Автор: Mara
Дядя Коля не спал. Уже кукушка на часах двенадцать раз прокуковала, а сна ни в одном глазу. Николай ворочался, скрипел панцирной сеткой кровати, таращился в темноту. Проблема была серьезная: Новый год через неделю, а открытка для Егоровны так и не пришла. Оставалась малюсенькая надежда, что в следующий привоз почты, а это уже в первых числах января, обнаружится кусок картона от нерадивого сына. Но надеяться на это, Коля понимал, было нельзя. Не тот человек Серёга, чтобы чьи-то надежды оправдывать. Баламут и пустозвон. Вот как пятый год уехал на Север за длинным рублём, так ни разу матери не написал, не позвонил. Егоровна разговоры на эту тему не поддерживала, молча кивала сочувствующим, а на причитающих и осуждающих сына так зыркала, что те языки прикусывали. Но дядя Коля знал, что не каменная она, ждёт и надеется. Всегда глазами его провожает, как он мимо её дома идёт с полной сумкой корреспонденции.
***
Дядю Колю в селе все любили. А чего его не любить? Война уже двадцать лет как закончилась, похоронок никому не присылают, только письма да открытки. К тому же не пьёт он, а весёлый, не вредный, никого не поучает, на путь трезвости не склоняет. Бабам опять же интерес - холостой, симпатичный, молодой еще мужик, сорока с гаком лет. А что должность у него не серьёзная – почтальон – так это уже все привыкли, вопросов не задавали.
Началось всё года два назад. Сидели с Толиком Синицыным, вспоминали войну. Коля всё больше помалкивал, от того, что и рассказать особо нечего: он парень смышленый был, попал в разведшколу, там его талант и открылся – почерк, подпись, рисунки, «каляки» на полях подделывал на «раз и два». Но не только внешний вид копировал, суть улавливал – мог про человека даже по одной строке много характерного рассказать и всё «в точку». Пока канителились с Колей в школе, думая, как его приспособить на благо победы над фашистом, тем более, что с немецким Коля не дружил, а кроме одного этого своего таланта ничем не блистал, война почти закончилась. Подписал Коля бумагу о неразглашении, да и вернулся в конце сорок четвертого в село с «легендой» про службу в рядах Красной армии. Мать с отцом еще при раскулачивании померли, родственников он не знал, семьёй своей не обзавелся. До войны хотел в авиационный поступить, но не прошёл по здоровью, зато отличился на экзамене по математике. Его приметили, уговаривали в столицу ехать учиться. Но Коля упёрся рогом: или авиация, или в селе останусь.
Толик в тот раз крепко выпил. Плакал, утирал пьяные слёзы рукавом рубахи. Вспоминал свой отряд. Как попали в окружение в сорок втором, как политрук вдруг упал на колени и стал молиться кому-то там в серое небо. Как у самого Толика вдруг всплыл образ Николая Чудотворца, что на иконе у бабки в красном углу. Как стал обещать Чудотворцу, что выучится на инженера, будет людям помогать, пить и мать обижать не будет как отец, много чего обещал. Толик рыдал: «Спас он меня тогда, а я ничего не выполнил из обещанного. Он людям за просто так помогает и ничего не ждёт взамен. Вот и от меня не дождался». Полоснуло тогда дядю Колю, огонёк как будто внутри зажегся. Вспомнил, как в разведшколе графолог ему говорил «да у тебя божий дар, парень, тебе б в милицию, людям помогать». В милицию Коля совсем не хотел, а вот людям помогать…
***
Первое своё письмо дядя Коля написал через неделю после памятного разговора про войну. Стоял за хлебом в сельпо в очереди и слушал, как Нинка Васютина, вредная курносая бабёнка, жаловалась подруге на невестку Светку. Сына в армию месяц как забрали, так Нинка принялась красавицу Светку изводить. Та повода не давала, терпела. А тут как назло стал к Светке председатель клинья подбивать. Нинка тут совсем взбеленилась, да вместе с председательской женой девчонку загнобила. Слушал, слушал дядя Коля напраслину, что Нинка на Светку наводила, стоя в очереди, возмутился, все внутри у него встрепенулось, заходило ходуном от несправедливости.
Дождался, когда Нинка письмо сыну в армию на почту снесла. Выудил из ящика, домой отнес. Вечером скопировал нинкины каракули, а то место, где свекровь Светку в распутстве и пьянстве обвиняет, заменил на чистую правду: «хорошая жена у тебя, сынок, по хозяйству помогает, тебя ждёт».
Нинка когда от сына письмо ответное получила, ходила сильно озадаченная. Сын благодарил мать за мудрость и хорошее к Светке отношение. Дошло даже до того, что соседи видели, как они, Светка да Нинка, вместе вишню собирали, чего отродясь не бывало, Нинка к любимой вишне никого не подпускала.
