Вредного дня четверга, дорогие читатели!
Сегодня представляем вам немного грустный рассказ из жизни Виктора. Наливайте чай и устраивайтесь поудобнее.
После моего выхода из больницы папа в очередной приезд из Заярска поздравил меня с профессией токаря, пожелал работать аккуратно, ног больше не ломать и подарил мне красно-беленькую голубку.
— Когда я был маленький, — сказал он, — в наш двор залетела стая диких голубей и поселилась под крышей амбара, вместе с ласточками. Ласточки осенью улетали, а голуби оставались охранять их гнезда.
Папа взял голубку, дал мне ее в руки и наказал:
— Береги ее, голуби всегда к счастью. И вам будет хорошо, и со мной ничего не случится. Сделай ей просторную клетку, пущай сначала поживет дома, потом клетку ставь на крышу. Примерно через неделю сделай связки, перевяжи нитками оба крыла и посади на крышу, пущай попривыкнет малость. Вот тебе десять рублей, купи пшеницы и помаленьку ее подкармливай. Пущай она знает, что здесь ее любят, кормят, не обижают. А через недельки четыре развяжи ей крылышки, она уже от тебя никуда не улетит. Голуби быстро привыкают к человеку и умеют различать добрых и недобрых людей.
Настал долгожданный день. Папина инструкция была выполнена, и вот голубка у меня в руках с развязанными крыльями, остается только освободить ее от рук.
«А вдруг полетит и не вернется, — подумал я, — или улетит к Володьке-голубятнику на соседнюю улицу, а у него клетка-ловушка стоит на крыше». Пошел к Вите Смолькову посоветоваться.
— Она у тебя целый месяц живет, не дрейфь, — сказал Витя и взял из моих рук голубку. — Видишь, как она смотрит на твой дом и на тебя, уже привыкла. Значит, можешь смело отпускать.
Я осторожно разжал Витины руки. Голубка встрепенулась, полетела на крышу, села на клетку и стала клювом расправлять перышки на крыльях. Мы, замерев, стояли и ждали, что будет дальше. А дальше она спрыгнула с клетки, захлопала крыльями и полетела в сторону Московского тракта. Мы выбежали на дорогу, чтобы за ней наблюдать. Она летела низко, почти задевая крыши. Потом стала подниматься все выше и выше. И вот уже точечка и вот уже исчезла совсем. Мы стояли и ждали ее возвращения. Шли минута за минутой, но голубка не возвращалась.
Улетела. Капут, сказал Витя и, виновато почесав затылок, пошел домой.
Я подошел к палисаднику, сел и стал ждать, надеясь на ее возвращение.
В весеннем небе летала стая Володькиных голубей Потом стая начала снижаться, и голуби по очереди садились на свою крышу. Одна голубка вдруг отделилась от стаи и полетела в сторону нашего дома. Это была моя рябенькая голубка! Она села на крышу, мелкими шажочками добежала до края и спрыгнула во двор. Я побежал к Вите.
— Прилетела, прилетела! — кричал я.
— Ну вот, что я тебе говорил? Я даже нисколько не сомневался, что она вернется. Теперь она никуда от тебя не улетит. Для нее нужно купить голубя. А то она в Володькину стаю улетит. Полюбит какого-нибудь голубя и не вернется к тебе.
Голубя я не купил, не было денег. Так и жила она у меня одна, летала с Володькиной стаей и каждый раз возвращалась домой. Несколько раз Володька приходил ко мне, просил продать ее ему за пятнадцать рублей, но мы уже привыкли друг к другу, и продать ее с моей стороны было бы предательством.
Она жила у меня до поздней осени. От своей пайки хлеба я отделял немного голубке. Она садилась к нам на стол, и мы — я, мама и голубка — вместе обедали.
Шло время. Голубка подружилась с Володькиной стаей, но каждый раз после полета возвращалась на свою крышу. Володька, как ни старался, не мог заманить ее в свою клетку-ловушку.
Через несколько дней, после очередного полета голубей ко мне опять пришел Володька.
— Ну что. надумал продавать ее мне. — спросил он.
Я промолчал. Он посадил меня на крыльцо, сам сел рядом и по-дружески обнял меня.
