Как желанная свобода в итоге оказалась бесполезной и почему спасение ото зла всё равно оборачивается смертью.
I. Cлава/забвение
Всеволод Гаршин – писатель хороший, но незаслуженно русской публикой забытый. В 1880-ые годы молодого писателя хвалили Толстой, Тургенев и Салтыков-Щедрин, а его рассказы, которые по словам современников «были написаны кровью», печатались во всех известных литературных журналах того времени и получали широкий читательский отклик. Сейчас же от былой славы Гаршина в народной памяти осталась разве что «Лягушка-путешественница», да и то мало кто знает, что сказка эта написана им.
II. Дети/взрослые
Больно? Что значит больно, когда я хочу выйти на свободу?
Сказки Гаршина – это вообще нечто странное и для детей вряд ли предназначенное. И не потому, что они плохо написаны или развращают неокрепший ребяческий ум – нет. Просто мораль их глубже и связана с философскими вопросами про свободу и смысл жизни не хуже, чем работы Ницше или Фромма.
Другая мораль и вопросы – другие средства воплощения: от сказок Гаршина не стоит ожидать привычных счастливых развязок, всемогущих героев или чудес. Тут вы столкнётесь с реальной жизнью в понимании писателя, то есть с болью, несправедливостью, тотальным непониманием и жестокостью (о чём ещё может писать человек, который в 33 года в состоянии депрессии намеренно сбросился с лестницы и умер).
III. Свобода = рабство
«Аttalea princeps» – это сказка о свободолюбивой пальме (страшное латинское название – это её «имя»), которая всю свою жизнь провела в неволе. Привезённая из Бразилии Атталэа после жарких просторов оказалась заточённой под стеклянной крышей с железными рамами.
Увидев однажды в оранжерее посетителя-бразильца и вспомнив родные места, пальма решила во что бы то ни стало дотянуться до самого верха, сломать рамы и вырваться на свободу. Она попыталась найти поддержку у других «заключённых» ботанического сада – корицы, кактуса и саговой пальмы, но их совершенно не интересовала свобода – все мысли соседей были заняты только качеством и количеством полива. Поняв, что остальные растения абсолютно инертны, Атталэа решает пробиваться на свободу в одиночку.
- Глупости! Глупости! - заговорили деревья, и все разом начали доказывать Attalea, что она предлагает ужасный вздор. - Несбыточная мечта! - кричали они. - Вздор! Нелепость! Рамы прочны, и мы никогда не сломаем их.
С каждым месяцем пальма росла всё выше и выше. Наконец, Атталэа достигла такой высоты, что смогла сломать одну из решёток и разбить стекло. Но свобода оказалась не тем, что она ожидала – вместо тёплых просторов и лета её встретили поздняя осень, ветер и холодный дождь.
"Только-то? - думала она. - И это всё, из-за чего я томилась и страдала так долго? И этого-то достигнуть было для меня высочайшею целью?»
Через некоторое время директор сада замечает пробитую решётку и освободившуюся Атталэу. Решив, что делать какие-либо приспособления для согрева пальмы бессмысленно, он приказывает спилить дерево и выбросить.
- Можно бы надстроить над нею особенный колпак, - сказал он, - но надолго ли это? Она опять вырастет и всё сломает. И притом это будет стоить чересчур дорого. Спилить ее!
Истерзанную пилой, пожелтевшую пальму безжалостно выбрасывают на задний двор прямо в грязь вместе с маленькой травкой – единственным другом Атталэи, которая не захотела с ней расстаться.
Пальму привязали канатами, чтобы, падая, она не разбила стен оранжереи, и низко, у самого корня, перепилили ее. Маленькая травка, обвивавшая ствол дерева, не хотела расстаться со своим другом и тоже попала под пилу. Когда пальму вытащили из оранжереи, на отрезе оставшегося пня валялись размозженные пилою, истерзанные стебельки и листья.
Нетрудно догадаться, что вся сказка – это одна большая аллегория: под пальмой Гаршин подразумевает любого революционера, человека-новатора; ботанический сад – это общество, своебразный «мирок», за рамки которого хочется вырваться революционер, а инертные растения, заботящиеся лишь о поливе – это народ, который как бы плохо и «тесно» не жил, революции не хочет.
