Дверь открылась и он вошел в камеру. Хлопнуло, скрипнуло где-то
сзади и смолкло. Шаги конвоира постепенно растворились
в тишине. Одиночка была не больше шести квадратных метров: узкая
кровать-полка, по старинке именуемая шконкой, типовые унитаз и
раковина в углу, маленькое окошко, подернутое паутиной решетки.
Стены стерильно белые, пахнущие свежей краской и
дезинфицирующим средством, вызывали в памяти воспоминания о
посещении больницы пару лет назад, когда его госпитализировали с
пневмонией. После принятия закона «О симметричной ответственности
за нанесенный физический ущерб» и последующего за этим объединения
ведомств, слияния медицинских учреждений со службами исполнения
наказаний было тяжело проследить, где медицина лечила, а где уже
начинала калечить, исполняя волю закона и одновременно утоляя жажду мщения.
Глаза постепенно привыкали к мутному свету, застоявшемуся в
тесноте, и вдруг он услышал как за дверью раздались только что пережитые им звуки – очередная камера или палата, кому как удобно, обрела жильца на непродолжительный срок. Он сел на койку и уставился в бездну большого плоского телевизора, закрепленного на стене. Экран
словно аквариум, населенный диковинными рыбами, на мгновение
спрятавшимися в толще мрака. В голове пронеслись мысли о том, что
будет с ним дальше. Вспышками флэшбэков проявились перед
глазами кадры случившегося...
Итак, современное общество получило долгожданную свободу от
диктата государства в одном из ключевых вопросов. Однако нововведение не исцелило , а лишь видоизменило подходк вечному вопросу «преступления и наказания». Осознанный выбор и ответственность за него. Так позиционировали закон, получивший в народе определение «око за око», лоббисты. «Теперь преступник, – говорили они, – знает на что идет! Нет никаких дырок в УК, которыми могли бы воспользоваться проныры-адвокаты! Нет субъективных оценок присяжных и сомнительных вердиктов судей! Наконец, нет коррупции! Что натворил, то и получил!».
Люди, конечно, постепенно перестраивались. Кто-то пытался
подстроиться, кто-то обмануть систему. Люди сдерживали себя,
сдерживали порыв к насилию, чтобы, вернувшись домой, разнести
вдребезги журнальный столик или порубить в капусту армию орков в
компьютерной игре. Государство самоустранилось до реализации,
функции исполнения и от этого становилось лишь страшнее, потому что человек и ответственность – взрывоопасная смесь.
Включился экран и черная бездна, обрамленная в рамку,
наполнилась светом и смыслом. Появился логотип «Службы Исполнения
Наказания», следом его сменил фирменный знак генерального
подрядчика – судебно-медицинского центра – глаз, наполненный сталью, символизирующий принципиальность и твердость принципов.
Спустя мгновение на экране появился титр: фамилия, номер, статья,
нанесенный ущерб. Всё это он уже видел перед транспортировкой из
камеры предварительного заключения. В динамиках женский голос
сухо зачитывал последовательность произошедших событий.
...А начиналось-то как! Революция в судебной системе, способная изменить мир и сделать его по-настоящему безопасным. Флагманский кейс поразил тогда многих. Двое сбежавших рецидивистов распивали водку с приютившим их стариком, что-то не поделили и сожгли
бедолагу. Выяснить был ли жив хозяин в момент поджога или он погиб
от побоев еще до воспламенения не представлялось возможным. На страшных кадрах, которые транслировали все онлайн-каналы, демонстрировались обугленные фрагменты тела. Поджигатели стали пилотным проектом Программы Симметричного Наказания. Из этого сделали полноценное реалити-шоу с зашкаливающими рейтингами. Финальный эпизод с исполнением приговора в пространстве, получившем в сети ироничное название «Комната с сюрпризами», стал перформансом международного масштаба. Конвоируемые в белых робах
проследовали в белый зал, в центре которого стоял прозрачный куб
с человеческий рост. После небольшой заминки (блок
рекламы перед исполнением) приговоренных поместили внутрь и
заперли. Вспыхнул луч проектора и на белоснежную стену зала стали
проецироваться фотографии останков жертвы, как подтверждение необходимости не просто казни, но казни особенной, мучительной, точно такой же, что преступники подвергли несчастного ранее. Спустя несколько секунд из крошечных форсунок куба стала распыляться горючая жидкость, покрывая заметавшихся в панике
обреченных тонким слоем огнеопасной влаги. Мгновение – и искра
превратила человеческие фигуры в факелы.
