По правде сказать, тогда я не придал значения этому совету, обращаться к такому ученому было страшновато. И не окажись я в один из майских дней в районе Ленинского проспекта, я вряд ли воспользовался бы советом Даурова. Но проезжая в троллейбусе, я увидел в некотором отдалении особняк Президиума Академии наук. Немедленно сошел с троллейбуса и направился к особняку. В секретариате обратился к одной из сотрудниц:
— Как попасть на прием к члену-корреспонденту Кравкову?
Она заглянула в небольшую книжицу и с удивлением посмотрела на меня.
— К сожалению,— ответила она,— профессора Кравкова вы не сможете увидеть... Он скончался в пятьдесят первом году.
Мне не везло. Я спросил, где он работал, и мне назвали Научно исследовательский институт глазных болезней имени Гельмгольца, где покойный профессор руководил лабораторией.
Смутно я догадывался, что эта лаборатория и есть то учреждение, в котором я смогу получить ответ на мой вопрос. Но как идти к ним с таким деликатным делом? Мысль эта приводила меня в уныние. Я сразу же представил себе, какое вызову у них недоумение: почему, мол, к нам?
Упаси нас бог от этого! Затем станут думать, как этого требует порядок: что ты за человек, внушаешь ли доверие, не проходимец ли какой? А зачем... Кто же знает, что будет затем?
И все же я решил съездить в этот институт.
На этот раз судьба, наверно, сжалилась надо мной: я попал на прием к очень отзывчивому человеку, главному врачу института, и рассказал о своей «болезни».
— Что ж, в принципе подход верный,— сказал он просто, по-деловому.
Еще сравнительно молодой, сухощавый, с острым смелым взглядом, он прямо-таки обласкал меня своими словами. Бывает же в человеке такой талант человечности.
— Если мы сможем помочь установлению истины, мы это сделаем с удовольствием.
И рассказал мне, как несколько лет назад ему пришлось выступать экспертом в суде в городе Владивостоке по делу капитана судна, сделавшего крупную аварию. Перед экспертом был поставлен вопрос: «Мог ли капитан не видеть предупредительный сигнал в темноте?»
И я с радостью почувствовал, что наконец-то попал туда, куда мне было необходимо попасть.
Главный врач повел меня на второй этаж, в лабораторию физиологической оптики, поручив одной из научных сотрудниц заняться со мной. Я рассказал, зачем пришел. Но женщина настороженно глянула на меня и даже как бы плотнее уселась на своем стуле: мой визит был ей явно не по душе.
— А чем же я могу помочь вам? — спросила она.
— Опровергнуть показания свидетеля, они ложны. С тех пор про шло уже семь лет, и я не представляю, как это теперь сделать.
— И я не представляю,— ответила она.— Мы работаем в области зрения, а доказывать, ложь или не ложь, не наше дело. Есть Институт судебной медицины, им такие вопросы ближе, обратитесь туда, если вы считаете себя вправе оспорить какой-то факт. А мы если и даем, какие-то заключения, то не иначе как по официальным запросам соответствующих учреждений.
Мне показалось, что она опешит выпроводить меня вон, думаю, опять ниточка оборвется. И я прямо-таки взмолился:
— Доктор! Я пришел к вам за советом как к человеку, как к ученой. Этот парень мне такой же чужой, как и вам. Я никогда его не видел, а два месяца назад даже не подозревал о его существовании. Это глубоко несчастный человек. В детстве лишился родителей, а не успев встать на ноги, попал в тюрьму на восемь лет. В колонии ему еще пять прибавили. А на самом деле он невиновен. Поверьте мне, доктор! Не стал бы я помогать злодею. Вы только представьте себе — еще Шесть лет!..
— Ну Хорошо,— ответила она, несколько смутившись.—Все это, возможно, и так. Но какой же совет хотите вы получить от меня? У вас даже вопрос-то как следует не сформулирован.
— Вопрос сформулирован, только выслушайте, пожалуйста.
И я изложил ей мой вопрос так, как мы с женой его составили.
Женщина опустила глаза и, немного подумав, сказала:
— Боюсь огорчить вас. Ваш вопрос носит настолько общий характер, что дать на него определённый ответ вряд ли возможно. И вот почему. В основе каждого научного исследования лежит конкретный факт или явление. В данном случае, как мне представляется, речь идет о физиологической способности субъекта к восприятию в сумерках окружающего мира. Но тут появляется масса неизвестных: во-первых, кто этот субъект—его возраст, его способность к темновой адаптации, характеризующей остроту ночного зрения; во-вторых, нам ничего не известно об освещении местности: было ли при этом искусственное освещение и какое, светила ли луна и тому подобное.,
Я объяснил, что, согласно показаниям свидетелей, ночь была безлунной и темной.
— Это субъективные данные,—возразила она,— они подлежат проверке. Но дело даже не в том. Если бы такие данные и были, то все равно наша наука не может полностью ответить на ваш вопрос. Способность человека видеть, изучением чего занимаемся мы, это лишь часть проблемы, ее начальный этап. Понятия «видеть» и «опознавать»— разные вещи, и дистанция между ними огромная. Вы, чувствуется, совершенно не подготовлены ко всему этому.
Я, конечно, согласился, что для меня это все ново.
— Так вот, уважаемый, коль вы пришли за советом, могу сказать только одно: не надейтесь ни на кого. Постарайтесь хотя бы по-верхностно, в той мере, в какой это касается вашего дела, ознакомиться с данными науки о зрении. И тогда вам многое станет ясно.
И она порекомендовала мне прочесть книгу покойного профессора Кравкова «Глаз и его работа».
— Это капитальный труд,— сказала она.— Для вас он, пожалуй, будет тяжел, поскольку вы не медик. Но при желании разберетесь. Обратите особое внимание на характеристику ночного и дневного зрения человека, на количество и качество получаемой нами информации при восприятии окружающего нас мира днем и ночью. Поройтесь в каталоге Ленинской библиотеки, и уверяю вас — вы там найдете для себя много полезного. Это будет самое правильное.— Она встала и протянула мне руку.— Дело это, чувствуется, интересное, тем более что вы свою защиту хотите строить на данных нашей науки. И мы будем очень благодарны, если вы не посчитаете за труд сообщить нам о результате ваших стараний.
Я поблагодарил ее и ушел. Консультация была очень полезной. Наконец-то я напал на верный след. То, что эта женщина посоветовала мне самому познакомиться с научной литературой, очень ободрило меня. Зачем бы ей советовать мне копаться в книгах, если бы в них не было ничего для меня полезного, подумал я.
Потерпи, Костя, потерпи, голубчик...