Cколько тысяч лет люди жили с идеей Бога, и вдруг – трах-бах, Интернет, и никакой мистики! 88.

Глава 1. (часть IV)

Проводив Риту до дверей её квартиры, Бахметов внутрь входить не стал – он был уверен, что Миша если и объявится, то, точно, не здесь; к тому же, ему не хотелось встречаться с Лаурой Никола­евной. Сергей взял с Риты слово, что она не будет искать друга по «точкам и ямам», и пошёл на ули­цу. Набрав по сотовому номер телефона Миши, Бахметов услышал в ответ лишь казённую фразу о недоступности абонента. Сергей побрёл было в сторону Кронверкской, но, вспомнив вдруг записанный на визит­ке Полины адрес, сообразил, что где-то поблизости нахо­дится её новая квартира. Бахметову непонятно отчего вне­запно стало жаль Полину, и он разозлился на себя оттого, что со слишком уж неумеренным подозрением выслушал её вчерашнюю просьбу познакомить её с Машей. Уже че­рез три минуты он остановился у решётки ограды чрезвы­чайно аккуратно выкрашенного в жёлтый и зелёный цвета шестиэтажного дома. Бахметов поискал глазами в перечне номеров квартир домофона цифры последнего этажа, и таковой оказалась всего одна. Сергей про­кашлялся и нажал на кнопку перед этой цифрой.

– Долго будешь жить,– услышал он уже через секунду смеющийся голос Полины, – и, загудев, щёлкнула замком отстёгивающаяся от решётки чугунная дверца. Бахметов прошёл через крошечный дворик с двумя клумбами, фон­танчиком и будкой охраны. Лифт единственного подъезда под музыку колокольчиков неспешно вынес его на этаж пентхауса и раскрыл отделанные золотистым бархатом створки. Бахметов вышел на площадку прихожей и сразу попал в объятия принявшейся его целовать Полины.

– Ты как нельзя кстати, – отскочив на шаг назад, она засмеялась и схватила его за руки. – Жутко по тебе соску­чилась. Сегодня сорвалась одна встреча, и я как раз разду­мывала, чем бы занять себя.

– С Евгением Александровичем?

– С ним, с ним, – продолжала смеяться Полина.– Уж не ревнуешь ли ты меня как брат Машки, да и мой брат? Пой­дём на мансарду – там чудесный вид до самой Выборгской.

Бахметов прошёл за сестрой на выложенную серой мозаикой площадку под стеклянным навесом и, осмотрев крыши стоящих рядом домов, уселся в кресло.

– Ты не представляешь, как я рада, что ты пришёл – присев рядом на стул, погладила его руку Полина.– Выпей мартини. У меня ведь кроме тебя и… и ещё одного чело­века и нет никого. С отцом я как-то перестала общаться – слишком многого он от меня хотел, – вздохнула она.– А от человека нельзя требовать больше, чем он может дать. Вот это – часть меня, – окинула она рукой пространство во­круг себя.– И без этого я уже не могу. И раньше чувство­вала что что-то не так, а понять не могла, чего не хватает. А сейчас, слава Богу, поняла, и всё на местах. И не говори о том, что безнравственно так жить, когда вокруг голода­ют люди.

– Ты играешь?

– Конечно, – засмеялась Полина. – Разминаю пальцы по три часа в день. Ты решил, что я променяла аскезу тру­да на пустоцветную роскошь? Плохо ты меня, Серёж­ка, знаешь – я очень честолюбивая и тщеславная. Очень. Не веришь? Ну, и зря – я, например, прекрасно понимаю Ларису Вольскую, которая когда-то сыпала стекло под ноги своих конкуренток – всё ещё в Мариинке легенды ходят. Но у неё просто не хватало таланта и возраста. Нам же это не грозит. Хотя, – усмехнулась она, – ни от чего на этом свете зарекаться нельзя. Расскажи, как ты, что ты. Ты, на­верное, удивишься, но я часто о тебе вспоминаю. У меня ведь в детстве не было подружек и друзей – ни при жизни мамы, ни когда жила с отцом. Сидела всегда одна в своей песочнице, – засмеялась Полина. – За клавишами сижу иногда, задумываюсь. О чём может думать маленький че­ловек? О том, что его обещали куда-то сводить, обещали ему что-то купить; или он обещал кому-то что-то сделать, но не хочется. Мечты, одним словом.