Итог для таких новаторов по Гаршину однозначен – гибель. Желанная свобода не оправдывает себя и оказывается ещё хуже рабства (считай,вышло как у Оруэлла в «1984»), народ, на который рассчитывает революционер, считает тебя за гордую сволочь, а «умный директор»-государство, которое сначала о тебе заботится, приказывает казнить и выбросить в овраг как ненужный мусор. Вот такая пессимистическая философия для самых маленьких.
IV. Жизнь/смерть
Если от ««Аttalea princeps» вы ещё не впали в фрустрацию, как я после первого прочтения, то вот вторая, не менее «оптимистичная» сказка – «О жабе и розе»:
Однажды в заброшенном уголке сада распускается прекрасная роза. Чудесный цветок живёт одинокой и спокойной жизнью, распространяя вокруг себя невероятное благоуханье.
Она не могла говорить; она могла только, склонив свою головку, разливать вокруг себя тонкий и свежий запах, и этот запах был ее словами, слезами и молитвой.
В старый цветник иногда заходит только маленький мальчик Вася, за которым присматривает его сестра. Ребёнок наблюдает за насекомыми и растениями, много читает. К весне Вася внезапно заболевает, и, прикованный к кровати, не может больше посещать любимый сад.
В эту весну мальчик не мог выйти в свой любимый уголок. По-прежнему около него сидела сестра, но уже не у окна, а у его постели; она читала книгу, но не для себя, а вслух ему, потому что ему было трудно поднять свою исхудалую голову с белых подушек и трудно держать в тощих руках даже самый маленький томик, да и глаза его скоро утомлялись от чтения. Должно быть, он уже больше никогда не выйдет в свой любимый уголок.
Тем временем, покой прекрасной розы в саду нарушает старая противная жаба, которая вознамерилась съесть цветок, но лишь ранится о шипы и падает со стебля. В ужасе роза молится о своём спасении от глупой смерти.
Темно-зеленая гладкая кора розового куста была вся усажена острыми и крепкими шипами. Жаба переколола себе о них лапы и брюхо и, окровавленная, свалилась на землю. Она с ненавистью посмотрела на цветок...- Я сказала, что я тебя слопаю! - повторила она.
Больной мальчик, вспоминая про прекрасный цветок, просит свою сестру принести его. Она спешит в цветник, и в последний момент вырывает розу изо рта старой жабы.
Она подошла к кусту в то самое мгновение, когда жаба хотела схватить цветок.
- Ах, какая гадость! - вскрикнула она.
И схватив ветку, она сильно тряхнула ее: жаба свалилась на землю и шлепнулась брюхом.
Спасённая роза приносится Васе, который с восторгом смотрит на неё и наслаждается чудесным ароматом. После этого ребёнок умирает.
Сестра вложила стебелек ему в руку и помогла подвинуть ее к лицу. Он вдыхал в себя нежный запах и, счастливо улыбаясь, прошептал:
- Ах, как хорошо...
Потом его личико сделалось серьезным и неподвижным, и он замолчал... навсегда.
Цветок ставят у гробика ребёнка, где увядающая роза понимает, что лучший момент в её жизни был в руках умирающего доброго мальчика.
Вся сказка – ещё одна мрачная аллегория: роза – символ прекрасного, жаба – образ вселенского зла, а мальчик – воплощение исчезающего в мире добра. Гаршин считает, что смысл существования красоты (которую постоянно хочет уничтожить нечто демоническое и жестокое) – это спасение тех немногих добрых людей, которые остались на свете. Однако, в итоге и добро, и красота умирают. Остаётся лишь «жаба» – темнота и зло, единственным желанием и целью которых является разрушение.
V. Исписался кровью
Писать такие недетские сказки для Гаршина вышло дорогой ценой – маниакально-депрессивный психоз, помешательство, помещение в психиатрическую лечебницу.
«Написанные кровью» рассказы вогнали автора в заколдованный круг отчаяния и безысходности: Гаршин не видел будущего, и потому вышел из положения единственным возможным для себя способом – суицидом. Потомкам же остались лишь его пугающие «гофмановские» сказки да нереализованная литературная слава.
Увы.