчании в качестве гостя со стороны невесты.
И Великую княжна Ольгу тоже осторожно и настойчиво сватали. За румынского принца Кароля. Был пышный прием, дипломатический визит румынского королевского семейства в Россию. Но Ольге принц не понравился. Она решила "остаться русской." Об этом твёрдо заявила своему наставнику Пьеру Жильяру и отцу.
Графиня Ольга Клейнмихель, кстати, писала в своих мемуарах об Ольге Николаевне. и ее сестрах: " Все четыре девочки были в высшей степени русскими, и их мучила сама мысль о том, чтобы выйти замуж за пределы страны. Каждый раз, когда поднимался вопрос о браке с членом зарубежного королевского дома, Ольга умоляла родителей всерьез не думать об этом, так как она хочет остаться в России. Все они обожали своих родителей, и каждый раз, когда я их видела, я снова чувствовала себя в счастливой, дружной, очень русской, семье. "
***
Августейшие родители, несмотря на всю политическую выгоду "румынского брака", подумали и никак не стали неволить старшую дочь. Александра Федоровна рассудила мудро: «Дело Государя решить, считает ли он тот или иной брак подходящим для своих дочерей или нет, но дальше этого власть родителей не должна идти».
А ведь судьба давала Ольге реальный шанс избежать казни в Екатеринбурге. Румынский трон не дрогнул в 1917 году… Она отбросила этот шанс. Она продолжает любить Воронова! В ее дневниках по-прежнему слово «счастье» соотносится только с именем Павла: «С. видела! Благодарю Господа!.. Спаси его, Господи!»
И Господь не раз спасал отважного офицера. Спас от вражеских пуль во время Великой войны. Спас от унизительной казни с отрезанием носа, которой подверглись в дни революционного разгула некоторые офицеры «Штандарта». Спас от кровавых «вахрамеевских ночей» в Севастополе, которые учинялись в декабре 17-го и феврале 18-го.
Мессинское землетрясение повторилось в России, охваченной Гражданской войной, в евразийском масштабе. Образы брюлловского полотна осуществились наяву. Павлу Воронову наверняка пригодилась "мессинская" закалка. Он с честью выжил.
В годы Гражданской войны выполнял опасные поручения штаба Добровольческой армии. А когда военное поражение белых стало очевидным, отбыл из Новороссийска в 1920 году на английском крейсере «Ганновер» в Стамбул. Вместе с ним была жена — Ольга Константиновна.
Знал ли он, какая участь постигла его юную возлюбленную? Конечно, слухи об убийстве царской семьи разошлись и по белому стану. Но это были слухи, и Воронов не хотел верить в худшее.
Всего лишь трех лет не хватило до того времени, когда они могли связать свои судьбы навсегда: в марте 1917 года великая княжна Ольга перестала быть титулованной особой и стала простой гражданкой России, Ольгой Романовой.
Если положить на одну чашу весов все добрые деяния цесаревны,а на другую — ее прегрешения, то первая чаша не приподнимется ни на йоту.
Нет на ней ни одного смертного греха, всю свою недолгую жизнь она спешила делать добро: собирала пожертвования для больных туберкулезом, хранила целомудрие, все три года войны выхаживала раненых в царскосельском госпитале, молилась Богу и… приняла мученическую смерть в 22 года. Одна на ней вина была — царская дочь…
***
В августе 2000 года Русская православная церковь причислила Ольгу Романову, в числе всей семьи Царственных страстотерпцев, к лику святых.
Кстати, Ольгу Романову прочили в престолонаследницы, когда ее отец заболел брюшным тифом в Ливадии — в 1900 году. Мало кто верил в выздоровление Николая II, и потому в обход законов о престолонаследии, утвержденных Павлом I, поговаривали, что именно Ольга, как старшая из дочерей (наследника Алексея еще не было) должна занять место отца на троне.
Судьба играла с Ольгой в дьявольские кошки-мышки — то сулила российский престол, то румынский, и, в конце концов, привела в темный подвал дома Ипатьева.
Об эмигрантской судьбе Павла Воронова известно немного. Из Турции перебрался в Америку, где дожил до седых волос и скончался в 1964 году в возрасте 78 лет. Погребен на кладбище Свято-Троицкого монастыря в городке Джорданвилль, что в штате Нью-Йорк.
Ольга Николаевна спасла своего возлюбленного от забвения. Кто знал бы его, кто помнил сейчас лейтенанта Павла Воронова, если бы не святое чувство Ольги, осенившее его на заре юности? Со своей женой он прожил долго и дружно почти пятьдесят лет. Потомки Павла Воронова и Ольги Клейнмихель до сих пор живут в Америке и с честью сохраняют семейные архивы и предания.
***
На могиле Павла Воронова стоит икона с ликом мученицы Великой княжны российской Ольги. Они, быть может, и встретились, как говорили в старину, по ту сторону жизни? Для истинного чувства нет ни времени, ни границ.Даже если это были чувства только с одной стороны.
____________________
* Материалы очерка частично использованы Н. Черкашиным в его авторских эссе.
**Автор приносит благодарность Татьяне Даниловой за помощь в сборе материалов и фото.
