Май 1999-го:
Пулемет бил из темноты, тянулся трассерами к позициям, крошил землю, дерево и людей. Ночь ожила со всех сторон, по кругу бросив на заставу сталь, свинец и огонь. Мины били недолго, но успели прижать к земле многих, а кто-то уже погиб.
Застава огрызнулась в ответ, выбросила первые выстрелы, окружая себя кольцом боевых постов, начавших новую войну на Кавказе.
Май 1998-го:
Вы видели фильм «ДМБ»? Вот как-то так оно и случалось на самом деле, в чем-то лучше, в чем-то хуже.
В девяносто восьмом был прямо недобор, брали всех, включая неположенцев и косарей. Половина косивших на самом деле оказалась больной и дальше их начинали комиссовать. Но военкоматы спешили выполнить план, продолжая грести всех подряд.
В мае, получив на руки повестку, неожиданно сильно заскучал по вольной жизни и невозможности защитить типа диплом в ПТУ, вернее, в ПУ, в нашей каблухе, где оказался… сразу по окончании одиннадцатого класса школы. Военком выделил мне целых пять дней, и утро пятницы обещало стать томным. Так и вышло, в электричку нас загрузили четверых, по перрону брел мой старший двоюродный и в сопли пьяный брат, вереща чего-то там о «бей в хлебало, братан!».
Впереди ждала российская армия с ее дедовщиной, и хорошего там не наблюдалось. Призывники боялись служить ничуть не меньше, чем сесть за решетку СИЗО или попасть на зону. Так и было, точно вам говорю.
Электричка довезла нас до Самары и ее старого, еще при царе-батюшке, выстроенного вокзала, пережившего революцию и умершего в девяностые, превратившись в барак, лишь чуть не уступавший по своей мерзости самому себе в Революцию с Гражданской.
Оттуда, трясясь в неведении и тоске, нам пришлось еще четыре часа трюхать в другой, старой рижской стальной колбасе, увозившей кучки свежевыбритых и грустно-пьяных юношей в Сызрань. А в Сызрани, все знали, находился сборный призывной пункт, откуда, пройдя через сито особистов с кадровиками, будущие военнослужащие разъезжались по необъятным просторам Руси-матушки.
Добираясь от станции пешком, мы получили самую теплую встречу из всех возможных:
- Вешайтесь, духи! – сплюнул с борта грузовика сержант, везущий куда-то целую банду явных старослужащих, смотрящих на нас как на дерьмо.
Сопровождающий майор сделав вид, что сержанта не существует, а все это фата-моргана и прочие слуховые галлюцинации, погнал нас к виднеющимся воротам, выкрашенным зеленым и краснеющим гордой звездой. Сдал нас этот товарищ настолько быстро, что даже стало подозрительно. Но оказалось, что зря.
В «ДМБ» бухали все и повсюду, в Сызрани такого не случилось. Пьянствовать, загасившись и зашхерившись, тут могли только срочники, принявшие присягу и оттрубившие хотя бы год, а вкусно и душевно употреблять алкоголь одобрялось только офицерам. Призывники имели право попробовать оставить себе хотя бы домашнюю жранину с имевшимися деньгами, все остальное вдруг стало запрещено. Тем более военнослужащие, шмонавшие сумки, либо были местными, либо служили не меньше того самого года и изымали все подозрительное. Отыгралась наша партия потом, на «купцах», но, как и сказано, это все дальше.
Нас, обалдевших от непонимания всего творящегося загоняли в клуб, где под гитару пел афганские песни как-бы инвалид, разводили на фото в берете любого цвета, застегивая подшитый комок на спине и прогоняя за пару-другую минут с десяток дураков, расстроенных и желающих порадовать родственников своими рожами. Потом у нас пытались тиснуть жратву, оперируя терминами «копченое нельзя, рыбные консервы можно только в томатном соусе, давай печень трески», нарочито небрежно попинывали баулы, слушая – не зазвенит ли где чего на предмет проверить ночью.
Когда мне вступило сходить отлить, то было указано на длинную низкую халабуду, где топталось немалое стадо таких же, как и я. И плакали, натурально плакали горючими слезами. Смутные подозрения появились сразу же, ведь не могли пятьдесят лысых утырков конца девяностых реветь из-за простой срочной службы. Подозрение оказалось верным, виной всему были зиккураты и пирамиды из хлорки, густо рассыпанной по периметру сортира. Что говорить об очках, где она высилась желтыми сугробами, выделявшими в воздух самое настоящее боевое отравляющее вещество?
Но нет худа без добра, за сортиром мне встретился Ваня, проучившийся со мной пять лет и немедленно выдавший крайне необходимые советы:
- Жратву береги, я тут уже неделю. Деньги не показывай и не давай солдатам покупать еду с сигами, все равно выведут партиями, послезавтра. Ночью разбудят, скажи, что Малышу заплатил.
- Кому?
- Малышу.
Недоумение прошло быстро, ровно когда через забор, со стороны города, вдруг перепрыгнули трое местных, лысых, с цепями на шеях и в спортивном. Все встало на свои места и про Малыша пришлось запомнить.
Разбудили меня около полуночи, пнув сетку без матраца, где только-только уснул.
- Я Малышу заплатил.
Меня похлопали по плечу и двинулись дальше. Двигались трое в спортивном с фонариками и двое срочников с лычками на погонах-бегунках. В следующий раз проснулся от тугих ударов кроватной дужки по кому-то, не понимающему – за что должен отстегивать какому-то Малышу.
А утром обнаружилось, что меня ждет покупатель и подводная лодка. На Северном, слава яйцам, а не Тихоокеанском флоте. Ну и, вдобавок, у меня тиснули пену для бритья. Хотя, благодаря этому, узнал две важные вещи:
Здесь не крадут и ты не теряешь, здесь во всем виноват ты, потому как проеб..л. И все.
А вот этот тюбик, молодой человек, есть крем для бритья. Помазок тебе кто-то поумнее положил? Положил, вот бери и пользуйся. Пользоваться не вышло, меня нашел дневальный и потащил к строгому дяде в черной форме и пилотке.