– Я маленьким тоже очень часто о многом думал, – грустно улыбнулся и Бахметов.– Спрячусь в подвал – у нас в доме от прежних хозяев остался очень глубокий подвал с бочками вина, – лежу в укромном месте и часами гляжу в стенку или на потолок. Тяжело тебе было без мамы?

– Сейчас я её уже почти и не помню – запах рук и шеи только, наверное. Отец как-то всё собой сразу вытеснил. Я, вообще, как в другой мир попала. У мамы всё было изящно и размеренно и тут – этот ураган, – засмеялась По­лина.– Но я была счастлива, что у меня есть отец – и какой отец! Может, я его и обидела, когда уехала против его воли из дома, – но у меня же его характер, – и тогда так сбрен­дилось. Он в те дни был невыносим. Всё равно я ему за всё благодарна, – улыбнулась Полина. – Кто знает, что из меня бы вышло при другом раскладе судьбы. Слышал, что он собирается снимать фильм? Деньги под него пока подыскивает.

– Ты с ним встречалась? – с неожиданным облегчением непонятно чему усмехнулся Бахметов.

– Нет, твой начальник сказал. Отец шёл к Вольскому, а попал к Евгению Александровичу. Страшно удивился и даже разразился какой-то саркастической шуткой. Деньги, впрочем, просить не стал, а просто побеседовал и ушёл.

– Всё это изобилие обеспечил Раевский? – Бахметов окинул рукой пространство мансарды.

– Знаю, знаю, Серёжка, что выглядит всё нелепо, – счастливо засмеялась Полина. – Женат, да ещё на твоей сестре – она ведь мне тоже получается сестрой! Но я нуж­на ему, понимаешь? Такая, как я, и нужна ему! – Полина с улыбкой откинула назад голову и встряхнула копной пышных волос.

– Но одна ли ты у него?

– Мы ведь с тобой не будем доходить до сплетен? И разве это что-то сегодня меняет? Люба в прошлом, а остальные мне не соперницы. Он чело­век такой, что не может только мне одной принадлежать, понимаешь?

Не зная, чем преодолеть чувство повисшей неловкости, Бахметов поцеловал руку сестры.

– Я иногда себя боюсь, – улыбнувшись, потеплевшим голосом сказала Полина.– Так люблю его, что готова пой­ти на что угодно. А ведь я, Серёжка, тоже не подарок – хоть и люблю его, а могу и обманывать его тут же по всяким мелочам. Иногда мне кажется, что он и обман этот хорошо чувствует – ну взять хотя бы ту историю с пап­кой,– а просто усмехается мне и молчит. Всё это вечные кошки-мышки, а мышка всегда я. А ещё мне иногда кажет­ся,– вдруг зашептала Полина, – что ему на меня наплевать, и я – не более, чем любовный антураж к более серьёзным забавам. Но, всё равно, даже если это и так, ему нужна именно такая, как я. А мне уже и этого достаточно, – вздохнув, улыбну­лась Полина. – Не думаю, что он рождён для любви. Как всё абсурдно на этом свете – те, кто жаждет любви, почти всегда получают в ответ равнодушие и же­стокость, а кто холоден к чужим страданиям – стяжает любовь и, – засмеялась Полина, – даже славу. Удержаться бы рядом с ним – ты же видишь, как он на глазах разво­рачивается; причём не идёт, как все, вверх по лесенке ка­рьеры, а просто берёт своё. Сменим тему. Ты в Бога веришь?

– Ну, у тебя и повороты, – засмеялся Бахметов.– Удиви­тельно, но этот вопрос я недавно задавал отцу – у нас, на­верное, это семейное. Верю, хотя и не знаю, во что. А по­чему ты спрашиваешь?

