Глава пятая. Знакомство
Часть третья
Боязливо повернула голову. Пригнувшись, Порфирий смешно подбавлял ей для поцелуя щеку. Впору было улыбнуться и поцеловать, что и сотворила облегчённо, сразу покусав свои губы после щекотнувшей бороды.
— А поклон?.. — потребовал он с плохо различимой в бороде и усах улыбкой.
И поклонилась, казня свою глупость:
— Простите, Бога ради!
Но уже выпрямился и был строг:
— Глазам твоим и слезам верю, Дарья. Прощаю. Будет тебе плакать. А всё же стоять тебе в наказание в этом углу до вечера... Постой да подумай, девонька: отчего это люди ложь и правду, в гостях у Жизни, из одного котелка хлебают? Кривятся, кряхтят, а — хлебают!.. Отчего так? А чтобы думалось тебе лучше — до вечера попостись, на водичке одной поживи до вечера. А как солнышко сядет, ответ мне скажешь. Вот тогда и... о твоём деле ко мне потолкуем... И не брезгуй, дочка, простившему тебя Порфирию, покорной быть в посылах его добрых, ежели учиться у него хочешь...
И стояла, и постилась в углу, и думала, невольно наблюдая, как приходят к нему люди с тяготами нажитых бед и как уходят, очищенные изнутри его силой; кого повторно призывал явиться, кого на сроки обязывал, а кто и разом получал исцеление от недуга. И страшно было смотреть, как из одной «молодайки», «одержимой», со слов его, изгонял он «беса». Удерживаемая роднёй, билась та под наложением его руки на голову и заговором знахарским, — выла, стонала, мужским и животным рыком изводилась... Но ушла, прояснённая, затихшая, очищенная от неведомой погани... И пот лил со лба Порфирия после этого, а лицо выглядело измождённым... И молился потом, просил заступничества у Христа и Отца его небесного... И не могло не потрясти это.
... А как зашло солнышко, призвал он к себе её, выйдя во двор, под небо постаревшего, утомлённого, уходящего лета. Спросил насмешливо, усадив рядом с собой на деревянных ступеньках:
— Так что, Дарья, нашла ты ответ на вопрос мой?
— Нашла, — ответила уверенно.
Усмехнулся по-доброму, лукавым прищуром прикрыв в тёмно-серых глазах усталую тайну и заблестевший интерес:
— Ну, так отвечай: отчего люди ложь и правду, в гостях у Жизни, из одного котелка хлебают? Кривятся, кряхтят, а — хлебают!.. Отчего так?
Помолчала, собираясь с ответом, покосилась на него, готового слушать:
— Я, дядя Порфирий, так думаю: Жизнь — стряпуха неважная... Где Жизнь — там и голод по правде. Вот и хлебают люди ложь и правду из одного котелка, потому что в гостях у Жизни у них вы¬бора нет: что подано, то и глотают — и горькую правду глотают и сладкую ложь! И того даже не боятся уже, что и ложь для души — яд медленный, и правдой отравиться можно!.. Не каждый о том знает... Но и те, кто знает, всё равно глотают, что Жизнью подано - кривятся, кряхтят, но... глотают! Котелок-то... на всех общий... Из одного его и... хлебаем...
Порфирий даже на руках себя приподнял над ступенькой, поворачиваясь к ней всем телом. трудно заметила в усах и в бороде его, заблудившуюся там, скупую улыбку:
А ведь верно! похвалил он, приятно удивлённый. Тут же вернулся в прежнее положение. Стал глядеть на закат.— Порадовала ты меня, девонька, мудростью своею! Не проста ты, оказывается, Дарья!.. Я, в твои годы, глупее был... В твои годы я так ответить не смог, когда меня мать спросила... Лет шестьдесят назад она так говорила: «Ложь и Правда — одной матери дети... Её, Жизни, дети... Как же им не хлебать то, чем мать потчует?..» Ну, да оставим это. Расскажи-ка, девонька, о себе теперь: кто ты? откуда? как нашла меня? А главное: какой-такой особенностью владеешь, за которую тебя мне Таргасов рекомендовал? Этот кого зря посылать к Порфирию не стал бы...
... Она рассказывала всё — всю свою жизнь с самого детства. Раскрыла и свои возможности, сомнения и желания. Он слушал внимательно, но всё смотрел на закат солнца, позолотившего вершины дубов на окраине леса и коснувшегося реки у противоположного от него берега.
— Ну, довольно, Дарья, — молвил он. — Дальше по делам узнаю тебя, как в писании сказано. Будешь жить у меня, сколь пожелаешь. Что усвоить сможешь — тому и научу, что знаю — и ты узнаешь. Харчиться вместе будем. Обязанности поделим: на тебе — козы мои, стряпня и чистота в избе. На мне — всё остальное. Кое-чего — сообща... Пошли, научу доить, да покормлю тебя молочком козьим...