А у Маринки зазвонил телефон.
— Мой совет: до обрученья не целуй его! — голосом Мефистофеля пропел Гена. — Ну, как ты? Вся в процессе?
— Подглядывал? — возмутилась Маринка. — Как не стыдно!
— Зачем подглядывать? Я любовался открыто. Вы же стояли, как на сцене! А все жильцы — как на галерке. Сплошной театр! Ну, давай, рассказывай.
— Гена, все замечательно! Он мне в любви объяснился! Представляешь?
— Сам объяснился? Как это было?
— Ну, он меня поцеловал... а я спросила: “Ты меня любишь?”. А он сказал: “Ну, конечно, люблю, очень люблю!”. И еще повторил: “Люблю, люблю, люблю!”.
— Значит, напросилась?
— Гена, ну зачем ты так? Все настроение испортил! Почему напросилась? Я же его за язык не тянула. Он говорит: раз целую, значит, люблю.
— Ничего это не значит. Целовать это одно, а любить — совсем другое. Мало ли кто кого целует.
— А ну тебя! Тебе просто завидно — вот что я тебе скажу! Он меня любит — я в этом уверена! Ты бы видел, какое у него было счастливое лицо.
— А он тебя не спросил, любишь ли ты его?
— Нет, а зачем? Это же и так видно.
— Все равно, плохо, что не спросил. Лучше, если он будет хоть чуть-чуть в этом сомневаться.
— Вот уж чего-чего, а притворяться я не умею! Ну тебя! Не хочу больше слушать!
И она положила трубку.
