На следующий день Василия вызвала к себе Сирина Борисовна. В ее кабинете было холодно, и она куталась в свою норковую шубу. Ночью кто-то бросил камень в окно, и сейчас в его левом углу зияла дыра, напрочь разбившая первое стекло в двойной пластиковой раме, а во второй оставившая эту самую дыру, блестевшую острыми гранями слюдянистых разломов.
- Ну что мой котик, как ты себя чувствуешь?..
- Да все нормально, Сирина Борисовна…. А на вас тут, я смотрю, тоже покушались….
- Да, дорогой, не ты один по лезвию ножа ходишь…
Она остановилась, словно не договорив до конца фразу, и Василий уловил угрозу в ее словах.
Еще утром Сирину вызвала к себе Кружелица, и у них состоялся долгий и «откровенный» разговор. Кружелица пересказала Глобиной все обвинения Василия и попросила у нее совета - «как с ним поступить»…. После этого разговора Сирина Борисовна и вызвала к себе Василия.
- Что - все так плохо?
- Да уж куда хуже…. Ну скажи мне, какой директор, какой вообще начальник потерпит такие публичные обвинения?..
- А я думал, что директор Главной Школы России как раз…
- Да брось ты – не неси чушь!.. Какая главная школа?..
Василий внимательно посмотрел на Сирину Борисовну и понял ее. Это был тот не очень частый случай, когда она была готова вести себя с «откровенным цинизмом», то есть сбросив всякие маски…. И сейчас говорит то, что думает на самом деле. Наверно и сама Сирина уловила свою слишком явную «откровенность» и попыталась сгладить впечатление:
- Конечно, Вася, тебя до некоторой степени извиняет то, что ты у нас на голову вдаренный…, твоя болезнь…
- Ой, давайте не будем, Сирина Борисовна, о болезни, - теперь уже резко перебил ее поморщившийся Василий. – Она тут совсем не причем…. Я сказал то, что думал, думаю и буду думать…
Какое-то время повисла пауза. Сирина Борисовна медленно терлась впалой щекой о меховой воротник шубы. Похоже, что прикосновение мягкого дымчатого меха доставляло ей удовольствие и успокаивало ее.
- Ну и что же ты думаешь?..
Василий встал и стал нервными шагами мерить ее кабинет…
- А вот, что я думаю, Сирина Борисовна…. Что все нужно когда-нибудь поставить с головы на ноги. И так будет – когда-нибудь будет в Главной Школе России!.. Да-да, не смейтесь!.. (Сирина Борисовна на этот раз и не думала смеяться.) С нас и должно все начаться…. Мы должны всем показать пример…. Что я думаю?.. Я думаю, что учитель – вот кто главный… Он непосредственно обращается с живыми детскими душами, он на них влияет, он ближе всех к ним, и никто – слышите, Сирина Борисовна? – никто не имеет права лезть к нему с какими-то приказами, повелениями…. В лучшем случае – с просьбами, и только!.. Что все остальные – это отстой, понимаете, полный отстой!.. Все директора, завучи!..
Сирина затряслась в несколько нервном смехе…
- Нет, ну вы еще не полный отстой, - слегка смутился Василий. - Вы все-таки еще даете уроки, еще видите детей живьем…. Полный отстой – это все эти управления, министерства, все эти сраные начальники, педагогические неудачники, забившиеся в щели от живых детей как ошпаренные тараканы, и из этих щелей пытающиеся руководить нами. И при этом считающие себя пупом земли, а нас, учителей, принимающие за последних рабов, за быдло, которым можно руководить, как им вздумается…. «Пошлите столько-то детей туда, пошлите сюда…. Обеспечить дежурство учителей…»
- Но и мы также подневольны, как и вы…. Нам тоже дают приказы те же сраные начальники, как ты выразился…
- Да в том-то и ужас, что вы не видите абсурда во всей этой системе, Сир… Сирина Борисовна!.. Вы сдались, вы прогнулись, вы стали рабами и теперь прогибаете нас, пытаетесь и нас сделать такими же бессловесными рабами, тупо исполняющими ваши указания…
Василий прошелся еще раз до окна и обратно.
- Знаете, как должны проходить совещания по-настоящему?.. Вот если по-настоящему, если бы вы понимали, что учителя на самом деле главные?.. Вы бы – директриса, вы, Ариша, Котик – в самом начале совещания вышли, стали бы все на колени перед учителями и сказали: «Ребята, спасибо вам, что вы еще одну четверть честно проработали на свои не ахти какие зарплатки, что вы честно приходили и давали уроки, проводили классные часы, участвовали во всех мероприятиях, на которых мы, гребанные ваши начальники, вас напрягали и отвлекали от воспитания детских душ…». А потом не вы бы нам инструкции давали, а спросили бы нас: «Скажите нам, как нам себя вести, чтобы вы еще одну четверть проработали, скажите нам, что мы сделали не так для вас, где мы недоработали?..»
Василий остановился, потому что увидел, как Сирина Борисовна тяжело поднялась со своего стула. Она, выправив осторожно больные ноги, вышла из-за стола и пройдя по направлению к Василию пару, шагов, опираясь на ручку шкафа, тяжело опустилась перед ним на колени…
- Прости меня, котик мой, гребаную Сирену!.. Ох, да как же я уже достала тебя и всех наших золотых сахарных учителей!.. Да позвольте же вы мне доработать до пенсии, мои золотые и хорошие!.. – запричитала она, деланно утончив голос до плаксиво-ноющего. При этом лицо ее пылало от едва сдерживаемого гнева и возмущения…
Василий смешался и не знал, как отреагировать. Он редко когда видел Сирину в таком состоянии. Та, между тем продолжила «причитания»:
- Да, как же вы уже достали со своими выкрутасами и прибамбасами!.. Да когда же вы поймете, что завучи и директора тоже люди!.. Да, чтоб вам всех, сахарным и медовым, во рту халва колом встала!.. Да чтоб вам всем оказаться-то на моем местушке!..
В довершении ко всему Сирина еще и поклонилась Василию «в ноженьки» и прикоснулась пылающим лбом к полу. Шуба ее расстелилась по полу, покрыв норковыми «волнами» чуть ли не полкабинета…. И тут же застонала от невыносимой боли в колене.
Василий хотел, было, помочь ей подняться… - и не решался прикоснуться к ней. Сирина Борисовна, как шаровая молния, казалась вся была насыщена убийственным разрядом гнева…
Она оторвала мучительно-побледневшее лицо от пола и, несколько раз дернувшись, безуспешно попыталась встать на ноги. «Помоги, мой котик….», - едва слышно, шепотом произнесла она, и Василий, подскочив, путаясь в волнах шубы, нащупал ее костлявую руку и помог ей подняться. И проводил ее до стула. Потом стал перед столом, не зная, что делать дальше. Она опять еле слышно шепнула ему: «Иди!» и стала открывать ящик стола.
- Может, что надо?.. – начал, было, Василий, но она уже молча раздраженно кивнула ему в сторону двери.
Как только Василий ушел, она достала блестящую алюминиевой фольгой пластинку лекарства, слега дрожащей рукой налила себе воды из графина и приняла обезболивающую таблетку.
(продолжение следует... здесь)
начало романа - здесь