Александр Голованов в своих воспоминаниях пишет о многих полководцах, с которыми ему доводилось работать, но на фигуре Константина Константиновича он останавливается особо. Самые интересные моменты из книги, характеризующие личность Рокоссовского, а также его отношения со Сталиным, приведу в этой статье.
Впервые будущие маршалы познакомились в ноябре 1942г, во время боев за Сталинград, и Рокоссовский сразу произвел на Голованова очень хорошее впечатление.
«…Впервые мне довелось встретиться и познакомиться здесь, на Юго-Западном фронте, с Константином Константиновичем. Естественно, он привлек мое внимание. Это был высокий, стройный, подтянутый мужчина с приветливым и спокойным лицом. В ходе разговора он никого не перебивал, отвечал на вопросы коротко, со знанием дела, ясно. Говорил Рокоссовский с еле заметным польским акцентом. Держался просто, но не было и намека на вольность в позе, этим он как-то выделялся среди остальных. Чувствовалось, что присутствие старших по должности держало его в определенных рамках, к чему он привык за свою долголетнюю службу в армии; все это было у него не подчеркнуто, а естественно, как знак уважения к старшим… В нем сочетались, с одной стороны, твердость в высказываемых соображениях и тактичность их изложения, а с другой — высокая дисциплинированность, что может быть присуще лишь человеку большой культуры.
…Непосредственно общаясь с ним во время проведения операции [по ликвидации окруженной группировки фашистов под Сталинградом], я всегда видел перед собой уравновешенного, с глубокими военными познаниями человека, доступного для любого, кто с ним работал. Вежливость и тактичное обращение были его характерными чертами, а личная скромность в быту дополняла его облик».
До войны Рокоссовский более двух лет провел в заключении по ложному обвинению. Голованов пишет об этом:
«Несмотря на то, что Константин Константинович был до войны репрессирован и провел немалое время в заключении, он не потерял ни веры в партию, членом которой состоял, ни веры в руководство страны, и остался столь же деятелен и энергичен, каким он был всегда. Годы заключения не сломили, а закалили его».
Голованов достаточно подробно перечисляет военные заслуги Рокоссовского. Повторять их не буду, они хорошо известны. Остановлюсь только на любопытном эпизоде со взятием Сухиничей в 1941 году. Вот что пишет автор о Рокоссовском:
«Сколь велика была его известность у противника, можно судить по следующему эпизоду. У командующего 10-й армией генерала Ф. И. Голикова не ладились дела под Сухиничами, которыми он никак не мог овладеть. Был направлен туда Рокоссовский, который открытым текстом повел по радиосвязи разговоры о своем перемещении в район Сухиничей, рассчитывая на перехват этих переговоров противником. Расчет оказался верным. Прибыв под Сухиничи, Рокоссовскому не пришлось организовывать боя за них, так как противник по его прибытии туда оставил город без сопротивления. Вот каким был Рокоссовский для врага еще в 1941 году!»
Стоит сказать, что сам Рокоссовский в своих мемуарах объясняет спешное оставление немцами Сухиничей дезинформацией противника относительно численности советских войск. Вероятно, в данном случае сыграли свою роль оба фактора, но Рокоссовский, скромный и сдержанный в своих воспоминаниях, о своей известности в рядах врага умалчивает.
Нельзя не остановиться на роли Рокоссовского в подготовке Белорусской операции. Речь об известном случае, когда предложения Константина Константиновича о нанесении двух главных ударов не поддержал никто, включая Жукова и Сталина, но он все равно отстаивал свою точку зрения. Голованов при всем этом присутствовал.
«В ходе подготовки Белорусской операции было много вопросов, по которым в процессе их решения имелись и различные мнения.
…Командующий 1-м Белорусским фронтом генерал К. К. Рокоссовский предложил начать операцию на своем фронте нанесением сразу двух главных ударов на его правом крыле. Предложение было необычное. До сих пор при прорыве подготовленной обороны противника всегда наносился один главный удар, остальные удары были вспомогательными, дабы поначалу противник не смог определить, на каком направлении мы хотим решить успех операции. Г. К. Жуков и Генеральный штаб были категорически против двух главных ударов и настаивали на одном — с плацдарма на Днепре, в районе Рогачева. Верховный тоже придерживался такого мнения. Ведь на участке нанесения главного удара должно сосредоточиваться максимальное количество всех сил и средств, и поэтому предлагаемый Рокоссовским вариант половинил эти силы и средства, что, на первый взгляд, являлось просто недопустимым, если не сказать больше. Если бы это предлагал не Рокоссовский, предложение при наличии таких оппонентов, образно говоря, было бы пропущено мимо ушей, в лучшем случае — как необдуманное, в худшем — как безграмотное. Однако Константин Константинович не относился к легкомысленным людям... Было ясно, что кто-кто, а Рокоссовский необдуманных предложений не будет ни вносить, ни отстаивать.
Верховный предложил Константину Константиновичу пойти в другую комнату и еще раз подумать, прав ли он. Когда Рокоссовский был позван, он доложил, что своего мнения не изменил. Вторично ему было предложено пойти и еще раз подумать. Когда он вторично был приглашен в кабинет Верховного, Рокоссовский знал, какие последствия могут последовать в случае неуспеха в выполнении его плана, и все-таки, будучи уверенным в правильности своего предложения и в том, что нанесение одного удара с плацдарма в районе Рогачева не приведет к успеху, он, как и первый раз, решительно держался своей точки зрения. Верховному стало совершенно ясно, что только глубоко убежденный в правильности своего предложения человек может так упорно настаивать на его выполнении. Предложение Константина Константиновича было принято, несмотря на неснятые возражения. Верховный, принимая предложение, сказал, что такая настойчивость командующего является гарантией успеха. И Рокоссовский оказался прав…»
Как известно, результаты Белорусской операции превзошли даже самые смелые ожидания Ставки, и начало успеху было положено именно на участке второго удара, против которого так категорически выступали ВСЕ, кроме Рокоссовского.
Что касается отношений с Верховным. Как Вы помните из предыдущих статей, отдавая должное военному таланту Жукова, Сталин мог предъявлять претензии к его стилю работы, и порой на этой почве у них случались разногласия. Другое дело Рокоссовский - как можно не любить такого человека?
«С большим уважением, с большой теплотой относился к Рокоссовскому Сталин, он по-мужски, то есть ничем не проявляя это на людях, любил его за светлый ум, за широту мышления, за его культуру, скромность и, наконец, за его мужество и личную храбрость. Я не слышал, чтобы Верховный называл кого-либо по имени и отчеству, кроме Б. М. Шапошникова, однако после Сталинградской битвы Рокоссовский стал вторым человеком, которого Сталин стал так называть.»
Мне кажется, это высшее проявление Сталинского уважения, которое дорогого стоит. Что же, товарищ Рокоссовский его безусловно заслуживает. Он был не только выдающимся полководцем, но и прекрасным, скромным человеком. Мемуары Александра Голованова это подтверждают.
О том, почему победой в Курской битве мы обязаны Рокоссовскому, можно почитать здесь
Источник: Голованов А.Е. Дальняя бомбардировочная... — М.: ООО «Дельта НБ», 2004.
В мемуарах оживает история. Если Вам понравился этот пост, прошу поддержать лайком, комментарием и подпиской на канал. Впереди много интересного!