Когда я проснулся, моя левая рука уже была наполовину прозрачной. Ее прохладная невесомость мешала спать ночью, а я и так изрядно не высыпаюсь. С этим надо было что-то решать. Захотелось позвонить тебе и сообщить о нагрянувшей неприятности, но я вовремя вспомнил, что ты едешь на концерт. Не буду тебя беспокоить, лучше почитаю книжку. Достаю наугад с полки первый попавшийся томик — им оказывается «Лолита» Набокова. Пробую разжевать это имя на все манеры, ворочая языком, как Гумберт Гумберт на первой странице, но язык неповоротлив, как сонный зверь, и мне становится неловко за себя самого. Твое имя гонять по нёбу совсем не хочется — боюсь испортить. Устало опускаюсь на кресло, потирая виски. Этим утром я немного обижен на мир. Когда я брал книгу с полки, мне показалось, что мизинец на правой руке прошел сквозь обложку, не оставив на ней никакого следа. Этим утром я немного растерян. Или потерян? Думаю, книги смогут все исправить. Они всегда помогали.
Я читаю Эдгара По, шевеля губами и немного пришептывая. Так легче убедиться в их материальности. Как чертик из табакерки, выпрыгивает между страниц запрятанная там фотография. Одноглазый кот, замурованный вместе с убитой женой? Нет, всего лишь ты и твой кумир — тот самый музыкант, на чей концерт ты отправилась.
Ты выглядишь вполне счастливой, он тоже весело ухмыляется в камеру. Знаменитости порой снисходят к своим фанатам, чтобы подарить им пару снимков с автографами, а затем скрыться за дверями гримерки.
Повиснуть на шее этого парня мечтают многие девушки, и никто знать не знает, женат ли он. Но такие, конечно, не заводят семьи. И я могу его понять, мне тоже уже давно ничего не надо: он влюблен в музыку, я — в литературу. Но порой все же думаю — что было бы, загорись в моих глазах такой же дьявольский огонь? Заметила ли бы ты? Удивилась бы?
Я не владею рифмами для сочинения песен и ни разу не разбивал гитару в щепки, чтобы по толпе прокатился ветер одержимых оваций. Я никогда не смогу так. Я боюсь, что совсем не оставлю достойный след после себя, что меня будет незачем вспоминать. Возможно, этот музыкант более настоящий, чем я. Возможно, я никогда и не был настоящим.
Солнечный свет просвечивает все пальцы на руке, и это красиво — похоже на золотых рыбок в хрустальных аквариумах. Жаль, ты не рядом, тебе бы понравилось. Хорошо, что большой палец все еще из плоти и крови, я пока что могу переворачивать страницы. А написать рассказ, пожалуй, уже не получится.
Книжный червь смотрит на меня с только что открытой страницы, и я думаю о том, какой путь он проделал, чтобы оказаться здесь. Видит ли он меня также четко, как я его? Кажется, у червей нет органов зрения. Проползая по своим делам, он увяз в моем большом пальце, и, видимо, был немного раздосадован этим. Не печалься, приятель, недолго ему быть болотом. Скоро и в этом пальце будет жить прекрасная золотая рыбка.
При свете ночных огней я смотрю на себя в зеркало. Голова просвечивается насквозь, я вижу свой мозг также четко, как на томограмме — он похож на большую серую медузу. Мне это кажется красивым или безобразным, я еще не решил.
Чума, чума на оба ваших дома! А чуму разносят крысы, а где крысы — там будто бы был старик, плевавший на головы кошкам. Один похороненный кот, кажется, вернулся назад, потому что индейские кладбища не способны удержать зарытое в своих ненадежных недрах. Индейцы же не становились прозрачными, они торговали огненной водой, а потом один приручил волчонка — и… Черт, я помню все это, но не могу вспомнить, о чем думал еще с утра. Меня что-то расстраивало, точно расстраивало, и происходящее было важным, но теперь остаются только птицы, долетающие до середины Днепра и феи, похитившие Тэм Лина. А Тэм Лин недолго проживет под королевской сенью, и путь его лежит по леденцовым лугам с лимонадными реками, мимо подростков, грабящих могилы, мимо философа, страдающего тошнотой в парижских кафе, мимо крестьянских детей, травящих страшные байки у костра, мимо безобразного карлика с волшебным золотым волосом, мимо, мимо… Все мимо. И я мимо. Прости меня за это.
Моя душа сейчас намного материальнее тела, но не думаю, что это нам поможет.
Я чувствую, как ты взяла меня с полки. Ты не вспоминаешь, нет — тебе просто внезапно захотелось прочесть рассказ из недавно купленной книги. Я улыбнулся тебе где-то в начале пятой строчки, выражая надежду, что рассказ понравится. Я буква, я слово, я фраза. Теперь все наконец-то стало правильным. Никто не исчезает бесследно. И эфемерность — не приговор. Даже для таких, как я.