Девочка росла худенькой и бледненькой, но к великому удивлению, никогда не болела. Она так же не жаловалась ни на что и не плакала, даже когда падала и разбивала в кровь коленки. Не то, что Вика не чувствовала боли, нет-тут было что-то другое. Она потирала ушибленную ножку, поднималась и тихо говорила:<О-па>. Девочка была всем довольна, могла играть каждой тряпочкой или фантиком, не обращая внимания на игрушки, которыми никогда не интересовалась. Часто подолгу Вика сидела на полу на коврике без движения, уставившись в одну точку, как будто выпадала с этого мира и устремлялась куда-то вдаль к чужим неизведанным мирам. В такие моменты она никого и ничего вокруг себя не видела и не слышала. Еще была одна странность, она не любила говорить. Очень трудно было вытянуть из нее хоть слово. Зато петь она начала годков так с четырех, сначала мурлыкала что-то себе под нос, потом запела нежным голоском песни о любви, на которые, и соседи и родители только улыбались.
-Смотрите, девчушка-то про любовь поет,-судачили во дворе бабы, а сами с улыбкой смотрели на маленькое худенькое чудо.
Память у девочки была феноменальная, с первого раза она запоминала и слова песни, и ее мотив. И конечно, очень любила петь, и сидя на крылечке своего дома, она выводила красиво мотив песни, так ей понравившийся.
Соседка-больная женщина, вызывавшая в день по две-три <скорой> вдруг заметила странную вещь. Когда в саду или во дворе поет девочка, приступы отступают и не повторяются. Она прислушалась сама к себе, и ощутила от песни девочки странный покой и сонливость. И так и повелось, поет Вика-нет приступа и не надо вызывать <скорую>. Если во дворе тишина, болезнь прогрессировала и доводила до того, чтобы вызвать срочно <неотложку>. Когда соседка убедилась точно в своем предположении, она пришла к матери девочки и поведала все как есть. Мать-женщина понятливая, позвала дочку и сказала ей, что бы та пошла с тетей Валей, к ней домой, и пела ей там песни. Вика сидела на крылечке соседнего дома и пела, не переставая, одну песню за другой. Соседка, обливаясь слезами, слушала ее с умилением и тихо гладила маленькую светлую головку девочки, приговаривая:
-Врач, ты мой маленький, как мне хорошо-то с тобой.
Незаметно здоровье женщины странно улучшилось и она перестала совсем вызывать <неотложку>. Вика продолжала петь, только у себя во дворе, а женщина с улыбкой вздыхала и повторяла такие слова:
-Доктор ты мой дорогой. Надо же, вылечила меня. Совсем ведь вылечила.
Она старалась угостить девочку, то яблоком, то пирожком, то конфетой.
Однажды Вика рассказала матери сон, от которого у той открылись шире глаза. Девочка тихо проговорила:
-Мама, а почему люди мало живут и много болеют? Когда я вырасту, я разведу в доме большой костер и буду варить в нем травы, и люди будут приходить ко мне за лекарством, как во сне,-проговорила Вика.-И будут стоять за ним в очереди, а я разолью им отвар в баночки и бутылочки, и они будут здоровы и будут долго жить...
Мать молча смотрела на девочку и не знала, что ей ответить. Наконец, она проглотила слюну и тихо проговорила:
-Так мир устроен,-больше она ничего не могла придумать.
Шло время. Вика все так же часто сидела на берегу реки одна и смотрела на воду. Друзей у нее не было, да и казалось, она в них и не нуждалась. Ей было хорошо на берегу спокойной реки, где ветерок игрался с волнами и трогал ветки ивы, которые склонились над головой Вики. Блаженство и еще раз блаженство испытывала девочка от одиночества, и ничем его было не заменить...
Вика часто останавливала руками кровь с разбитых коленей ребятишек, а потом долго ломили руки, но она не знала почему так происходит. Сколько раз она зарекалась помогать людям, но увидев кровь, бегущую маленькой струйкой, опять шагала к детям, чтобы помочь. Ребятишки знали, что-то в ней не так, но уважали эту добрую и маленькую девочку. Но играть с собой не звали, знали, что не пойдет.
Как-то Вика проснулась поздней ночью от странного чувства. Но это был не испуг, а ожидание чего-то непонятного и незнакомого. Она прошла по комнате и вышла в кухню. Свет голубоватый разлился в кухне не знай откуда, и от него шла такая благодать и покой, что девочка в конец успокоилась. Прямо перед нею проявилось странное высокое светлое существо. От него шел свет белый и искрящийся. Голубые нежные глаза, прекрасные как само небо, смотрели, улыбаясь, на девочку. На красивом, до невозможности, лице застыла любовь и ласка. Волосы русые и длинные крупными кольцами завитков падали на белоснежную одежду с широкими рукавами. Крылья синего цвета уходили вверх в потолок двумя широкими лыжами и тревожно трепетали за спиной. Ангел взял девочку за руку, и она почувствовала тепло и нескончаемую любовь... В голове промелькнули несколько слов приветствия, но девочка не обратила внимания на его слова. Она не могла отвести свой взгляд очарования от Ангела. Вот он растаял в голубой дымке как будто его и не бывало, и только голубой свет еще долго стоял в кухне, напоминая о чуде, которое показалось девочке в эту ночь.
Мать проснулась от того, что ее как будто кто-то толкнул. Она глянула на кровать дочери и обомлела.< Странно, никогда ночью не вставала. Уж не заболела ли?> Она встала с постели и обошла все комнаты. Вика стояла на кухне. <Видно пить захотела,>-успокоилась женщина. Но что-то было не так, и она не могла понять, что именно. Наконец, до нее дошло,что какой-то голубой свет освещал всю кухню, и от него было намного светлее, чем в других комнатах и на улице.
-Доченька. Что здесь случилось?
Девочка, казалось, совсем не слышит мать. Но вот она повернулась к ней и проговорила:
-А разве есть такое имя-Михаэль?
-Какой Михаэль?-опешила мать.
-Ангел, мама. Ангел Михаэль. Он только что был тут и вот... улетел.
-Я знаю такое имя. Архангел Михаэль,-тихо проговорила мать. А я думала, что это все сказки. А что он сказал тебе?
-У нас все хорошо и у вас все будет хорошо,-проговорила девочка.
Они молча стояли и смотрели как голубой свет стал потихонечку таять, и вот он совсем пропал, и в кухне воцарилась обычная темнота.
-Спать пойдем или чай попьем?
-Спать не хочется,-проговорила девочка.
-Тогда чай,-и мать, второпях, поставила на плиту чайник...