Маленький человечек лежал нижней наре тюремной камеры № 37, он выглядел так, как будто старую, помятую, изношенную кожу напялили на тело двенадцатилетнего подростка, но забыли при этом вставить мозги, соответствующие количеству морщин. Интересно, что несколько ходок «за колючку к хозяину», не поправили его девственный интеллект. Но, не смотря на все эти недостатки, он был вполне безобидным, и невозможно было сказать, что общий стаж в местах лишения свободы превышал десять лет, на общих и строгих режимах.
Его звали Юра. Он долго и задумчиво смотрел в потолок и вдруг начал говорить, вся камера отдыхала после обеда, и поэтому его слова отчетливо слышал каждый.
- А вы знаете, что на Красном продоле сидел Адмирал Ушаков, - с гордым видом произнес старый мальчик Юра, - там даже памятная табличка висела на 73 камере.
- Юрасик, ты это серьезно? – Профессор оторвался от книги, поправил очки и сфокусировал свой взгляд на рассказчике.
- На полном серьезе.
- Странно, Красный продол построили в семидесятых двадцатого века, а адмирал Фёдор Фёдорович Ушаков, насколько я помню, родился в 1745 году и умер в 1817 и никогда не был в Усть-Каменогорске. Юрасик, как он мог сидеть в том, чего еще не существовало?
- Так Фёдор, наверное, и не мог сидеть, а Яков Ушаков здесь сидел! – Юра говорил очень уверенно.
- Яков Ушаков тоже адмиралом был?
- В смысле тоже? Он и был адмиралом.
Профессору слегка подурнело.
- Ты хочешь сказать, Юра, что в истории Российского Флота было два адмирала Ушакова – Фёдор и Яков?
- Ну, так, получается, - откликнулся старый мальчик, - если ты конечно про Фёдора не наврал.
- Сука, по ходу это мне всё снится, - Профессор достал сигарету и закурил. Вся камера затаила дыхание и слушала научно-исторический диспут.
- Юра, а от кого ты услышал или прочитал про адмирала Якова Ушакова, сидевшего после 1970 года в централе города Усть-Каменогорска, да еще с собственной памятной табличкой на дверях камеры?
- Табличка была не на двери, а рядом на стене, - Юра наморщил лоб. Морщин было так много и казалось, что туда поднялась и самая большая – межягодичная.
- Ну так бы сразу и сказал, это в корне меняет дело. Тот факт, что она была не на двери, а на стене – абсолютно бесспорно доказывает существование адмирала Якова Ушакова, - Профессор впился взглядом об собеседника, и ему вдруг почудилось, что третья морщинка сверху и есть та самая – межягодичная.
- Ну вот, а ты не верил, - Старый мальчик, не уловив сарказма, обвел победным взглядом всех обитателей камеры.
- Юра, поднапряги память – может не Ушакова, а Ушанова? Только про адмирала не вспоминай, а то боюсь у тебя фазы слипнутся и замкнут к херам собачьим, возись потом с тобой тут, - Профессор только сейчас заметил, что курил уже фильтр, он потушил дотлевший до конца бычок в самодельной пепельнице, и закурил новую сигарету. Юра закатил глаза и, судя по углу отклонения оптической оси глазных яблок, его взгляд также уперся в третью морщинку сверху – самую рельефную и выразительную, только изнутри головы. «Это я вижу морщинку, а он должен увидеть складку» - мелькнуло в голове Профессора, но он тут же с ужасом отогнал эту мысль.
- Ты эту табличку видел или сообщил кто?
- Мне Стыря рассказывал, когда я не этим сроком сидел.
- А Стыря, стесняюсь спросить, что тюремный краевед?
- Нее, он за угоны сидел постоянно.
- Логично, что за угон. Он по ходу твои мозги угнал. Угнал и спрятал.
- Ну, зачем сразу про мозги, - огорчился Старый мальчик, - я тебе говорю, табличка памятная Якову Ушакову - БЫЛА!
- Просвети меня, недостойного, о Волька! А из какого материала была сделана табличка – металл, мрамор, фанера?
- Я не Волька, я Юрка.
- В свете последних событий: Фёдор – Яков; Юрка - Волька, по-моему, однохуйственно. Так из какого материала?
- Он говорил вроде… нет, не помню. А! Он сказал, что большая была, - Юра развёл руки, как рыбак, хвастающийся рекордным уловом, - а если большая, значит металлическая. – Старый мальчик был горд своей памятью и умением выстраивать логические цепочки.
- Твоей логикой можно клопов травить, - Профессор грустно посмотрел на изношенного человека, - Давай так, я тебе расскажу, как было на самом деле, а ты забудь про своего Стыря - камероведа и тюрьмознатца, намазал он тебя качественно, ты и повелся (обманул он тебя, а ты и поверил).
- Профессор, а адмирал это выше майора? – Спросил с верхней нары тихий пожилой казах с труднопроизносимым и трудно запоминаемым именем, которого для простоты общения, все звали Амантай. Он с готовностью откликался.
- Блин, я убью того, кто вас, сука, поймал и посадил. Вот какого хрена вы в тюрьме делаете? Нормальным людям мозг выносите?! – Профессор реально психанул, - такое ощущение, что я попал в детский сад, в ясельную группу, к детишкам-оборотням, которые могут принимать внешность стариков. Тупых, дебильных стариков! Амантай, адмирал – высшее воинское звание на флоте.