За стенкой раздались глухие удары, от которых ему стало не по
себе.
– Эй, слышит кто-нибудь меня?
Он помолчал в нерешительности. Подошел к стене, прислонил
ладонь и ощутил вибрацию от ударов.
– На той стороне есть кто?
– Есть, – ответил он и удивился тому, как глухо прозвучал голос.
Повисла пауза.
– Ну может хоть имя назовёшь... – прогремел голос за стенкой.
– Кричать-то зачем? Здесь не такие уж толстые перекрытия...
– Но достаточно крепкие, чтобы удержать нас, верно?! – заметно тише произнес арестант и, судя по всему, усмехнулся.
Он подошел к раковине, открыл кран и опустил голову под струю
холодной воды – слишком душно было, да и разговаривать с незнакомцем ему не хотелось. Голова с трудом помещалась в раковине и дважды он крепко приложился затылком об аэратор. Закрыв кран, он промокнул лицо салфетками и посмотрел на свое отражение в зеркале.
– Не рановато для водных процедур? – послышалось за стеной.
Отвечать не было ни сил, ни желания, но назойливый сосед не
унимался.
– Эй! Где ты там? Приговоренный к смерти бежал?
– А ты чего такой веселый? – спросил он болтливого парня. – Легко отделался что ли?
– Ага, именно! – подтвердил голос за стеной. – Перелом руки,
множественные ушибы... А я нормально ехал, под 100...
Послышались шаги. По коридору шел охранник или кто-то из
медперсонала и, чтобы не нарываться на неприятности, сидельцы
на время притихли.
– ...Ну как они ломать руку будут я, допустим, еще могу понять. А
как эти ушибы...мм...реконструировать? Всё равно ведь не получится
повторить точь-в-точь?
– На то она и «Комната с сюрпризами», чтобы удивлять, – ответил
он, не отрывая взгляда от мухи, бездумно ломившейся в закрытое окно.
– Да уж, – выдохнул незнакомец, – Мне кто-то рассказывал, что
существует 17 режимов работы комнаты. Базовые: огнестрел,
поножовщина, смерть от огня и так далее. Это понятно. А вот нюансы
уже не обходятся без персонала. Как ногу-то будут ломать? Сами?
– Почему сами, – спросил он, следя за бессмысленный агонией
насекомого, – у них там всё автоматизировано.
– Вот странное дело, – начал после долгой паузы незнакомец, –
они даже проверять машину после аварии не стали. В предвариловку, а потом сюда. А может у меня тормоза отказали?
– А они отказали?
– Нет. Я о принципе. Прежде чем кого-то наказывать,
надо разобраться. Инновационные технологии, вашу мать...
Всё определяется ущербом. А то, что существуют тысячи дел, где люди стали заложниками обстоятельств, где их вина заключалась только в том, что они оказались не в то время, не в том месте...
– Все проголосовали за закон. Теперь поздно пить боржоми...
– Проголосовали... – угрюмо подтвердил собеседник на той стороне и продолжил. – Никто же не думал, что эти «упыри» совсем не будут вдаваться в подробности. Все считали как: вот наконец-то
насильники и убийцы получат не абстрактные сроки, часто не
соответствующие тяжести их преступлений, а реальную боль, такую
же, какую они причинили жертвам.
И вдруг незнакомец рассмеялся.
– Только сейчас дошло... Получается с насильниками там, в
душегубке, делают...того... – сосед снова захохотал и только спустя некоторое время смог продолжить. – Этим тоже роботы занимаются?
– Понятия не имею. Мне кажется, насильников больше не осталось...
– Куда ж они делись, друг?
