Нам было хорошо вдвоем.
Не разлей вода.
Я была его единственным другом. После школы сразу к ним бежала.
Поделиться, рассказать.
Лев размышлял, как взрослый, состоявшийся, поживший человек.
Правильно говорил. Грамотно.
Тихо и спокойно. Настоящий еврейский мальчик.
Послушный и уважительный.
Конечно, рядом с ним, я была, как дитя диких джунглей. Маугли.
Который только-только с пальмы спустился.
Не потому, что я была из семьи маргиналов или еще каких то там асоциальных слоев! Нет!
Но он своей рассудительностью обуздывал мой буйный темперамент. Умиротворял.
Направлял в правильное русло.
Откуда в нем такое было...? Мы же ровесники…
Именно этот мальчишка стал для меня образчиком практически всех критериев отбора достойного собеседника.
Впоследствии, я, невольно, всех сравнивала именно с ним.
Выходила из отношений, если они не соответствовали.
Хотя у меня периодически, как у влюбчивой и увлекающейся натуры, спонтанно, появлялись и исчезали другие авторитеты и ориентиры, гуру и учителя.
Благодаря ему, я не люблю, просто всеми фибрами души ненавижу, нытиков и эгоистов.
С трудом терплю их присутствие. Тухлые жалобы и претензии к жизни. Желание брать, брать, брать.... Ничего не давая взамен.
Но Козловский – друг-друг. Я и сейчас так утверждаю.
И всегда буду утверждать.
Один. На всю жизнь. Верный.
Никакой эротики в отношениях у нас не было. Совсем.
Не помню ни одного неоднозначного, двусмысленного момента.
Козловский умер….
Летом. Через месяц после выпускных экзаменов.
От лейкемии. Все усилия по лечению оказались напрасными.
Огромные, лучше сказать, гигантские, усилия большой, еврейской семьи.
Мы с сестрой были на каникулах. На море. Купались и загорали.
Танцевали на дискотеках и легко влюблялись.
Юность требовала-жаждала веселья, новых приключений и ярких впечатлений.
И, ничего-ничего, совсем ничего не знали.
А когда вернулись, мне, очень осторожно, сообщили об этой горестной утрате…
Со мной случилась истерика.
Бабская, ужасная. Дикая.
Ни до, ни после, со мной такого приступа не было.
Горе-горькое с головой накрыло. Как черным, душным ватным одеялом.
Дышать сразу стало невозможно.
Его мама утешала меня. Гладила по волосам, по спине.
Говорила: «Тихо, девочка, тихо! Не надо… Лёва бы не одобрил. Он тебя очень любил. Ждал возвращения. До последнего вспоминал. Книги просил тебе передать. Возьми всё, что захочешь».
Как то сразу, близко и отчетливо, увидела, как много седины в её темных, от природы, волосах. Как много морщин...
Какая она худенькая и маленькая.
Такая потеря никого не украсит...
Просидела, до темноты, на полу в его комнате.
Тупо уставившись в одну точку.
Словно забытая кукла. Даже двигаться не хотелось.
В этой комнате мы провели с ним столько времени. Целое детство.
Потом перебирала Лёвины книги, рассматривала вещи.
Другими глазами. Совершенно.
Одна.
Как жить мне теперь?! От меня лучший друг ушел... И детство...
Одновременно...
Деликатные родители меня не беспокоили. Дали возможность попрощаться с другом.
Беда резко состарила этих двух сильных людей. Подкосила.
В детстве они казались мне огромными великанами, а сейчас это были раздавленные утратой старики с поникшими, узкими плечами.
Молчаливые и печальные.
Наверное, это я вытянулась за лето.... Подросла.
В гробу не видела. На похоронах не присутствовала.
Отвели на его могилу.
Мраморная плита и медальон-фотография.
Старая, еще до сложного лечения и его последствий.
Умный взгляд. Спокойная улыбка. Естественность.
Хорошую фотографию выбрали.
Из тех, что мы с ним, вдвоём, снимали, дурачились.
Лев Борисович Козловский.
Годы жизни... Неполных пятнадцать лет...
Надо же... Как взрослому...
Венки с траурными лентами. Банки с живыми цветами.
Комья глины и обрубленные корни деревьев.
Мрачное небо. Низкие тучи. Промозгло и зябко.
На календаре конец лета, август, но на Крайнем Севере это уже поздняя осень.
Чужая им всем земля. Вязкие болота.
Свежая могила.
Обреченность. Пустота. Безысходность.
Щемящая душу, глухая боль.
Ну и что. Это совершенно ничего не значит, - упрямо решила я.
Факт его смерти не признала.
Категорично. Это не про него.
Потому, всё еще считаю его живым.
Просто мы сейчас далеко друг от друга.
В разных мирах.
Но я же могу задать ему вопрос. И он услышит.
И ответит.
Даст разумный, развернутый ответ. По плану. Обязательно.
P. S. Спасибо, тебе, милый мальчик, Лев Козловский, за то, что ты был в моей жизни!
Ты - мое детство... Никто другой!
Ты показал мне пример стойкости. Настоящей.
Борьбы за жизнь и преодоления боли.
Достоинства. Чуткости. Человечности и прощения.
Иногда я размышляю, каким бы оно было, если бы не эти замечательные люди рядом?!
Допускаю, что, имея больного ребенка, зная некую печальную правду об отведённом ему, скорее всего, недолгом, сроке жизни... несчастные родители, чем могли, скрашивали ему жизнь, развивали и радовали...
Заодно и меня... Невозможно же радоваться новой игрушке одному...
Или, прочитать новую, увлекательную книгу, и не иметь возможности с кем либо обсудить захватывающий сюжет.
Обязательно нужен сверстник, ровесник. Живой и тёплый.
Озорной и подвижный.
С кем можно поделиться впечатлениями.
С которым у тебя общие интересы.
Возможно, даже, дорогими и щедрыми подарками, развлечениями и игрушками, покупали дружбу и детское внимание здорового полноценного, жизнерадостного ребёнка...
Озорного, со всеми его детскими интересами, кругом общения, переживаниями, активными играми.
Чтобы единственный сын не сидел печально и одиноко, запертый коварной болезнью, в комнате.
Не грустил, усугубляя состояние...
Но я была бескорыстна, честна и искренна в своей дружбе.
И детской, и подростковой.
Мне совершенно нечего было предложить взамен, кроме нежной привязанности...
Нам было просто интересно и хорошо вдвоём...
Надеюсь, что, он тоже запомнил меня, как доброго, отзывчивого и понимающего друга...
У него я точно была единственная...
Любите друг друга! Берегите себя!
Спасибо за лайки! За поддержку! За комментарии!
Подписывайтесь на мой канал! Давайте вместе обсуждать интересующие нас темы!