- Как генерал? – Спросил Амантай.
- Амантай, адмирал соответствует званию генерал-полковник, а адмирал флота – генералу армии.
Амантай закивал, молча головой, цокнул языком и выдал:
- А вот в советское время, казахов генералов не было, - и горько вздохнул.
- Зато все адмиралы, кроме Фёдора и Якова, были исключительно казахами!
- Правда?! – Амантай даже привстал со шконки.
- Сука! Я всё таки найду ту тварь, которая вас наловила! Ты вот зачем вспомнил, что в советское время казахам, генеральских званий не присваивали?
- Знаю это.
- Если я начну говорить, что знаю – опухнешь слушать. Мне кажется, что ты это специально сделал, чтобы воздух в камере портить по ночам безнаказанно, типа в отместку за генеральскую дискриминацию.
- Вспомнил! Был один генерал – казах! – Амантай аж подпрыгнул на наре.
- Ну, слава Богу!
- Только он из Узбекистана был, - Амантай опять загрустил, от всплывшего в памяти факта.
- Твою дивизию! Короче, мужики, запоминаем: Яков Васильевич Ушанов жил в Усть-Каменогорске и был председателем Совдепа, никогда адмиралом не был и моря никогда не видел. В 1918 году был сожжен в топке парохода «Монгол» по приказу Атамана Анненкова. Адмирал Фёдор Фёдорович Ушаков жил сто с лишним лет до Якова, и как я уже говорил, в Усть-Каменогорске никогда не был и даже не знал о его существовании. Ни какого отношения к истории нашего централа не имеет. Тему с генералами трогать не буду, Амантаю не верю, а фактами не располагаю.
- Так адмирал Ушаков жил при Екатерине второй жил? – оживился Юра.
- Да, при ней родимой, дошло?
- А я так и говорил, что Екатерина эту тюрьму построила, значит, она табличку и прибила, - тон Старого мальчика был безапелляционным.
- Всё не начинай, я уже глаза закрываю и вижу, как Екатерина II вооружившись молотком, лично прибивала табличку с именем своего адмирала, перепутав его имя. Всё, хватит Юрасик, ты лучше расскажи то, что сам видел. Своими собственными глазами.
- Да я много чего в жизни видел, - Юра задумался, через секунду лицо его просветлело, рот расплылся в детской улыбке, - я вот в девяностых годах на тридцатке сидел (отбывал назначенное судом наказание в Учреждении ОВ 156 /30), там, в клубе зеки спектакль ставили. Мне очень понравился. Прямо такой ништяковый спектакль про Зою Космодемьянскую.
- Про кого?! Ты хочешь сказать, что в мужской колонии, осужденные ставили спектакль про Зою Космодемьянскую?! – У Профессора от удивления расплескался чай.
- Да про неё, - спокойно сказал Старый мальчик, - я точно помню, с ней там еще этот был… ну как его, революционер короче…
- Вы что там курили? – Профессор обалдело смотрел на рассказчика.
- Там режим был, и ничего кроме табака там не курили. О-О-О!!! Вспомнил! – Закричал Юрасик с такой силой, что Амантая буквально подбросило на нарах, - Бауржан Мамышулы!
- Что Бауржан Мымышулы? – Подозрительно спросил Профессор, поклявшийся самому себе, ничему не удивляться и беречь свою нервную систему.
- Ну, он в спектакле был с ней!
- Что, Бауржан Мамушулы с Зоей Космодемьянской в одном спектакле на сцене драматического лагерного театра имени будущей амнистии?
- Нет, он имени Мухтара Ауэзова был.
- Серьезно?
- Ага.
- Охренеть… и что дальше? – Профессор достал еще одну сигарету, руки его слегка подергивались. Чиркнул зажигалкой и затянулся в долгий затяг. – И как, её прямо на сцене повесили? Или этот эпизод не вошёл в постановку?
- Никто её не вешал, её на морозе водой заливали.
- Зою?! Водой?! В деревушке Петрищево?!
- Её конечно, не Бауржана же. И не в деревушке, а в клубе на сцене.
- Боюсь спросить. Рискую рассудком, а кто её водой заливал?
- Ну, Бауржан и поливал.
- Прямо на сцене?
- Ну да, из ведра.
- Может это генерал Карбышев был? Его вроде фашисты на морозе водой заливали, пока он в ледяную глыбу не превратился.
- Нет, точно, Зою! – Лицо Юрасика выражало сто процентную уверенность, вот если бы он на суде, с таким выражением лица, сказал, что наркотики ему подбросили, то судья его бы точно оправдал.
- А Бауржану Мамышулы генерала так и не дали, - подал голос сверху Амантай, при этом голос его был печален, а выражение лица такое, как будто он до этого долго смотрел на гроб с покойником.
- Подожди, Амантай, не доводи до греха. – Профессор соскочил с нары и стал ходить по узкому проходу камеры, - Юра, а ты точно знаешь, что Зою Космодемьянскую Бауржан залил водой?
- Да точно, я тебе говорю, это в революцию было. Такой хороший спектакль. – при этом Юра мечтательно смотрел на потолок и лицо его излучало блаженство.
У-Ка, централ, сентябрь 2015 год.