До переезда в Дом без номера я никогда не слышала о пани Цецилии Зельбельдермайер.
Возможно, она жила в этой квартире до меня, хотя хозяйка, когда я пытаюсь отдать ей письма, приходящие на имя пани Зельбельдермайер, утверждает, что никогда не слышала об этой даме. Соседи тоже с ней незнакомы, даже тетушка Софа молча и невнятно пожимает плечами.
И всё же я их получаю. Письма. Каждые два-три дня я достаю из своего почтового ящика очередное письмо, адресованное неуловимой пани.
Я начну сначала, хорошо?
В Питер я переехала, когда у меня кончились силы жить в городе, который я до сих пор называю про себя «Москва-мин-герц».
Именно так представил нас с городом друг другу мой муж Алекс. Я всё еще считаю его своим мужем, ведь мы так и не развелись. Интересно, а что он думает по этому поводу? Спросите у него, если встретите, хорошо?
Как сейчас помню – мы вышли из здания Рижского вокзала, Алекс обвел рукой лежащее вокруг пространство и сказал: «Москва, мин герц!»
«Алиса, это пудинг! Пудинг, это Алиса!» – сразу же захотелось рассмеяться мне, но я сдержалась.
Прошло два года, а Москва для меня по-прежнему оставалась «Москвой-мин-герц». Алекса, правда, уже не было рядом: через несколько месяцев после знакомства с городом, он, решив, что в огромном мегаполисе для него недостаточно декаданса, уехал искать этот декаданс сначала на Кубу, а потом, кажется, в Париж.
Затем и я поняла, что тоже срочно нужно куда-то деться из Москвы. Ну, знаете, бывает такое – просыпаешься и понимаешь, что нужно срочно что-то изменить. Теперь живу в прекрасном городе на Неве. В Москве я оказалась никому не нужна, а здесь я тогда еще не знала, нужна ли я кому-нибудь, вот и решила попробовать. Вы не подумайте, я любила Москву и продолжаю искренне ее любить. Но жить предпочитаю в Питере.
В квартире, которую я сейчас снимаю, раньше жила балерина. После нее здесь остались огромные зеркала и несколько старых театральных афиш, но главное для меня – огромное окно, через которое можно выйти на крышу. Если в солнечный день пройти по крыше и постучаться в окно соседнего подъезда, то на улицу выглянет Дядюшка Солнце – художник, иллюстратор детских книжек. Его так прозвали за ярко-рыжий цвет волос и теплую улыбку, которая то появляется, то исчезает – как солнышко в небе! А когда появляется, то словно светлее вокруг становится.
Когда я во время нашего традиционного понедельничного чаепития на крыше спросила у него, знает ли он, кто такая пани Циля Зельбельдермайер, он лишь пожал плечами и хитро сощурился, но тогда я не придала этому значения. Кстати, да, это у нас такая традиция: мы празднуем каждый понедельник особым чаепитием на крыше. Все обычно празднуют приход Пятницы, а ее мужа – Понедельника никто не любит, вот мы и решили поддержать этот день. А то нельзя же так: все остальные дни недели кем-то любимы, а понедельнику – ни улыбки, ни крошки печенья обычно не достается!
Размышляя обо всем этом, я спрыгнула с последней ступеньки лестничного пролета и кивнула Варцлаву, очень серьезному коту нашей консьержки. Каждый день он встречает и провожает нас, сидя на почтовых ящиках в позе фарфоровой кошечки, и так внимательно смотрит и кивает в ответ на наши приветствия, что начинает казаться, будто консьерж на самом деле Варцлав, а не его хозяйка. Хотя, сказать по правде, его хозяйки никто никогда не видел. Но все знают, что консьержка должна быть: у нас в подъезде даже специальное место для нее есть – стол и очень удобное кресло. Со временем на столе поселились цветы, а кресло в солнечный день вытаскивается на крыльцо и на нем сидит Руфа с седьмого этажа.
Сегодня в почтовом ящике меня ждали: письмо от сестры, большой привет от друзей и, конечно же, неизменное письмо для пани Цили.