- Я дело говорю. - продолжал он. - Она ведь у тебя не живет, мучается. Голубь — птица стайная. Не сегодня завтра она улетит от тебя и попадет к кому-нибудь в плохие руки, а мою стаю она уже знает. Сначала жить будет в большой клетке, а чтобы ей скучно не было, подселю к ней самых лучших голубей. К весне уже появится потомство, а когда птенцы подрастут и оперятся, я тебе подарю и голубку, и голубя. Выберешь сам, какие тебе понравятся. — Он похлопал меня по плечу и добавил: — Чердак у меня теплый, по центру проходит теплая печная труба. Из деревни от родственников привезу мешок пшеницы. Ей будет тепло, всегда будет накормлена.
На этот раз он меня уговорил, я отдал ему голубку. Уходя, он сказал:
— Ты не волнуйся, я ее не обижу.
Прошло две недели, выпал первый снег. Я возвратился домой после дневной смены. В квартире за столом сидели мама и Володька. Пили горячий морковный чай.
— Улетела от Володи наша голубка. Сидит где-то на крыше. Темно, ничего не. видно, — сказала мама.
Я взял фонарик и вышел во двор. Освещая, обшарил все уголки на крыше и во дворе, потом завернул за угол дома и увидел ее на папином верстаке, в ящике из-под инструментов. Она сидела съежившись, спрятав головку под крыло. Я взял ее принес в лом и посадил на стол, рядом с самоваром. Ее левое крыло было туго перевязано нитками
- Ты больше не выпускай ее, - сказал я. - Она еще не привыкла к тебе. Если прилетит еще раз, я ее тебе больше не отдам.
Володька, улыбаясь, кивнул головой, сказал «спасибо», засунул голубку за пазуху и пошел домой.
Зима подступала медленно, сиротливо, но крещенские морозы взяли свое. Ртуть на градуснике опустилась ниже сорока. Воробьи словно вымерли, даже зимние птички-синички куда-то запрятались. После ночной смены, опустив на шапке уши и завернувшись в телогрейку, я побежал домой, оттирая нос.
Железнодорожный вокзал переместился на нашу улицу, рядом с нашим домом пыхтели паровозы, их гудки как будто были установлены на крыше нашего дома.
Я вошел во двор и увидел на крыльце красно-белый комочек. Это была голубка. Я взял ее в руки, она была мертвая, головка вся в крови. Вероятно, слетая с крыши, она ударилась об острый железный скребок, просидела всю ночь на крыльце и замерзла. Из левого крыла были выдернуты перья. Я занес ее в дом и положил на стол.
Из комнаты вышла мама.
— Боже мой, это же наша голубка. Что с ней случилось? — спросила мама.
— Замерзла, бедная.
Я вытащил из-под култышки разбитую головку, мокрой тряпочкой обмыл ее, вытер замерзшие слезки. расправил перышки, завернул в теплый шарфик и аккуратно опять положил на стол.
— Ну вот. один член нашей семьи умер, — сказала мама. — Ее надо похоронить.
Я взял лом и лопату, пошел в огород и рядом с яблонькой выдолбил глубокую ямку. Мама из картона сделала гробик, на дно положила ватку и обернула гробик белой тряпочкой.
Хоронить пошли вместе с мамой. Из мерзлой земли сделали могилку, присыпали снегом и воткнули деревянный крестик.
— Спи спокойно, бедняжка. Намучилась ты вдоволь за свою короткую жизнь, — сказала мама и перекрестила могилку.
Весна в том году была ранняя. Быстро таял снег, журчали ручьи. Я подошел к могилке. Снег растаял, крестик лежал на боку. Я поправил могилку, поглубже воткнул новый крестик.
— Прости меня, что я отдал тебя тогда Володьке, — шептал я. — Мы бы вместе как-нибудь пережили эту холодную зиму. А весной купили бы голубя. Появились бы птенцы и были бы такими же верными и преданными, как и ты. Я виноват, что этого не случилось. Еще раз прости. Твоя жизнь будет продолжаться в моей памяти.
Утро было теплое, солнечное. В чистом весеннем небе над нашей улицей кружила стая Володькиных голубей.
Ждем вашу обратную связь в лайках и комментариях. :) Скоро выпустим продолжение.