Кончился дождь, обнажив лысину небес. Осень промчалась на метле вдоль пустой грязной улицы и вскоре вернулась, раскидывая по обочинам дороги рваную позолоту листвы. Я закрыла зонтик и шла домой, обходя тощие лужицы. По пути я зашла в магазин, купила продукты, решив своих побаловать чем-нибудь вкусненьким. Убогие старые дома, пряча тоску в сумраке окон, сушили крыши. Заборы, объеденные временем и бесхозностью, обнимали дворы, обозначая территорию хозяев. Я дошла до дома, калитка протяжно пропела, пропуская меня во двор. Я вошла в дом, поставила сумки у двери и, раздевшись, вошла в кухню.
- Даша, помоги мне, я тут продукты принесла, сейчас ужин готовить будем.
Из спальни вышла растрёпанная Даша, за ней следом вышел Николай.
- Знаешь, Ира, мы тут с Дашей решили пожениться. Ты ведь всё уже поняла, извини.
- Мама, ты не сердись, всё уже решено.
Я, задыхаясь от слёз, села на табуретку, и не могла ничего сказать. Слова бурлили как кипяток, тужась вылиться наружу. Тьма слетела мне в душу, заслонив свет. Я даже подумать не могла, что дочь посмеет увести у меня мужа.
Я вспомнила, как он пришёл к нам в первый раз, как обрадовалась Дашка, увидев Николая.
- Вот и хорошо, что вы пришли, хоть один мужик будет в доме,- весело сказала она.
Её глаза блеснули, и улыбка поплыла по лицу. Николай, поглядев на Дашку, как-то смутился, потом протянул руку и сказал:
- Давай знакомиться, меня Николаем зовут, а вас прелестное дитя?
- Я ни дитя, и зовут меня Дарья,- обиженно произнесла она, и положила свою маленькую руку в его большую ладонь. Они минуту стояли, глядя друг другу в глаза, потом, будто очнувшись, разошлись.
Моя подруга Антонина узнав, что я решила привести Николая в свой дом, предостерегла меня:
- Ой, Ира, ты гляди, дочь то у тебя взрослая, восемнадцать скоро. Не боишься, что уведёт у тебя Николая. Он мужик видный, да и моложе тебя на девять лет, а такие верность хранить не умеют.
- Да ладно тебе, дочке поступать в институт надо, а не о мужиках думать. У нас с Николаем любовь.
- Да кто этих мужиков поймёт. У меня тоже любовь была, да по моим слезам же и утекла, а его любовь на дне стакана высохла. Жизнь то она иногда такие сюрпризы преподносит! Я тебя предупредила, тебе жить.
Жили мы вроде ладно, не ссорились. Я всё для семьи старалась. Ревностью себя не мучила, не хотелось рушить свой мир, к которому я уже привыкла. Мне казалось, что всё у нас хорошо, и я этим очень дорожила. Однажды Антонина, встретила меня с работы.
- Ты, как пчёлка, полетела к цветку счастья, да угодила в паутину, и не хочешь из неё выбраться и увидеть за рассветом закат. Ты знаешь, твой Николай с твоей Дашкой гуляли, за ручку шли, целовались, я видела, - сказала она тихо, качая голой.
- Не может быть! Тебе показалось. Ладно, разберёмся.
Разбираться мне не хотелось. Не поверила я ей тогда.
Убив воспоминания, я сквозь пелену слёз поглядела на дочь, которая, поджав губы, стояла у косяка двери, и почти прокричала:
- Даша, как ты могла! Ты же мою душу убила!
- Мам, ты ж не будешь мою убивать. Я ребёночка жду, так что скоро бабушкой будешь.
- Где жить думаете?- спросила я, немного успокоившись.
- Как где? Здесь, а ты, если хочешь, живи с нами, а не хочешь у тёти Наташи поживи, или у Антонины Сергеевны.
- Хорошо, я уйду.
- Ну, вот и решили. Ты хорошая мама. Тебе помочь?
- Не надо, я сама соберу свои вещи.
Я взяла большую сумку, с которой пришёл ко мне Николай, и молча стала собирать вещи.
День, съев золотое яблоко, кровавой десной прикусил небо и стал медленно опускать занавес темноты. Обида веселилась на поминках моей души. Собрав вещи, я ни с кем не попрощавшись, пошла к Антонине. Подойдя к её дому, я прислонилась к забору и заплакала навзрыд. Ахнула дверь, вышла Антонина. Она, подбежала ко мне и, взяв из моих рук сумку, повела в дом.
- Что случись?- спросила она, глядя в мои заплаканные глаза.
- Дочь с Николаем пожениться решили.
- Говорила я тебе, а ты на всё рукой махала. Теперь жить тебе негде. Ты, знаешь, тут один старичок помер, так я поговорю, может тебе эту квартирку и выделят. В нашей-то дыре жильё найти ещё можно. Не переживай. Сейчас я успокоительное принесу.