Обожаю почту – не электронную, а простую: в бумажных конвертах и с красивыми марками! Обязательно с яркими цветными марками, которые я храню вместе с конвертами, не отпаривая и не вырезая их, как это делают другие любители. Конверт и марка – это единое целое, скажу я вам. Может быть, это немного несовременно, но я и сама такая – несовременная, как старинная машинка «Зингер» с чердака, да еще и очки всё время теряю. В детстве мне всегда казалось, что очки могут постоянно терять только очень рассеянные старушки, как моя бабушка и тетя. Теперь я сама стала такой же, хотя до старости мне еще далеко.
Я сунула конверты в сумку до вечера, решив, что, если сегодня никто за письмами пани Цили не придет, я распечатаю их и прочитаю. Нехорошо читать чужую почту, но должна же я понять, кто эта неуловимая пани Зельбельдермайер! Надо же вернуть ей все письма и договориться, что делать, если будут приходить еще.
Но время летело так быстро и суматошно, что про письма я вспомнила только через неделю, когда пришло очередное послание. Была суббота, и я решила не откладывать дело в долгий ящик, поднялась к себе, достала все конверты… И только я открыла первый, как мне нестерпимо захотелось крепкого черного кофе. Странно: обычно я вообще не пью кофе, а если пью, то с очень большим количеством сливок или молока. А тут – черный!
Пришлось встать, сварить кофе и снова начать. Или уже продолжить?
Писем, открыток и приглашений оказалось много.
«Пани Зельбельдермайер, ждем Вас на бармицву Гани по адресу…»
«Уважаемую пани Зельбельдермайер приглашаем на открытие клуба “Кофейная книга”…»
«Цилечка, где ты, друг мой? Я так волнуюсь…»
«Госпожу Зельбельдермайер приглашаем на свадьбу…»
«Пани Циля, вы можете забрать ключи от кафе у меня в магазине. Ремонт там уже закончили…»
Дом по адресу, указанному на последнем письме, располагался на соседней улице, и я решила начать розыск неуловимой пани именно с него. Собрав все письма, я сунула их в сумку и направилась туда.
Идти оказалось совсем недалеко, и через десять минут я стояла у дверей кафе. Правда, пока пустого. То есть людей в нем не было, а были только большое окно-витрина, деревянная дверь, вывеска «Кафе…». Вот именно это таинственное многоточие после слова «кафе» понравилось мне больше всего: вроде как это кафе, но решите сами, как вы хотите сегодня его называть! Почему-то показалось, что и окно, и дверь, и вывеска, и всё остальное ждали именно меня. Свет нигде не горел, кафе стояло запертым, и как я ни стучала, мне никто не открыл. А потом я заметила прикрепленный к двери строительным скотчем небольшой конверт, который я вначале по причине плохого зрения (опять забыла очки!) приняла за объявление.
В конверте обнаружился ключ. Опять вспомнилась «Алиса в Зазеркалье» – может, не по ситуации, но по настроению. Уже не удивляясь, я открыла дверь кафе предложенным ключом.
Внутри всё оказалось именно так… как сделала бы я сама, если бы решила открыть кафе.
Я даже позволила себе пофантазировать, что поставлю на полки, какие будут светильники на столиках и какой будет вывеска. «Кафе “Москва-мин-герц”». Или оставить всё как есть? Многоточие так… многообещающе! Нет, это для посетителей хорошо, а свое кафе я назову именно так – без многоточий.
На стойке лежало письмо: «Цилечка, дорогая, прости, что не дождалась тебя! Внутри вроде бы сделали всё, как ты просила. Только не успели поставить светильники и кассу. Они лежат в кладовке. Посуда, скатерти и салфетки тоже».
Как мило! Они всё сделали как я просила.
Я заглянула в кладовку. Там в самом деле стояли какие-то коробки, но одной мне их ворочать не под силу, нужно найти помощников.
Я быстро добралась до квартиры и, пробежавшись по крыше, постучала в окно к Дядюшке Солнцу.
– О Циля, дорогая, как ты быстро вернулась сегодня! – поприветствовал он меня.
– И не говорите, Дядюшка! Бросайте ваши кисти – пошли смотреть мое кафе!
С «Москвой-мин-герц» мне предстояло очень-очень много дел. А потом надо и на бармицву к Ганечке успеть, и тетя Софа давно звала меня в гости…
А всё остальное… Остальное теперь подождет.