Думалось, люди тут дарят друг другу цветы по два раза на дню, до обеда и после. Но после первого часа знакомства с учреждением в воздухе уже явственно тянуло порохом.
Гигантским ульем гудела привокзальная площадь. Ответственный организатор экскурсионного бюро, лавируя в фарватере пассажирского потока, задушевно кричал в мегафон:
– Дорогие гости! Экскурсионное бюро приглашает вас посмотреть прекрасный наш город. Мы объедем на автобусе сады и парки, исторические памятники и достопримечательности.
И транзитный пассажир, мучимый заботой, как убить время до отхода поезда, с благодарностью отвечал на призыв, концентрируясь вокруг организатора. Тот уже собирался вести экскурсантов к автобусу, когда неподалеку раздался зычный голос, усиленный мегафоном:
– Дорогие граждане! Мы приглашаем вас посетить наш прекрасный город. Мы объедем на автобусе его сады и парки...
– Стой! – прервал речь нежданного конкурента ответственный организатор. – Ты кто такой?
– А ты кто? – надменно ответил в мегафон незнакомец. – И попрошу не тыкать.
Конкурент
В тот же день и на других площадях города было отмечено появление оснащенных усилителями людей, стремившихся парализовать работу экскурсионного бюро. Они смело вклинивались в пассажирскую толчею, ловко перехватывали безропотного транзитника и тотчас увозили на автобусах.
Так началась изнурительная война голосовых связок, битва мегафонов, стоившая немало нервов и оставившая зияющие финансовые бреши в хозяйственной деятельности бюро. Соперником его оказалось другое, вновь созданное бюро – путешествий.
События развивались.по всем правилам бескомпромиссной конкурентной борьбы. Одерживал верх тот, кто кричал громче и раньше захватывал выгодный плацдарм.
То и дело конфликтующие стороны от споров по существу переходили на личности. Обменивались колкостями. Когда сходились лицом к лицу, начиналась перебранка из матюгальников, что растерянный транзитник не знал, к какому лагерю примкнуть.
Не вдаваясь в анализ того, кто лучше может показать сады и парки, заметим, что борьба за сферы влияния двух родственных организаций ни к чему, кроме неразберихи, не привела. Горячка переманивания мешала к определенному времени набрать нужное количество экскурсантов, и часто автобусы в рейс уходили полупустыми.
Может, и не надо было создавать новое бюро. Может быть. Но если уж создали, почему же не позаботились о мирных, нормальных взаимоотношениях двух организаций. Дело-то общее.
Два начальника
О том, сколько нервов и средств уносят ведомственные битвы, написаны горы рассказов. А бойцы продолжают скрещивать бумажные шпаги. Бывает, даже находясь в одной организации, в одном коридоре.
В институте эфироносов приятно пахло розой, дурманило мятой. Атмосфера располагала к лирическим размышлениям. Думалось, люди тут дарят друг другу цветы по два раза на дню, до обеда и после. Но после первого часа знакомства с учреждением в воздухе уже явственно тянуло порохом.
До слияния института с отдельно существовавшей лавандовой лабораторией отношения между их руководителями Первушиным и Вторушиным являли собой образец мужской дружбы. Встречаясь, друзья задушевно обсуждали животрепещущие эфирные проблемы и чувствовали взаимопонимание. Ведомства их дислоцировались в одном коридоре. На именинах у Первушина Вторушин, держа на отлете фужер, тепло говорил о дружбе.
Так бы, наверное, и служили два начальника положительным примером для других администраторов, если бы их ведомства не соединили в одно. Казалось, теперь их дружба расцветет еще более ярким букетом.
Но бутон не распустился. Более того, он зачах. На корню. Вскоре после слияния было замечено, что директор института и глава лаборатории при встречах перестали сердечно улыбаться. Именины теперь уже проводились сепаратно. В разговорах за столом о дружбе уже не упоминали. Если один говорил из них «да», «нет» говорил другой.
Первый открытый конфликт вспыхнул на базе канцелярских столов. Первушин распорядился перевести операторов лавандового подразделения, занимавших отдельную комнату, к коллегам по труду – операционистам института. Перевели, перенесли и столы.
На операцию по перетаскиванию столов Вторушин взирал взглядом великомученика. Потом, преодолев минутную слабость, зашел к Первушину и ледяным тоном спросил:
– Я хотел бы знать, уважаемый, на каком основании вы самым волюнтаристским образом перевели моих операторов к себе?
– Операторы не твои, а мои, – отрубил Первушин. – У нас один институт, и начальник тут я.
– Это – администрирование! – не выдержал Вторушин. – Только так я могу расценить вашу акцию!
– А мне наплевать, как вы будете расценивать мои акции, – холодно ответил Первушин.
– Отлично, – сказал Вторушин и деревянной походкой двинулся к выходу.
Диверсия
...Ночью кто-то таинственно проник в расположение института и перетащил столы на старое место. Это был уже вызов! Утром, обнаружив диверсию, директор приказал спорные столы снова выдворить. Начиналась война, столь же затяжная и изнурительная, какая бушевала некогда между Алой и Белой розой.
Ссорятся по разным поводам. Одни – из-за классического гусака, другие – на почве несхожести футбольных симпатий, третьи – в связи с дядюшкиным наследством. Чтобы узнать причину ссоры наших героев, не надо выяснять их футбольную ориентацию или наводить какие-либо справки в нотариальной конторе. Все дело в том, что по положению лавандовая лаборатория являлась не самостоятельным подразделением, а составной частью института и подчинялась его руководству. Это на бумаге. А фактически все атрибуты самостоятельного учреждения у лаборатории, как и прежде, сохранялись в неприкосновенности. У нее был свой начальник, свои партбюро и местком, свои финансы, бухгалтерия и даже собственная гербовая печать. А в институте тоже имелись свои администрация, партбюро, местком, свои финансы, бухгалтерия и своя гербовая печать. Говорят, раздвоение единого – путь познания. В данном раздвоении познать ничего нельзя было. С одной стороны, вроде бы одно учреждение, с другой – два. С одной стороны Первушин вроде бы верховный руководитель, с другой – не верховный.
А война развертывалась широким фронтом. Первушин издавал приказы, Вторушин игнорировал их.
– У нас один институт, – говорил директор.
– Один, да не один, – отвечал начальник лаборатории.
Косяками шли докладные и контрдокладные. Гремела дуэль. В битву втягивались все новые резервы. Ширился и набирал силу поток анонимок.
Парфюм с горчицей
Кадровые неясности плачевно отразились на судьбе института. Он сильно отстал от других таких же институтов, плелся в хвосте. Рост наблюдался только в количестве штатов. Вторушин набрал в свою лабораторию в пять раз больше людей, чем надо.
Чтобы не сидеть сложа руки, они занялись предметами, не имеющими никакого отношения к эфироносам, – хмелем, виноградом, спорыньей, солодковым корнем и даже горчицей, парфюмерные свойства которой, как известно, далеки от розы и лаванды.
Вот ведь к чему привела неразбериха. Так что прежде чем делать организационные перетряски, сядьте, подумайте, к чему они приведут, сведите до минимума, а лучше на нет возможные конфликты. Да и противоборствующим сторонам хотелось пожелать большей терпимости и взаимопонимания. Не кричите друг на друга, дружите, товарищи. Дарите розы!
Друзья, не забывайте ставить лайк, это мотивация для меня писать чаще. Подписывайтесь на мой канал - впереди много интересного!