Окрыленный успехом, стал дядя Коля творить добро в письменном виде повсеместно. Работал масштабно. Иногда выходило боком. Однажды переписал донос Михеева на соседа. Тот жаловался в районный обком партии, что Виктор Павлович Синицын рассказывает непотребные анекдоты про кукурузу и Хрущева. А на деле то – обыкновенная зависть: Михееву никак не удавалось выиграть у Синицына в шахматы. Дядя Коля заменил в письме «Хрущева» на «батьку Махно». Почему-то обком партии шутку не понял и на общем собрании пропесочили и Михеева, и ничего не понимающего Синицына. Михеева высмеяли с этим его «Махно», да так, что тому поплохело, он никак в толк не мог взять, как там батька оказался. Синицын крепко осерчал на экс-партнера по шахматам и обещал ему устроить «полную анархию», благо жил с ним через забор. Дядя Коля, наблюдая ситуацию, ругал себя за Махно. «Надо было на Петра Первого менять», - думал он. Синицын не успокоился, пока не поджёг сарай Михееву. Тушили вместе, тогда и помирились. Стали сызнова в доме культуры в шахматы играть, только теперь Синицын, чувствуя вину за сарай, иногда разрешает Михееву выиграть партию, другую.
***
Чего уж там говорить, Егоровна давно нравилась дяде Коле. Строгая, аккуратная, темноглазая. Как с плаката «Родина-мать». Откуда у такой женщины сын-обормот - загадка. Коля, когда шел мимо, всегда заглядывался на красную герань и белые вышитые занавески у Егоровны на окне. Думал: «Хорошая женщина, живет одна». Вот и сейчас, в темный час ночи, лежа без сна и спокойствия душевного, размышлял, как ему получить образец почерка этого разгильдяя, чтобы сварганить поздравительную открытку для Егоровны.
Решение пришло утром. Печатная машинка в приёмной председателя. Сторожа дядя Коля знал давно. Напросится на ночной «разговор за жизнь» в компании с самогоном было делом одной секунды. Сторож заснул стремительно, сразу по окончании мутной жидкости в бутылке. Николай отстучал по клавишам печатной машинки нехитрый текст на открытке, а дома несколько часов подделывал почтовый штемпель из далекого сибирского города.
***
Егоровна очень удивилась, обрадовалась, когда дядя Коля, свежевыбритый и пахнущий тройным одеколоном, широко улыбаясь, возник у нее на пороге. Смущенный он прошел по приглашению в избу, замешкался в сенях, снимая валенки, и очутился в чистой просторной комнате, пахнущей яблоками и хорошей хозяйкой. «Как у вас тут…», - Коля запнулся, подбирая слова, - «хорошо». Егоровна улыбнулась.
Она внимательно читала открытку, эти пять выверенных Колей предложений. Николай, тихий от напряжения, как будто читал её с ней тоже, про себя проговаривая слова. Егоровна коротко взглянула на Николая и он понял шестым чувством: раскусила. Он сразу скис, поник, принялся теребить край скатерти стола, за которым сидел. Повисла пауза.
- Я эту «ю» узнаю из тысячи, - Егоровна не смотрела на дядю Колю, управляясь с крантиком от самовара, - я долго работала в секретариате, пока не перешла в библиотеку. Вы забыли, Николай?
- Забыл, - дяде Коле как маленькому хотелось плакать от досады.
Егоровна поставила перед ним чашку чая и пододвинула вазочку с вареньем. Подперев рукой щёку, она смотрела, как Коля смущенно мешает сахар в чашке. Как рассматривает узоры на скатерти, боясь встретиться с ней взглядом. Большой, кудлатый Коля не знал, куда себя деть от неловкости. Если бы он мог, то тотчас бы бросился вон, добежал бы до дома и спрятался бы, зарывшись в одеяло. Егоровна, сама себе удивлялась: она не злилась, ей почему-то была приятна эта его дурацкая выходка. «Чудеса, да и только», - думала она, прислушиваясь к себе.
Уходя, Коля вдруг осмелел: «А Новый год как встречать думаете? Одна или с кем?». Сказал и испугался - вдруг глупость сморозил.
«Или с кем», - Егоровна запахнула платок на груди, - «Вдруг чудо случится».
«Случится. Я обещаю», - Николай взглянул на небо, как будто хотел заручиться поддержкой.
Источник: http://litclubbs.ru/writers/4194-chudotvorec.html
Ставьте пальцы вверх, делитесь ссылкой с друзьями, а также не забудьте подписаться. Это очень важно для канала.
