И вот предстояло самое важное: как же наука объясняет известное всем нам явление — плохую видимость в темноте, и в какой мере мы можем полагаться на наше зрение в смысле достоверности виденного в таких условиях?
Я горел от нетерпения скорей прочитать рекомендованную мне книгу, хотя знал, что для меня она будет тяжела. Но выхода не было. Отложив все домашние дела, в один из дней, после работы, я направился в Библиотеку имени Ленина.
Нечасто я бывал там. Но всякий раз, когда я приходил, мною овладевало какое-то странное чувство робости. Возможно, оттого, что я слишком мал перед этой громадой человеческих знаний. Или попросту слаб, чтобы постичь хотя бы капельку того, что там хранится, не имею силы воли, чтобы обречь себя на тот труд, какой для этого нужен. А может быть, все, вместе взятое, заставляло меня робеть как перед чем-то непостижимо святым. А в этот раз и тем более...
В каталоге библиотеки я нашел эту книгу, а через час уже держал в руках. Книга толстая, тяжелая, в добротном переплете, с глубоким тиснением на лицевой стороне: «С. В. Кравков. Глаз и его работа».
На титульном листе указано, что покойный профессор является членом-корреспондентом Академии наук СССР, членом Академии медицинских наук, ему присвоено почетное звание заслуженного деятеля науки. Книга издана Академией наук, под редакцией академика Вавилова и удостоена премии имени Авербаха. Я с радостью вцепился в эту книгу, возлагая на эти добрые имена уже потерянную надежду.
Устроился в общем читальном зале и начал читать: масса специальных терминов из области медицины, физики, оптики, формулы, схемы, графики. Да, это правда — без специальной подготовки очень трудно понять. Но бросать не хотелось: ведь это было то последнее, на что я мог рассчитывать.
Читаю второй вечер, третий, четвертый. А в выходной день с утра. Начинаю прозревать, и настроение поднимается. Так прошла неделя вторая, третья. С каждым днем все уверенней шагал я вверх по широкой мраморной лестнице в читальный зал и все удовлетворенней возвращался домой в свой пригород в первом часу ночи. За ужином, делился с женой своими успехами.
И вот узнаю удивительные вещи: оказывается, наш глаз вмещает в себя два различных аппарата зрения, один из которых работает днем, а второй ночью. Вот так штука! И тут я вдруг вспомнил — что-то подобное читали нам в институте. Сколько я мучился, обивал пороги, не зная, куда кинуться, а нас, оказывается, учили этой премудрости. Ну не обидно ли!
Но для чего же нам два аппарата зрения? Почему мы не можем обойтись одним? Если верить ученым, такая необходимость действительно есть. Связано это, по всей видимости, с делением суток на световые периоды — день и ночь.
Так, наверно, и глаз приспособился. Днем работает его центральная часть и дает нам возможность все как есть в природе — цвет, форму, размер. Но с наступлением темноты аппарат дневного зрения выключается как бы на подзарядку, и тогда вступает в работу аппарат ночного зрения. Но как он работает, из книги было не совсем для меня ясно. И самое главное: я не смог найти точной характеристики ночного зрения. А мне хотелось побольше узнать о нем.
Решил порыться в другом месте. Принес целую стопку книг и журналов, написанных учеными по этому вопросу в разное время. Стал просматривать: не то, не то, не то. Открыл журнал «Советский вестник офтальмологии» за 1935 год. И в нем-то я нашел что искал. В статье одного научного работника был описан интересный эксперимент, проделанный с большой группой лиц в полевых условиях на опознание предметов в темноте. Эксперименту подверглись пятьдесят человек примерно такого же возраста, как свидетель по делу Телепина. И тут же дана характеристика ночного зрения человека.
Но не устарела ли эта статья, написанная в 1935 году? Заглянул в конец книги профессора Кравкова «Глаз и его работа» — там помещен огромный список научной литературы, которой пользовался профессор. Статья из «Вестника» значится в этом списке. А книга издана в 1952 году, и надо полагать, что материал не устарел.
Вот как видит нормально зрячий человек предметы в темноте:
«Полное обесцвечивание всех цветов, отсутствие контраста между предметом и фоном, расплывчатость очертаний предметов и тому подобное».
Вот оно что! Получается, что в темноте мы не различаем цветов? Недаром говорится, что ночью все кошки серые. Мудрость народная опередила науку. И контрасты отсутствуют, и очертания предметов расплываются.
Да это же находка, ценнейшая для меня находка!
Отодвинул в сторону все журналы и снова взялся за книгу профессора Кравкова. И тут уж, как говорится, повезет так повезет. Нападаю на исключительно важное для меня место. Ученый дает определение, что значит видеть предметы вообще. Читаю раз, перечитываю второй. Вот оно, наконец-то!
Только не надо спешить, надо как следует разобраться, с какого конца лучше ухватиться, какой стороной кинуть на зуб, чтобы раскусить этот крепкий орешек.
Полностью переписал. «Чтобы видать предметы,— говорит ученый,— это значит видеть их форму, их размеры. Чтобы видеть форму, нужно достаточно четко различать очертания предмета, его границы. Если, например, перед нами пила, но зубьев ее мы не различаем, мы не видим и ее формы. Чтобы отчетливо видеть контуры, глаз должен реагировать на малейшую разницу в раздражении, объективно имеющемся в поле зрения. Лишь при этом условии малейший выступ, малейшая выемка или перерыв в очертании будут заметны. Эта способность глаза и есть то, что называется остротой зрения. Острота зрения характеризуется обычно тем минимальным промежутком между двумя объектами, которые мы в состоянии видеть. Чтобы видать две точки раздельно, нужно чтобы между их изображениями на сетчатке оставалось некоторое пространство, возбуждение которого вызывает ощущение иное, чем те места, на которые падает изображение этих точек...»
Насколько я понял из этого, вторым раздражителем на наш глаз является то, что находится позади наблюдаемого предмета — так называемый фон, имеющий какой-то иной цвет или контраст.