Проводник встал из-за стола, поклонился образам, затем хозяевам, поблагодарил за трапезу и подался к выходу. Анна, достав из сумочки деньги, рассчиталась с ним, и все вышли на крыльцо. Солнце по московским меркам было уверенно весеннее. С крыши текло, на ветках чирикали воробьи. Напротив дома, через долину, покатая гора вершиной упиралась прямо в облако.
«Какая идиллия! Неужели за все перенесенные страдания я вознаграждена такой необыкновенной красотой и новыми ощущениями блаженства? А ведь, действительно, Господь поступает мудро. Нельзя оценить солнце, не познав тьмы!» – думала москвичка.
Санная повозка поехала, позванивая колокольчиком, и вскоре наступила светлая тишина. Остались только хрустальный перезвон капели, воробьиный гомон да кудахтанье кур…
«Как мы живем? К чему эта бессмысленная гонка за сомнительными ценностями? Ради чего? Есть над чем подумать», – Анна незаметно смахнула непрошенную слезу.
– Аннушка, чего на ужин желаете? – поинтересовалась баба Маричка.
– Что вы будете, то и я.
– Тогда, Василь, слазь на чердак и собери чего для грибной юшки.
– Может, чуть позже? Голова что-то немного кружится, – отнекивался дед.
– А хотите, я слажу? Чай, моложе буду, – предложила гостья.
– И то правда, – согласилась хозяйка.
Проинструктировав, что взять и где это хранится, бабка вручила Анне лукошко. Переступив порог чердака, она очутилась в каком-то сказочном мире, где пахло самым настоящим летом.
Откуда-то с высоты свисали длинные гирлянды грибов. Анна зачем-то куснула один. Гриб с легким хрустом обломился, но вскоре разбух и стал мягким, как желе. Отступив на шаг в сторону, гостья увидела пузатенькие холщевые мешочки. Не удержалась и пощупала, чтобы определить, что в них. Судя по твердым кругляшкам и исходящему аромату – ягоды: черника, земляника, малина, шиповник. На отдельной веревочке были развешены гроздья калины. Анна дошла до дымохода. Обернутые в холстину на крючьях висели окорока, вяленое мясо, колбасы и даже форель. На деревянных полках покоились копченые сыры.
Сложив в корзинку продукты, Анна спустилась вниз. Оставив лукошко у порога, присела на завалинке рядом со стариками. Дед посмотрел на нее, видимо, оценивая как слушателя, затем прикурил сигарету, пыхнул несколько раз и вычистил мундштук.
– Ой, доню, сколько здесь всего во время войны было! К нам сам генерал Ковпак приходил. Так мы ему быка своего отдали. Бойцам на пропитание. Да! – начал свой рассказ дед. – Он тогда моему батьке расписочку на бычка выдал.
Генерал написал, что Попович Иван помогал партизанам. А подписи, свою и комиссара, печаткой скрепил. Вот после войны нас и не тронули. Здесь жить оставили. После смерти Сталина Ковпак к нам опять приехал. Погостить, могилы боевых друзей-товарищей проведать. Так батька и я проводниками были. А когда собрались перед отъездом за столом, батька ему расписочку и вернул. Генерал поглядел на нее и сильно на отца осерчал, чего, говорит, до последнего молчание хранил? Поднялся из-за стола и велел батьке с ним в район ехать. Там моему родителю персональную пенсию выхлопотал. И по расписке, как компенсацию, двух бычков выделили. Вот какой командир был! Все обещания выполнял. Не брехло, как нынче…