Октябрь. Семь часов вечера, а уже совсем темно, как будто настала ночь. Как сильно убавился световой день… И как же не хочется работать в ночную смену.
Час до электрички. Скоротать его в доме у родителей — правильное решение; от них до станции — одна минута пешком, невозможно опоздать.
Старый дом, в котором я выросла. Люди, которых кто-то свыше назначил быть моей семьёй… Мамин бесконечный монолог, — как всегда, ни о чём.
— Будешь кофе?
— Да, мам, буду.
Знала б ты, как он мне надоел! Но без него вырубаюсь, а потому буду… разумеется, буду.
Чёрная, душистая жидкость льётся в небольшую чашку. Я безучастно смотрю на этот процесс. Нет желания не то, что шевелить руками, а даже разговаривать. Но если первое от меня и не требуется, то от второго вряд ли удастся отвертеться: мама не видела меня очень давно, наверное, по-своему соскучилась; мне придётся отвечать на её вопросы, — она ведь всё должна знать. А мне хочется просто лечь и закрыть глаза.
— Сколько сахара сыпать?
— Как будто не знаешь: нисколько.
— И как можно пить такой горький и крепкий кофе?
Молчу в ответ. Терпеть не могу эти её риторических вопросов… О Боже, как же всё раздражает!
— Мне сестра твоя звонила. У неё Родион заболел!
— Плохо…
И зачем я это сказала? Конечно, ничего хорошего в том, что заболел племянник, нет. Но ещё хуже факт моего полного равнодушия к проблеме: я настолько вымотана, что мне в принципе не может ничего хотеться, и никому я не могу сочувствовать, и никого не могу жалеть.
Кофе дымится в чашке. Мама что-то рассказывает, стараясь перекричать телевизор. А я словно не слышу и не вижу ничего этого. Я далеко-о-о… Сама не знаю где. Но, к несчастью, а может, и наоборот, женщина, давшая мне жизнь, никогда даже не пыталась увидеть и услышать, что со мной. Как обычно, она не обращает внимания на то, как я реагирую на потоки её бесконечных слов, а потому можно спокойно думать о своём. Пусть рассказывает… Лишь бы не спрашивала ничего.
Перевожу взгляд на бабушку, сидящую на диване и читающую какую-то ветхую, потрёпанную религиозную книгу с полустёртыми золотистыми буквами на обложке... Вот, кто, наверное, понял бы меня: её жизнь, по рассказам, тоже представляла из себя сто процентов одной сплошной работы — она бы посочувствовала, пожалуй… Но я ведь ничего ей не скажу. Мне не полагается жаловаться никому на этой земле. Я ж сильная?.. Ну вот.
Да ерунда это всё! Спать вот хочется. И шевелиться сил нет. Вот она, чашка кофе прямо передо мной, а я даже не могу себя заставить дотянуться до неё! Кто бы с ложечки попоил, что ли?..
Наконец, превозмогая одеревенение во всём теле, нахожу в себе силы и беру чашку в руки… Горячо, конечно, но сейчас выпью одним глотком и попрошу ещё, ибо одной такой чашки мне мало… только не уронить бы ещё, донести до рта.
Не успеваю сделать этот глоток, как мой телефон, лежащий на столе совсем рядом, начинает вибрировать. Ну кто же это звонит мне под руку? Супруг?! Чего ему нужно-то? Я только час назад была дома!.. Однако трубку я беру.
— Ммм? — всё, на что хватает моих сил.
— Аллё-о-о! — слышу я его бодрый голос. — Ты добралась? Всё нормально?
— Угу.
Он что-то ещё говорит… Я не слушаю. Только иногда угукаю, а то и вовсе киваю. За весь «разговор» даже не соизволила разлепить губы, поэтому испытываю что-то вроде радостного облегчения, когда так называемый диалог наконец завершается… Что-то вроде! Я уже и не помню давно, что значат эти эмоции: радость и облегчение. А были ли они хоть когда-то в моей жизни? Весьма сомнительно.
— Твой звонил?
— Угу.
— Как он там поживает?
«Да какая тебе разница?! Тебе что, дело до него есть?» — хочется заорать мне. Но всё, на что у меня хватает сил, это односложно буркнуть:
— Нормально, — и снова взять чашку.
Глоток. Горько-то ка-а-ак! И кипяток, конечно же… Зато в голове тут же становится яснее.
Прихлёбывая кофе, смотрю в тёмное окно. Там, разумеется, ничего уже не разглядеть, зато ясно вижу своё отражение в стёклах. Потрясающий вид! Краше в гроб кладут.
Ещё глоток кофе… Да, а выпить всю чашку за раз, пожалуй, не получилось бы.
— А у тёть Лены Мишка опять женится. Мало ему двух разводов было… — снова слышу голос матери.
— На ком?— спрашиваю зачем-то… Ох, зря я спросила! Сейчас на меня выльют ушаты информации.