– Не знаю, просто так. Думаю иногда – сколько тысяч лет люди жили с идеей Бога, и вдруг – трах-бах, Интернет, и никакой мистики! Видишь, я, правда, много о чём думаю. Думаю, кстати, тогда, когда меня никто не видит – очень дозированно, одним словом. Когда выхожу на улицу – все мысли побоку и просто живу. Ведь если постоянно о чём- то думать, будет жалкий и прозрачный вид, да и жить бу­дет некогда!

– Ты знаешь об этом! – с восхищением воскликнул Бах­метов. – Только не получается не думать на ходу; и, действительно, бывает жалкий вид, – засмеялся он и потрепал сестру за плечо.– Извини, я тебя перебил.

– Да и сама я уже заговорилась, – смеялась Полина.– Так вот, и много думала о людях, о Боге и пришла к вы­воду, что Бог на время отвернулся от людей – пусть, мол, позабавляются своими игрушками – сколько их сейчас ста­ло! – а потом наступит час суда.

– До суда ещё будет масса искушений, – засмеялся Бах­метов.– Игрушки – только второй этап.

– А первый?

– Liberte, legalite, fraternite. Первый раз нарушили закон природной иерархичности – и вот на тебе.

– Но ведь человечество не могло не сравнять все эти изгибы противоречий между людьми! Все ведь должны иметь право на всё – мальчик и девочка, краснокожий и белый, аристократ и простолюди­н!

– Конечно, всё это должно было когда-нибудь вырав­няться, – мягко улыбнулся Бахметов. – Хотя я бы и поспо­рил насчёт прав на равенство. И Евгений Александрович твой считает, что паршивая овца Запада своими ценностя­ми перепортила всё человечество. Интересней вопрос – чем всё это закончится и повернётся ли к нам опять Бог? Однако, какие серьезные разговоры мы повели – это, точ­но, наше семейное! Не знал, что ты и такая.

– А я тебя, действительно, очень долго ждала. Намечта­ла когда-то в детстве о брате, с которым можно всегда по­говорить обо всём, а со временем и забыла. С кем можно было бы обо всём поговорить и не бояться, что тебя кто засмеет. Сколько вокруг всего, о чём можно говорить, но никто не говорит; а если и говорит, так какой-нибудь Ар­кашка с интонацией особой – с издёвками и подколами. Я сегодня, Серёжа, на Владимирской в метро спускалась, и вижу – катит старушка тележку с какими-то мешками и бутылками пластиковыми. Метр ростом, горбатенькая, нос сильно бугристый. На вид лет двести, едва и идёт. Вдруг остановилась и протянула руку. Дала я ей сотню, не утер­пела – вернулась и опять дала. А она улыбается – хитрая – по два раза даёшь. Я чего, говорит, деньги здесь собираю – дочь в постели лежит, почти все свои семьдесят лет пролежала; когда война началась, все в деревне кричали и плака­ли, вот дочь тогда и парализовало, – а лекарств ей каждый день нужно на двести семнадцать рублей. Мне, говорит, хорошо дают – я смешная. Но не везёт, говорит, мне чего-то – то в колодец асфальтный упаду, то руку вывихну, а по­том сама валяюсь дома неделю. Рассказывает все это мне, смеётся и вздыхает – как умру, мол, так и дочь умрёт, – ну кто ж её будет выхаживать? Тут сосед-то и перехватит их комнату, пока только ждёт. Я взяла на всякий случай их адрес, но чем помочь, не знаю. Кто-то пришёл, – вскочила Полина со стула, услышав звон металлических колокольчи­ков домофона.

Оставшись один, Бахметов рассеянно оглядел устроен­ную под викторианское бунгало мансарду с огромным ак­вариумом из причудливо изогнутого стекла. Из замшелого грота с овальным кратером поочерёдно выплывали стайки золоточешуйчатых рыбок. – Лёгок на помине! Это Аркаш­ка, – разочарованно вернулась Полина на место. – Повадил­ся ходить в гости. Благо бы ухаживал, – усмехнулась она. – Скучать, правда, не даёт – и в том польза.

В проём двери Бахметов увидел, как выскочивший из лифта Любимчик, оглянувшись, пробежал через квартиру и вылетел на порог мансарды.

Продолжение - здесь.

ОГЛАВЛЕНИЕ.