На фоне существующих тенденций в современном международном искусстве, подчиняющемся формулам, понятым разве что сторонникам новомодных течений, и, в то же время, подверженном жестким законам рынка, до сих пор существуют единицы, продолжающие свое творчество вне установленной «системы ценностей» и не зависящие от диктовки времени. Мой гость – Ара Айтаян – художник, сумевший отстоять свой стиль, свое мироощущение, свои взгляды, свою самобытность.
Ара Айтаян — человек глубокий и совестливый. Из тех людей культуры, кому не дают покоя проблемы не только искусства, но и общества, и составляющих его граждан. Его обеспокоенность отражается прежде всего в картинах, в образе мыслей. Как же он себя позиционирует? “Когда я демонстрирую свои работы, - говорит он, -зрителям бывает довольно сложно ответить на этот вопрос. Сам же о себе я скажу, что имею свое видение, свой внутренний мир, свои лейтмотивы, однако важнейшим своим делом считаю создание новых образов и новой иконографии. В моих картинах присутствуют различные жанры: натюрморт, портрет, иные композиции — однако все это не на “авансцене”, а в “глубине”. Мое искусство есть нечто между абстрактным и полуабстрактным предметным миром. Абстракционизм и все тому подобное меня не удовлетворяет, я хочу создать некий художественный эквивалент нашей действительности и нашего бытия. Поэтому доминирующий фактор при этом — судьба нашего народа”.
— Можно сказать, что Армения формирует стилистику твоего искусства и арт-видения в целом?
— Моя концепция искусства состоит в том, что творчество должно быть в определенной мере автобиографичным и иметь эквивалентный доступный код времени. Ведь рельеф нашей страны имеет весьма динамичную структуру, и диаграмма биения наших сердец идентична графическому изображению данного рельефа. Так или иначе, энергетика, как визуального ландшафта, так и духовной экологии как-то присутствуют в нашем характере… Посему для меня первостепенно создание в изобразительном искусстве образов, которые должны будут кодировано передавать местоположение и энергетику.
— У тебя есть желание заглянуть в завтрашний день или даже послезавтрашний?..
— Как сказать... Свободное творчество позволяет почувствовать запах тех течений, которым еще только предстоит дойти до нас, — назовем это “ароматом завтрашнего дня”. Театр или кино связаны с серьезными капиталовложениями и коллективной деятельностью, поэтому там весьма трудно реализовать серьезные, формальные и жизненные задачи. А вот индивидуальное искусство дает возможность создавать модели в локальном пространстве. Я, отчетливо представляя потенциал нашей страны, считаю, что если нам и предстоят какие-то достижения в искусстве, то только и только в индивидуальном творчестве. Хотя кто знает, как все обернется в будущем.
— Тогда для кого же, кроме себя, ты пишешь картины?
— Если у меня нет покупателей, это не означает, что у меня нет и зрителей. Ведь общество, в котором я работаю, не ставит никаких задач в искусстве, не стимулирует творческий и интеллектуальный рост Артиста. Я сам придумываю для себя задачи и сам же нахожу их решения. Остальное — дело зрителя. Не скажу, что я в диком восторге от общего регресса культуры. Более того, меня очень беспокоит будущее армянского искусства в условиях, диктуемых рынком. Хотя как это ни парадоксально, но для самого индивида, для самой творческой единицы в отрыве от действительности эти условия более чем благотворны. Ведь на сегодняшний день творчество – это единственная отдушина, через которую поступает не кислород, а озон. Это не просто и только весьма действенный способ удовлетворить свое ущемленное «эго», но и единственный реальный стимул для творческого человека идти вперед, перманентно доказывая себе смысл и оправданность своего появления на свет.
- А каковы приобретения нового времени и что, наоборот, исчезло?
- На мой взгляд, в нашем обществе пропала одна очень важная вещь – мы перестали быть народом с единой судьбой. Тот лучик надежды, который забрезжил в 88-ом, вера в очищение и восстановление морального облика нашего народа, увы, канул в Лету. Лишь на мгновение, попав в общие тяжелые условия, люди стали видеть в ближнем равного себе и ощущать общность мыслей, надежд и чаяний. Люди пытались побеждать невзгоды и продолжать идти сообща вперед. Но непродолжительное духовное единение рассеялось в одночасье, как туман по утру. Взаимопонимание и любовь уступили место новым технологиям существования. Появился новый подвид гражданина, умеющего проворно изворачиваться от всевозможных “даров” судьбы, сопровождая это самоутверждением за счет беды ближнего. Я не могу понять, как можно заранее посылать операторов в какой-то периферийный городок, чтобы те смогли зафиксировать приезд богатых дядей, приносящих в дар телевизоры бедному соотечественнику, в котором тот ничего о себе никогда не увидит? Как так можно? В результате бедный рано или поздно вынужден будет покинуть насиженные места в поисках лучшей жизни. Вот и получается, что забота богатого о ближнем ведет... к полному исчезновению последнего.
— Как-то очень все мрачно получается. Неужели выхода нет?
— Есть. Необходимо отказаться от всего того, что на протяжении лет нами же и не принималось. К примеру, не так давно интеллигенция весьма негативно отзывалась о всевозможных нововведениях в области наград, званий и регалий. Однако в то же время человек с не меньшим удовольствием принимает таковые, коль скоро они бывают адресованы ему самому. Результат – разлад и полная анархия как в искусстве, так и, вообще, в какой бы то ни было системе ценностей. Надо научиться отказываться от «даров», равно как и болезненной тенденции их приносить. Надо изжить из себя эту манию наличия возвышенного собственного достоинства! Ведь в условиях сегодняшней действительности раздача друг другу надуманных почетных званий в сопровождении праздничного салюта – есть ни что иное, как констатация тотального падения нравов общества. Более того, это говорит о том, что общество ежедневно представляет свои поражения как очередные завоевания. Тем временем, не стоит забывать, что выжить в рамках изо дня в день повторяющейся пирровой победы ещё никому не удавалось. Посему спасение сегодня я вижу в отказе. В отказе, в первую очередь, самому себе от желания довольствоваться той равнодушной позицией, которую занимаешь сегодня. В отказе себе быть невольным пособником всего того кошмара, который происходит вокруг. А самое главное, в отказе себе продолжать оставаться одним из многих.
– В Ереване у тебя было намного меньше выставок, чем зарубежом. Это понятно и, к несчастью, объяснимо. А чем объясняется тот факт, что человек, прекрасно осознающий свою востребованность вне родины, даже не собирается её покидать, а более того, продолжает, несмотря ни на что, жить и творить именно тут?
– Признаться, это очень серьезный вопрос для меня. Я его постоянно задаю себе, оказываясь зарубежом. Я пытаюсь понять, что заставляет меня, потратив последние возможности, выехать из страны с целью почерпнуть новую информацию в разнообразных мирровых музеях и хранилищах, чтобы потом считать дни до возвращения на родину – туда, где я смогу, наконец, реализовать все свои задумки, родившиеся зарубежом. Откровенно говоря, сегодня вообще, очень сложно говорить о, так называемой, принадлежности человека к какой-либо конкретной стране. Согласитесь, если где-то некая дисциплина исчезает, то человек отправляется туда, где она продолжает функционировать. А ведь, если разобраться, сегодня приезжая назад, я возвращаюсь в Армению, а не туда, где живут мои друзья армяне. Они-то как раз (в большем количестве) живут зарубежом, и мы частенько собираемся там, как в старое доброе время, за одним столом и обсуждаем, как и прежде, волнующие нас темы. И одна из них, самая болезненная и актуальная для нас – Армения…