Он промолчал, потому что ответа не знал. На экране демонстрировались кадры исполнения наказания в рамках очередного кейса. Осужденный – отчим, утопивший в ванной своего пасынка, бледный и испуганный помещался персоналом в специальную зону, напоминавшую небольшой бассейн и пристегивался браслетами к крючкообразным выступам по краям бортов. Убийца кричал и пытался вырваться, но был не в силах освободить руки от механизмов крепления. Он напоминал свинью на бойне, осознающую свою участь в тот момент, когда на нее направляют пистолет с ударным стержнем. Когда-то давно он видел сюжет об оружии для умерщвления скота. Его тогда поразила формулировка «новейшие технологии «гуманного» убоя скота». Вода хлынула в бассейн так быстро, что осужденный растерялся. Спустя несколько секунд тело душегуба было уже на треть в воде. Лицо мужчины исказила маска страха и отчаяния, глаза пропали в складках кожи, рот скривился, обнажились желтые зубы.
Смотреть на это было неприятно и он отвернулся от экрана, попробовал найти свою случайную сокамерницу. Но насекомого нигде не было видно. Неужели удалось выбраться?!
– Ну а ты с чем загремел? – донесся знакомый голос из соседней камеры.
– Сотрясение, перелом челюсти, множественные... – не закончил он.
– Дай угадаю: какой-то придурок сказал что-нибудь дерзкое, а ты
и не сдержался. Так?
– Типа того.
– Вот-вот. А по-хорошему бы разобраться, почему ты дал ему в
бубен? А у нас как: натворил – получай ответку! Система эта, за
которую мы проголосовали, большая ошибка, дружище...
Сосед за стенкой замолчал, судя по всему, удовлетворив своё
любопытство. До вечера экран в камере транслировал сцены экзекуций
- кейсы, как было обозначено в титрах - в рамках программы
симметричных наказаний. Но его мысли были заняты предстоящей
процедурой: хотелось быстрее разделаться с этим. Что они там
тянут? Травмы после драк едва ли на самая частая причина попадания
сюда, а значит всё давно должно быть отработано. Как часы.
В 8 вечера приоткрылось смотровое окошко, в нем мелькнуло лицо конвоира и через секунду дверь распахнулась.
– No379157 – на выход, – раздался голос надзирателя.
Он встал и вышел из камеры, ощущая нарастающее чувство
волнения.
– Удачного сотрясения! – произнес жизнерадостный голос за
стенкой.
Лицо конвоира, облаченного в белую форму, ничего не выражало. В
руках он держал электрошокер, но это было излишне: серьёзные меры
предосторожности требовались лишь в работе с убийцами.
Заключенный No379157 шел по коридору, удивительно напоминающему интерьер обычной больницы: брошенные в беспорядке стойки с капельницами, периодически встречающиеся люди в белых халатах, ожидающие установки аппараты для проведения операций травмирования.
Вскоре они вошли в лифт, потеснившись рядом с каталкой, на
которой перевозили заключенного после исполнения наказания. Он
бросил взгляд в сторону тела и увидел повязку на голове мужчины,
закрывавшую всю верхнюю часть лица. Бинт в районе глаз пропитался
кровью так, что образовались два красных пятна на марлевой полоске.
Горло сдавило изнутри, а мышцы заныли, налившись тяжестью, и на
мгновение ему показалось, что он перестал дышать. Лифт остановился, двери раскрылись и конвоир, настойчиво придерживая за локоть, направил его по очередному коридору к дверям с автоматическим замком. Охранник приложил палец к считывающему устройству и после звукового сигнала, дверь раскрылась. Ещё немного и он уже стоял внутри той самой комнаты, где всё всегда происходило. Она была большой. Настоящий ангар, а не комната, но сейчас в момент, когда волны паники
накатывали одна за одной и сердце готово было пробить грудную
клетку, сейчас ему меньше всего хотелось смотреть по сторонам и
подмечать детали этого, ставшего уже легендарным, помещения. Хотя
одну деталь он всё-таки зафиксировал: в динамиках играл Моцарт, а вот что именно определить не сумел... Жизнеутверждающие мотивы великой мелодии выглядели насмешкой над тем, что происходило здесь ежечасно.
Его попросили присесть в комнате ожидания, пока готовится
оборудование. Ожидание... Как умело они пользуются этим оружием,
которое само по себе стоит многих пыточных механизмов. Моцарта
сменил Вивальди, за ним последовали Бетховен, Шопен, Чайковский...