Угадала: скоростной монолог, изобилующий именами, затягивается минут на десять… Как хорошо, что я научилась её не слышать. Давно научилась. Тогда, когда поняла, что она не слышит меня. И… так даже проще. А главное: я никогда не стану такой, как она.
Глоток…
Я ведь одна в этом мире.
И когда только моя жизнь скатилась в такое дерьмо? Кто сотворил это со мной? Почему я так плохо выгляжу, так ужасно себя чувствую, и почему мне нет дела ни до чего вокруг? Неужели всего одна, совершенно идиотская потеря навсегда сломала меня? Ведь я не была такой! Не могла такой стать!.. Но то, что я видела в тёмном окне, — это действительно я! Я — закономерный результат той жизни, которую устроила сама себе.
Глоток кофе.
Следует признать: никто, ничто и никогда не сделает меня прежней. Это невозможно! Даже если б на свете существовали волшебники, ни одному из них не было бы под силу вернуть мне радость и вкус жизни, которую я раньше так любила.
Глоток. Всё, допила, осталась одна гуща.
— Будешь ещё?
— Давай.
Жидкость снова льётся в чашку из турки. Уже не дымится: напиток был сварен в один заход, а потому, слегка остыл… Неважно. Делаю новый глоток.
Надо же, а вкусно, когда не так горячо! Это тебе не та дрянь, что я пью на работе.
— Вкусно… Откуда?
— Сашка привёз! — отвечает мама с гордостью.
Ну конечно! Я могла бы и догадаться! Сашка, любимый зять, муженёк моей сестрицы, образец для подражания, коим мужу моему никогда не стать… Ненавижу!!! Ненавижу… Не его: себя — это ведь не я снабжаю мать дорогим кофе. Хотя... сей элемент тоже хорош: это из-за него я перестала общаться с сестрой!
Эх… Не из-за него. Из-за себя.
Мама продолжает что-то рассказывать мне, а я всё так же уныло киваю… Что я вообще здесь, нафиг, делаю? Кому я тут нужна?
Глоток.
А если попробовать встряхнуться? Нет, в самом деле, так же нельзя, в конце концов! Нужно брать себя в руки! Нужно себя занять! Вот, к примеру, писанина моя, две тетрадки формата А4, исписанные в каждую клеточку моим малопонятным почерком, — что если выложить всё это в сеть?
Глоток. Кривая ухмылка.
Серьёзно? Мне это не то, чтобы слабо, а я в жизни не довела ни одного дела до конца! Я не смогу даже зарегистрироваться на сайте, ведь и близко не представляю, как это делается, да и начинать не собираюсь! Для меня это не проще, чем выучить китайский язык по самоучителю — уже начало лишено напрочь всякой перспективы!.. Ну а если и смогу — кому всё это нужно? Это ж никто не будет читать! Там таких «писателей» пруд пруди! Так что я напрасно таскаю с собой эти тетрадки. Решено: завтра же суну их туда, где валяется куча таких же: и с длинными рассказами ни о чём, и с типа стихами… Жаль, рука отчего-то не поднимается свалить всё это в одну кучу и скопом сжечь.
Последний глоток и… пойду я, наверное. Постою лучше на станции, покурю. На улице вполне себе тепло, хотя и дождь порой накрапывает... Просто нет сил слушать мамину деловитую трескотню, когда душа так же черна, как только что проглоченный мной горький напиток. Нет сил молчать. Нет сил поддерживать беседу. Самое верное — уйти.
Глубокий вдох — и поднимаюсь из-за стола.
— Ты куда?
— Пойду…
— Ещё тридцать минут!
— Ну и что?
Зачем это всё? Никто ведь не собирается меня держать, так для чего фальшивое сожаление?.. Теперь исчезнуть в осенней влажной темноте хочется ещё больше.
Усталость сковывает всё тело. Сил почти нет, а впереди ещё неделя с гаком ночных смен, бестолковых и уверенных в своей неизменной правоте покупателей, стремящихся эту самую правоту мне доказать, тоскливого пребывания в пустом киоске и бесконечных лесных километров до электрички и обратно под мерзким, холодным осенним дождём… Сдохнуть хочется!
Надо хотя бы думать об этом прекращать, а потому срочно отсюда. Этот дом меня угнетает. Сейчас… Только уберу со стола и вымою свою чашку, и никакая сила меня здесь не удержит. Темнота и одиночество, как всегда, принесут успокоение и облегчение — так скорее к ним! Зря я вообще припёрлась сюда.
…Говорят, что жизнь меняется за секунды, и я не раз имела возможность убедиться в этом чудесном явлении. Не счесть тех замечательных случаев, когда весёлый праздник вдруг омрачала какая-нибудь печальная неожиданность, а вот поворота в обратную сторону в моей жизни не происходило ни разу… Хм. Не время, что ли, было?
Я не успела подумать, но… Но когда я взяла чашку со стола, то машинально заглянула в неё — привычка, наверное: будучи девчонкой, любила гадания, в частности, на кофейной гуще… И в тот же момент время словно замерло. Я прямо почувствовала, как оно прекратило на миг свой бесконечный бег и тут же снова устремилось вперёд.
