Не раз нам приходилось о нем читать, видеть его фотографии и даже встречать его двойников. Но в книгах и статьях о нем говорилось как-то торопливо, туманно, и можно было догадаться. что далеко не все авторы удостоились чести побывать у него в гостях, познакомиться с ним лично.
И, понятно, когда мы оказались в научно-исследовательском институте метрологии - всего в нескольких шагах от его бетонных апартаментов, - мы стали мечтать о том, чтобы проникнуть за железную дверь, раздвинуть кисею таинственности, которой он окружен, и повидать, наконец , его самого.
Нельзя ли его посетить?
Это желание еще более усилилось после разговора с сотрудниками ВНИИМа. И вот что особенно интересно.
Во-первых, в институте о нем говорят вежливо, даже почтительно, но почему-то со снисходительной усмешкой. Многие утверждают, что он отцарствовал свое и теперь ему, дескать, пора в отставку – иные времена настали. Другие добавляют: да он и так уже не у дел... Говорят, когда подобные разговоры доходили до ученого хранителя эталонов ВНИИМа, кандидата технических наук Леонида Карловича Каяка, этот всегда уравновешенный, спокойный, даже медлительный человек сердился и горячился: «Тише, тише совлекайте с древних идолов одежды!..»
Во-вторых, в институте этого «идола» почти никогда не называют по имени, но все знают, о чем идет речь слишком важной персоной он был в течение нескольких десятилетий. Важничает он и теперь: никто — ни ученый хранитель, ни директор ВНИИМа — не смеет войти к нему один. Могут войти лишь трое — комиссия, и каждый должен перед визитом захватить из своего собственного сейфа небольшой ключ с замысловато изрезанной бородкой.
В-третьих...
Впрочем, и сказанного достаточно, чтобы объяснить, почему нам очень хотелось увидеть его самого. Долго это не удавалось, а на сей раз цель была, кажется, близка. Директор института позвонил в лабораторию мер массы: чтобы попасть к «нему», придется идти через комнату для эталонирования гирь. Там сказали, что в ближайшие дни в термостатированном помещении работы вестись наконец-то не будут, так что появление в комнате-термосе людей и связанное с этим резкое повышение температуры не принесет большого вреда. Не возражал на этот раз и ученый хранитель Леонид Карлович.
— Ну что же, Леонид Карлович, — почему-то вздохнул директор.— Проведите их к «нему».
— Авы разве не пойдете?
— Мне сейчас нельзя уйти. Вместо меня с вами будет профессор Горбацевич. Он вас догонит.
Мы пересекаем институтский двор и попадаем в главное здание. В одном из коридоров, у двери, обитой железом, нас уже ждет, позванивая ключами, Нина Алексеевна, руководитель лаборатории мер массы.
— Открываем, Леонид Карлович? Все в сборе?
— Открываем. Вместо директора сейчас заместитель придет.
У стальной двери
Осмотрены пломбы. Щелкают замки. Медленно, почти торжественно входим внутрь. Большая комната без окон. Это и есть термостатированное помещение для эталонирования гирь. В противоположном конце — массивная стальная дверь. За этой крепостной дверью находится «он». Но войти туда мы не можем — третий ключ должен принести профессор С. В. Горбацевич.
Пока осматриваем комнату-термос. Это — помещение в помещении. Здесь всегда 20 градусов Цельсия. Но стоит появиться в комнате человеку, как температура резко подскакивает на несколько сотых градуса. Работать в таких условиях уже нельзя: во время измерений температура должна поддерживаться с точностью до одной сотой доли градуса.
Как же тогда находятся здесь ученые, если даже кратковременное пребывание в помещении делает их работу невозможной? Оказывается, когда ведутся измерения, людей здесь нет. Делается это так. Научный сотрудник, соблюдая всяческие предосторожности, вносит в комнату-термос эталонную килограммовую гирю и ее копию, которую надо сличить с эталоном.
Бережно установив их на особо точных весах, заключенных в зеркальный футляр (даже случайный луч — не то что пылинка — не должен помешать точному взвешиванию!), научный сотрудник уходит. И лишь когда будут полностью ликвидированы последствия его посещения и установится постоянная температура (обычно для этого требуются сутки), он приступит к взвешиваниям.
Сам ученый будет находиться в другом помещении: переставлять гири можно с помощью манипуляторов, а наблюдать за показаниями весов — через зрительную трубу...
Так достигается наивысшая точность измерений, которую призваны обеспечить сотрудники института.
Интригующее свидание
Вот и профессор Горбацевич.
— Вы с ключом, Степан Вячеславович?
— Да, конечно.
Тяжело отошла стальная дверь. Мы в бетонной камере. У стены большой сейф. Один за другим поворачиваются в замке три ключа. Дверца открывается. На специальных подставках, под двумя стеклянными колпаками поблескивают цилиндрические гири — эталоны массы.
В сейфе еще одна дверца. Снова в замке гремит ключ. Ученый хранитель бережно извлекает из открывшегося отделения длинный металлический футляр. На торцах его выгравировано: «28». Осторожно, стараясь не делать лишних движений, Леонид Карлович отвинчивает крышку и вынимает плотно пригнанный к футляру деревянный стержень.
Вот стержень на столе. Неужели это эталон?
Продолжение читайте здесь