Сложно было сказать сколько времени он просидел, с десяток
симфоний точно, сначала суетливо поглядывая по сторонам,
а потом, утомившись от этого бессмысленного занятия, рассеяно
разглядывая пальцы рук. Наконец, появился человек в халате и с планшетом в руках. Не глядя на сидящего, антиврач, если так можно было называть тех, кто занимался процедурами симметричных наказаний, что-то пробубнил себе под нос. Пришлось переспросить.
– Я говорю фамилия ваша Осколков? Д.И.?
– Да, – ответил он и добавил, – у меня сотрясение и перелом. Переломы. В
смысле не у меня, а у того...
Он почувствовал себя пловцом в океане, погребаемым под толщей
многометровых волн. Девятый вал, из которого не выплывают. Человек
в халате бросил на него недоуменный взгляд.
– Так, заходим! – скомандовал медик и обратился к коллегам, готовившим оборудование к очередному сеансу. – No379157. Смерть от инсульта.
– Постойте... Подождите... Какая смерть? Какого инсульта? – пролепетал осужденный.
Мужчина в халате хмуро посмотрел на него, затем еще раз в
планшет.
– Вы – Осколков Денис Игоревич, 98-го года рождения, город
Москва?
– Там же было только сотрясение... И перелом челюсти... И эти, ну... – собственный голос показался ему чужим.
– Инсульт случился в результате травмы головы, спустя несколько
часов после произошедшего. У меня зафиксировано... – мужчина
постучал указательным пальцем по планшету. – Я только исполняю.
Остальные сотрудники, заинтересовавшись было разговором, тут же
вернулись к своим обязанностям.
– Да подождите вы! Так нельзя! Ну! Я же не знал! Да я просто
один раз его...
– Смерть по неосторожности, – прокомментировал
кто-то сотрудников «комнаты».
– Я вызвал скорую и мне сказали, что обычное дело, ничего серьёзного...
– Ну, как видите, не совсем обычное...
– А может инсульт случился не по моей вине? Может он умер бы и без моей...как это сказать...помощи?
– Этого мы знать не можем, – сказал один из халатов.
– История не терпит сослагательного наклонения, - поддакнул другой.
– Вот и я вам говорю, – не унимался Осколков, – моя ответственность заканчивается травмой при падении, приведшей к сотрясению мозга и перелому челюсти и чему-то там еще... Я хочу... Я требую адвоката
и прошу остановить процедуру!
Он решительно направился к выходу, но цепкие руки халатов подхватили
его и поволокли обратно. Осколков закричал, попытался вырваться.
– По закону 777 УК РФ, часть вторая, пункт первый: «В рамках
программы симметричного исполнения наказания обвиняемый лишается
права обращения к адвокату, а также всех прочих конституционных
прав вплоть до осуществления наказания. После проведения процедуры все права восстанавливаются в полном объёме», – процедил один из сотрудников.
– Ребят! Да вы чего! Не надо! Вы же не за что меня! – умолял
осужденный Осколков, пока кисти его рук заковывались в специальные
браслеты, а сам он укладывался на массивный медицинский стол. Через несколько секунд он лишился возможности двигаться: руки и ноги были надежно зафиксированы. Денис слышал свое сердце. Ощущал в груди отчаянный галоп погони за ускользающей жизнью.
– Одну секунду... – пробубнил медик с планшетом, озадаченно
разглядывая экран.
Запустилась рекалибровка приложения – око фирменного знака
моргало и по окружности металлического зрачка пробегал луч, как на
радаре. Наконец, рекалибровка завершилась и изображение логотипа
сменилось на интерфейс приложения.
– Поправка! No379157 – искусственная кома, – прочитал с экрана
сотрудник службы исполнения наказаний, – Повезло тебе!
И Денис Игоревич Осколков, почти смирившийся с приговором, нервно улыбнулся. И уже не таким страшным казалось то, что ждало его. Относительно смерти всё не так уж и страшно. Подумалось, что раз вводят в искусственную кому, могут и вывести.
– Готовьте аппарат вентиляции легких. Начинаем! – скомандовал главный с планшетом.
– А обратно меня когда? – спросил Осколков.
– Когда тот выйдет, тогда и тебя.
Перед тем, как отключиться он успел подумать о том, что программа симметричных наказаний, конечно, несовершенна.
Теперь, когда Осколков лично убедился в этом, он сможет
доказать всем, что "Око за око" нуждается в серьёзных доработках . Осталось только проснуться.