— Мама! — чуть ли не истерически взвизгнула я.
Мать тут же появилась в дверях, ведущих в соседнюю комнату. Бабушка, оторвавшись от книги, пробормотала:
— Что такое?
Я, не в силах отвести взгляд и округлив глаза, продолжала пялиться в чашку с остатками кофе.
— Что случилось? — спросила мать, подходя ближе.
— Смотри! — я протянула ей чашку, при этом так и не переставая на это смотреть. Да и было на что: редко такое увидишь!
Стенки фаянсового сосуда практически остались чистыми, а вот на дне… на дне чашки гуща сложилась в сердце, идеально ровное, без всяких разводов и подтёков, чёрное, но… такое отчётливое, что не спутать его было ни с чем другим!
— Чёрное… — уронила мама.
Да, она такая! Верит во всё подряд, на всякий случай, и до ужаса боится чёрного цвета.
— Но ведь сердце! — возразила я.
— Глупости это всё! — доносится со стороны дивана. — Нельзя гадать о судьбе! В Господа верить надо!
— Да? И давно такая набожная стала? — с насмешкой спрашивает отец, появляясь из соседней комнаты. Н-да, а я думала, его и дома нет!
Да ладно, не до того мне. Увиденное в чашке теперь заняло все мои мысли. Сердце! Ничего себе! Плохо или хорошо это — неизвестно, но… однозначно к переменам в жизни! По-другому не может быть. Иначе почему моё собственное сердце так бешено стучит?
В доме начинается полемика: надо же выяснить, стоит или не стоит верить гаданиям, принимать или не принимать во внимание знаки судьбы… Но я в этом не участница. Мне абсолютно неважно, кто и что думает по поводу гадания на кофейной гуще, ибо я увидела именно то, что было нужно мне, и теперь… Теперь всё в этом мире иначе!.. Надо же: такая мелочь, а вся жизнь вдруг стала другой!
Потянувшись, словно после сна, ощущаю невероятную лёгкость и бодрость.
Чего я там не могу? Преодолеть свою усталость? Да где, какая усталость? Я только что словно заново родилась! Я люблю свою работу, между прочим, неплохую, весьма спокойную и достойно оплачиваемую. А ночные смены — это так, временная трудность, быстро проходящая и никак не влияющая на дальнейшее.
Может быть, я не могу снова стать такой, чтобы нравиться себе и окружающим? Да с чего бы вдруг? Прекрасно могу. Нужно только взять себя в руки, как не раз в моей жизни бывало, немного привести себя в порядок, купить новых шмоток, не лениться, и всё будет прекрасно. Ведь не семьдесят же мне, в самом деле, лет!
Потеря меня тяготит? КАКАЯ потеря? Человек, с которым я едва познакомилась и тут же рассталась, тот, который давно и думать про меня забыл? Да он не стоит того, чтобы считать расставание с ним не то что бы потерей потерей, а вообще каким-либо событием, он просто никто и звать его никак, — нужно только это признать… Ха, я уже признала!
Да, и писанина моя, кстати, может, и не лучше, но и ничуть не хуже того, что мне уже пришлось почитать на том, заинтересовавшем меня сайте, а посему… я выложу её! Уверена, что найдётся хотя бы один человек, который заинтересуется этим, а там… впрочем, загадывать не стоит. Неудобно будет набирать текст? Привыкну. Это уже мелочь, как и мои слабые познания в области Интернета, — я всему научусь. Я всегда умела учиться.
А дома… там муж и сын — мои мужики. Я очень им нужна. А они нужны мне.
Взгляд в тёмное окно — отражение улыбается мне, словно одобряя новый настрой.
Пойду. Пора мне воплощать свои мечты. Теперь я чувствую, что жизнь продолжается, хотя кофейное сердце тут, скорее всего, ни при чём… Но оно появилось невероятно вовремя!
— Всё-таки уходишь? — спрашивает мама, когда я уже накидываю куртку и беру сумку.
— Да. Мне в самом деле пора, — улыбаюсь. — Я зайду на днях.
— Забыла спросить: как поживаешь-то?
Пожимаю плечами.
— Замечательно. Столько планов… пойду я, мам.
— А мне показалось, ты расстроена чем-то…
Я отрицательно качаю головой и снова улыбаюсь.
— Тебе показалось… До свидания.
Знакомая дверь захлопывается, скрывая её, меня окутывает осенняя ночь и… я снова делаю глоток, — глоток свежего, влажного, осеннего воздуха! Глоток новой и, несомненно, прекрасной жизни! Глоток неизведанного! Глоток желанного!
В голове не укладывается: неужели такая мелочь, глупость, как сердце из кофейной гущи на дне чашки способна за секунды так всё изменить и перенастроить того, кто давно списал себя со счетов? Видимо, способна… Но это совершенно неважно. Главное, что мне снова хочется кричать: жизнь! Я люблю тебя!