Она вышла в сени и вскоре вернулась с бутылкой рябиновой настойки.
- Вкусная, пьёшь, пить хочется. Язык по нёбу вкус катает. Будешь?
- Нельзя мне пить, я беременна, ребёнка жду от Николая.
- Ну и дела! А он знает?
- Хотела ему сегодня сказать, да раздумала, ведь Дашка тоже беременна.
- Ну, Николай даёт! Знаешь что, а ты роди! Тебе только тридцать семь, вырастить успеешь. Дашка ломоть отломанный, а так забота будет. Я, как могу, помогу.
- Да я всяко думала и всё же решила ребёночка оставить. Денег мне хватит, я тут кое-что сэкономила, декретные получу, на два года растяну, а там, в ясли оформлю, благо у нас с этим проблемы нет. Так, что будем жить.
Антонина выпила, я чуть пригубила, закусили, разговорились. Сердце расслабилось, вылило всю горечь и мне стало легче.
Через неделю мне выделили маленькую двухкомнатную квартиру. Антонина помогла сделать ремонт. Я купила подержанную мебель и начала жизнь с чистого листа.
Осень завершала свой обход. Она грустно поглядела в моё окно и, бросив в него студёные капли дождя, пошла, кутаясь в сумрак спустившегося вечера. Я простила свою дочь и сильно скучала по ней. Подойдя к телефону, я набрала её номер.
- Ало, я слушаю,- услышала я голос Дарьи.
- Здравствуй доченька. Я по тебе соскучилась. Может, придёшь?
- Мам, ты что? Ты ушла и, слава Богу. Что ты в мою жизнь напрашиваешься, или хочешь Николая обратно вернуть? Не получится. Так что не звони больше.
Я положила трубку и вошла в тишину сумрака. Я долго сидела, слушая барабанную дробь дождя, потом достала свечу, зажгла её и погрузилась в воспоминания. Звонок в дверь разорвал тишину, как новую холщёвую простынь. Я, очнувшись, побежала открывать двери. Передо мной стоял Николай, улыбающийся, в веснушках дождя. Поздоровавшись, он посмотрел на мой округлившийся живот и спросил:
- Чей?
- Да ты не волнуйся, к тебе никаких претензий. Ребёнок будет моим. Ты зачем пришёл? Соскучился, или посмеяться?
- Увидеть тебя захотел. Запутался я.
- Не приходи ко мне больше. Ребёнка я и без тебя подниму. Я дочери своей дорогу переходить не буду. Иди, она тебя заждалась, поди.
Он схватил меня, крепко прижал к себе, искупал меня в поцелуях и, глядя мне в глаза, сказал:
- Не уйду! Дай окунуться в твои волосы, дай утонуть в твоей нежности.
Я грубо отстранила его от себя.
- Ты хоть слышишь, что ты говоришь!
- Слышу. Прости меня, я прошу, прости меня. Ну, так я войду?
- Нет. Прощай.
Я закрыла двери. По бетонным ступеням скатился стук шагов и стих под каблуком дождя. Пламя свечи лизало темноту, превращая время в дым. Я упала на кровать и заплакала. Слезами, омыв душу, я успокоилась и уснула.
В моё окно вошло утро, мутным светом наполнив комнату. Я встала, посмотрела в окно. Снег, засыпав следы осени, прошёлся по улице и, по-хозяйски окинув взглядом серые старые дома, одел их в белоснежные одежды. Время покатилось снежным комом. Зима белой вьюгой промчалась по судьбе. В середине февраля дочь родила девочку, а в конце февраля я родила сына. Маленький Серёжка наполнил мою жизнь светом и суетой.
Прошёл год, бессонный, нежный, пахнущий молоком, стираным детским бельём и молочной кашей. На дворе шёл снег тихо, спокойно, наращивая горбы сугробов. Я стирала бельё, а Серёжка сидел в кроватке и слюнявил погремушку. Зазвенел дверной звонок беспокойно, длинно. Я открыла двери и увидела запыхавшуюся Антонину.
- Привет. Ты сильная. Ну,… Даша твоя с Николаем разбились насмерть. Ребёнок жив, сейчас он в больнице. Ничего страшного, ссадины, ушибы. Врачи говорят, что девочка в рубашке родилась,- сбивчиво рассказала она.
Я бросила стирку и разрыдалась. Немного успокоившись, я сказала:
- Сейчас к похоронам готовиться буду, Танечку себе возьму. А как это случилось?
- Они машину купили у Антохиных, поехали в гости к его родственникам, там выпили, вот и не доехали до дома. Я у тебя останусь, тебе помогать буду, только ты держись, горю то душу не отдавай.
Дашу и Николая похоронили. Танечку я к себе забрала. Серёжка был рад появлению в доме сестрички. На девятый день после похорон, Даша вошла в туман моих снов, издали, поглядев на меня, тихо сказала:
- Прости меня, мама,- и, помахав мне рукой, скрылась в темноте ночи. Больше она не приходила ко мне.