Глава 10
Перевел взгляд. Вся площадь заполнена войсками, а со стороны Васютинцев они все идут и идут... На прибрежных лугах раздавались крики людей, ржание коней, которых деникинцы ловили с диким гиканьем. «Успел ли Петр? Черт знает... Даже не передал привет Ольге Павловне... Э-эх, успел бы проскочить Петр!..»
К сараю подъезжали два офицера в блестящих погонах.
Да, это деникинцы... И Данило, крепко уцепившись за стенку сарая, с тревогой следил за всадниками.
Митрофан Лызя на рассвете забежал к Южиму на огонек и, узнав о его ранении, побежал за сельским фельдшером. Еще и не рассвело как следует, а он уже привел Петра Сильвестровича, свиду похожего на церковного старосту или санитара. У него не было ни знаний, ни умения. И все же лечил...
В полдень Одарка вся в слезах выбежала во двор. Петр Сильвестрович охотно взялся лечить отца, заверив, что подобные раны, для него— «все равно что наплевать». Его заверение, сделанное с апломбом, даже у раненого Южима Пудри подняло настроение.
Во двор заехала двуколка с пулеметом. Появился откуда-то Андрей Шарапа, весело окликнул Одарку. Девушка стала как вкопанная, оглянулась на хату, как бы задумалась. Шагнула было к Шарапе, но потом повернула в другую сторону, быстро подошла к двуколке, стоявшей возле конюшни.
По тесной улице потоком плыла конница со знаменами и сверкающими на солнце духовыми инструментами. Гремел надоевший военный марш.
Белогвардеец по-хозяйски, торопливо выводил из конюшни вороного. Конюшня раскрыта настежь, ворота сломаны.
— Куда вы? Зачем выводите коня?
— Для двуколки с пулеметом, не видишь?
— Так это же наш вороной!
Ну и что же? — грубо бросил казак.— Был ваш, а теперь, видишь, наш. Коммуна! — насмешливо произнес он.— А ты как думаешь, я на себе двуколку повезу?
— Как же так: одни в отца стреляют, -другие забирают коня?..— И Одарка схватила коня за гриву с другой стороны.
Во двор влетели еще двое всадников. Шарапа скрылся с глаз. Деникинец с нашивками урядника крикнул пулеметчику:
— Ты что, Великодненко, обновляешь транспорт? Но хозяину надо оставить хоть плохого коня взамен.
Одарка отпустила гриву коня, бросилась к уряднику:
— Зачем же он забирает нашего коня? Скажите ему, что это наш конь, наш!
— Красивая девчоночка... А коня все равно придется взять. Айда с нами! На выгоне дадим другого. Хорошего коня подберем. Великодненко, быстрей запрягай, команда ушла вперед. На выгоне дадим девушке другого коня. Айда!..
Одарка вышла с ними на улицу. Увидела — Кирилл Иванович Иванец бежит вслед за деникинцем, который лихо едет на его жеребце. Ухоженный, с блестящей шерстью жеребец грыз удила и разбрасывал белую пену, а Иванец без шапки, окровавленный, спешил за деникинцем.
По дороге в Ирклеев, за круглым прудом, была густая ольховая роща. Ее окружало торфяное болото. Васютинцы приспособились косить на нем осоку. На торфянике до сих пор еще росла зеленая, высокая трава — все лето ее косили и никогда не скашивали всей.
Жена погибшего председателя комбеда сунула свой серп Павлу в руки. Думать было некогда. Приближались деникинцы. В погоне за крестьянскими лошадьми на толоке они прозевали Павла, который почти свободно вышел из села.
Павел снял штаны, подпоясался ими и забрел в осоку, с трудом вытаскивая из топи ноги. Старательно наклонялся над кустом осоки на кочке и косил, будто спешил заготовить побольше хорошей травы. Марфа понимала, что грозит Павлу, если узнают, что это за хозяин косит... И решила.
Перед самым носом у деникинцев она вихрем метнулась, расстелила вдоль берега пеньковую веревку.
