Екатерина и Дмитрий Шуваловы стали для нас с братом настоящей семьей, они на всю оставшуюся жизнь врежутся в мою память, а любовь к ним и доброе чувство навсегда будут жить в моем сердце. На следующий день рано утром Катя помогла собрать наши вещи и все вчетвером мы отправились на вокзал. Было очень холодно, шел снег и дул пронизывающий ветер. Тимка все сильнее кутался в свое пальто и прятался за дядю Диму от ветра. Надо сказать спасибо папиному другу за то, что до детского дома-интерната мы ехали в нормальном вагоне, а не в теплушке. Зайдя внутрь вагона, Тимка наконец смог расслабиться и перестать дрожать. До отправления поезда оставалось 20 минут, поэтому все сидели очень грустные и никто не знал, встретимся ли мы когда-нибудь еще. Брат обнимал Катю и потихоньку скулил, как щенок, которого бросали в чужом и пугающем, большом мире. Я стояла рядом с дядей Димой и смотрела ему в глаза. Мы смотрели друг на друга и без слов понимали, что скорее всего это наша последняя встреча и, что ему очень жаль, ведь все складывается именно так. На прощание Катя нас обняла и еще раз поклялась, что найдет и заберет меня и Тимку. Поезд тронулся, мы стали махать друг другу на прощание и тут я не выдержала, когда увидела, как они оба бегут по перрону в след уходящему поезду, вместе, с теперь уже их, детьми. Я рыдала так, что проходящие мимо дети и некоторые взрослые останавливались и пытались меня успокоить. Но все было тщетно. Мне, еще совсем юной 14 летней девочке, очень хотелось верить, что они найдут нас и заберут к себе.
На следующий день, ближе к вечеру, наш поезд прибыл на станцию небольшого городка, где должен был находиться наш детский дом. Выйдя из вагона мы услышали наши фамилии и повиновались указанию собраться вокруг учителя. Им был седой мужчина, довольно худой и изможденный, на вид ему было около 60. Он сразу привлек мое внимание тем, как ласково и по-доброму обращался с детьми. На какое-то мгновение я поверила в то, что возможно детский дом не так уж плох. В интернат мы прибыли как раз к ужину, но кормить нас не стали, а сразу отправили в медпункт и на санитарную чистку. И без того замерзших и голодных детей раздевали, мыли, осматривали и отправляли бриться на лысо. Почти все работники интерната разговаривали и обращались с нами будто мы не дети, а опасные преступники. Я лично наблюдала картину, как мальчика, примерно моего возраста, который отказался выполнять дикое указание педагога, скрутили и под руки уволокли куда-то вниз по лестнице. Лишь спустя два часа мы перестали слышать, доносящиеся от туда крики и стоны. Мной овладело отчаяние, мое сердце сжималось от страха и боли за брата, с которым нас разделили сразу же, как мы переступили порог дома. Я не могла представить, как же ему, маленькому семилетнему мальчику, должно быть страшно.
Постепенно я начала привыкать к распорядку и правилам интерната. К одному только отказывалась привыкать, к тому, что взрослые бьют маленьких, а те, в свою очередь, чтобы хоть как-то сохранить себя, доносили на тех, кто нарушал правила и устав интерната. Однажды, перед ужином, я возвращалась с занятий и застала картину в коридоре. Четыре девочки моего возраста били, запугивали и отчитывали ребенка, да, да, именно ребенка, лет восьми. За то, что он новенький и по незнанию ослушался учительницу. Та в свою очередь передала бразды по наказанию своим "шестеркам". Когда я подошла достаточно близко, чтобы все услышать и разглядеть, одна из девушек ткнула локтем другую. Все замолчали и уставились на меня. -А, новенькая.-по всей видимости она была главная в этой группе. -Давай, вступай в группу дружинников интерната, помогай нам воспитывать тех, кто не слушается и нарушает правила, вообщем, предлагаю присоединиться?!-все смотрели на меня и ждали ответа, как-будто от него зависело мое будущее. Ребенок стоял и плакал. Я вспомнила брата и решила подойти к нему, чтобы пожалеть и успокоить. Мимо по коридору, проходил Евсей Петрович, тот самый учитель труда, единственный, кто любил детей. -Что здесь происходит?-учитель остановился и тоже подошел к мальчику. -Ничего.-ответила та, кто считала себя предводителем этих бандитш. -Мальчик плакал и мы решили подойти к нему и успокоить. Ведь так?-она пристально посмотрела на него. Мальчик дрожал от страха и просто кивнул головой ей в ответ. -Это неправда! Вы ведь запугивали его и даже били!-я не могла молчать и сказала все, как было на самом деле. -Какой кошмар! Я немедленно увожу его и веду в медпункт. А вас завтра вызовут к директору.-Евсей Петрович увел мальчика, а ко мне подошла Лена, та самая, которая предлагала мне вступить в их банду. -Ты об этом пожалеешь!-очень тихо, но хорошо слышно, произнесла она мне на ухо. Жестом она позвала остальных последовать за ней, они шли и толкали или пытались ущипнуть меня. Вечером того же дня меня ждало не самое приятное. Я как обычно пришла умыться и почистить зубы перед сном в общий туалет. И подняв голову от раковины и посмотрев в зеркало я увидела всех четверых. Они пришли, чтобы проучить меня. Я была готова к этому, но что я могла одна сделать против четверых. Девушки повалили меня на пол и стали бить. Они пинали меня по всем частям тела, особенно им нравилось делать это по затылку и животу. Набирали воду из унитаза и поливали ее из ковша. И под конец экзекуции каждая плюнула мне в лицо и довольные разошлись по своим комнатам.
Как и следовало ожидать, на утро наказания для них не последовало. Я же, еле живая от ударов и почти ничего невидящая из-за заплывшего глаза, кое-как до хромала до своей комнаты, упала на кровать и лежала на ней до утра. Лишь одна девочка из моей комнаты и ее сестра подошли и стали приводить меня в порядок. Вытерли кровь, переодели и укрыли одеялом, чтобы хотя бы я не замерзла. К концу недели мой глаз открылся и почти перестали болеть отбитые почки. Никто из учителей не подошел ко мне и не поинтересовался о том, что же со мной случилось. В пятницу вечером ко мне подбрел трудовик, позвал к себе в кабинет, где налил чай, дал печенье и вручил письмо. Оно было отправлено Катей еще месяц назад. Я быстро открыла его и стала читать. "Здравствуй, милая Варенька! Как твои дела? Как ты живешь там? А к нам пришли печальные и одновременно страшные новости. Коля, дядя Коля, он погиб. Погиб в бою в первые дни, как прибыл туда. Вот и я получила это страшное письмо, как его теперь называют женщины - "похоронка". Дальше я не могла читать, из глаз лились слезы. Мне было жалко Шувалова. Спустя две недели я снова оказалась в кабинете Евсей Петровича, а рядом с ним на стуле сидел... Тимка. Как же давно я его не видела. -Тимка!-бегом кинулась к нему и стала обнимать его и целовать. -Как ты? Тебя не обижают?-он только успевал качать головой в перерывах между моими поцелуями. -Прекрати!-наконец выпалил брат. -А у меня есть новости. Завтра за мной приедет семья, они хотят меня усыновить Но ты не переживай! Директриса сказала, что бы будем приезжать сюда и видеться. А возможно, попозже, они и тебя заберут!-он восторженно улыбнулся и обнял меня. Я подняла глаза на учителя, который стоял возле окна и тихо курил. Он отрицательно покачал головой и опустил голову. Сегодня я видела брата, вероятно, в последний раз.
P.S. Продолжение следует...