— Ты, Федор, быстренько коси, а я буду выносить.. Ведь еще и в церковь надо успеть.
«Федор» только поддакивал, срезая пучок за пучком острую осоку. С его ладоней, порезанных осокой, текла кровь. В икры впивались пиявки, холодная вода жгла, словно кипяток, пролизывая до костей.
Деникинцы остановились. Марфа, высоко подоткнув юбку, оглянулась, будто только что увидела всадников, глазевших на нее, и побрела в воду.
— Ой, чтоб вам пусто -было... Откуда вы тут взялись? — притворно весело вскрикнула Марфа и бросилась в осоку. Увязла в болоте, барахталась, стесняясь бесстыдных взглядов.
— Да иди уж, плетешься! — кричал «Федор».
Всадники поскакали в село. «Федор» слышал, как они перебрасывались скабрезными шутками по адресу молодицы. Переведя взгляд на Марфу, увидел — она, одернув юбку, медленно пошлепала по воде к нему.
По лугу снова мчались всадники. Павел горячо поблагодарил Марфу, вернул ей серп и, то пригнувшись, то ползком, пробрался ш ольховую рощу.
Вздохнул свободнее, даже выругался. Подумал о Марфе, которая только что отвела от него опасность! Эта молодая крестьянка, движимая желанием спасти красноармейца, сумела перехитрить их. Три года прошло с тех пор, как Марфа вышла замуж за Федора Коробку, когда он приезжал с фронта в отпуск. Потом вернулся с войны с винтовкой, затем комитет бедноты и...
Вот уже сколько -времени — ни вдова, ни замужняя. Живет у матери. В ту ночь, тоже ночевала у нее, а утром их хата сгорела. Федора увели бандиты...
Павлу почему-то приятно было сознавать, что в такую опасную для него минуту он стал для нее «Федором».
Этого он никогда не забудет. Назвав Павла на несколько минут своим мужем, рискуя собственной жизнью., Марфа помогла ему добраться до густых зарослей ольхи, спасла его. Пускай теперь деникинцы попробуют поймать!
В ольховой роще, на пне, сидел Михаил. Он выкручивал мокрые штанины брюк. Задумавшегося Павла заметил в кустарнике и не окликал, чтобы не испугать. Да и опасно было перекликаться им тут, в такое время.
— Михаил? — удивился и обрадовался Павел.— Вот хорошо. А что с Данилом?
— Я не видел его сегодня.
— Я-то видел,— с тревогой промолвил Павел, невольно посмотрев в сторону села.
Он надевал на себя мокрую одежду, проверял патроны в нагане и шепотом рассказывал о своей встрече с Данилом.
— Когда Данило обливал водой Параску, забавляя деникинцев, я спокойно пересек улицу и через огороды Грищенко вышел на луг... А Данилу туго. У него ведь приказ полтавской группе.
Михаил поднялся с ольхового пня.
— Потом Гайдамаченко,— взволнованно продолжал Павел.— Он с ревкомом пошел через Ирклеев. Если мы не предупредим, то погибнет и ревком, и весь наш отряд. Всю полтавскую группу могут, как кота, мешком накрыть...
В руках этих двух красноармейцев была судьба целой воинской части, которая, будучи отрезанной с трех сторон, еще держалась, рискуя со дня на день быть разгромленной деникинцами. В их руках была и судьба уездного ревкома, который долгое время являлся опорным пунктом на побережье Днепра.
Оба бойца прекрасно понимали это.
— Давай решим, кому идти через ольховую рощу по самой кратчайшей дороге навстречу ревкому, чтобы предупредить Гайдамаченко, а кому выручать Данила.
— Я иду к Данилу! — решительно заявил Михаил.
— Но ведь пойдешь на верную смерть...
— Это еще вилами на воде писано.
— Нет, Михаил, подожди! Я тоже хочу пойти на помощь Данилу. Пойдем к нему вместе... А как быть с Гайдамаченко?
Надо было немедленно решать, и они решили.Пожав друг другу руки, разошлись в разные сто роны.
— Возможно, что и смерть...— прошептал Михаил напоследок.