Впрочем, опасность была невелика. И мы не хотим представить Лессига таким уж плохим. Это случилось с ним скорее случайно, по привычке, чем из каких-то соображений.
А то, что привычки у него есть, видно хотя бы по тому, как он размешивает сахар. Он делает это методично, неторопливо, спокойно. В правую сторону, с нажимом, но не слишком сильно, чтобы не расплескать. На самом деле мысли его сейчас далеко. Но он осторожно размешивает сахар — это получается само собой, это стало привычкой, и ему не надо прилагать никаких усилий.
Но о чем это он. О последнем зачете, наверное, который кое-что значил, поскольку был последним перед экзаменом. И он видит себя сидящим в кафе — у него единица по средневерхненемецкому, он ждет Эльфи и помешивает в стакане, спокойно, осторожно, не без нажима. И вот он видит, как она входит, непривычно быстро, непривычно женственная на тонких каблуках по тогдашней моде. Пальто надето поверх белой блузки. Одна прядь из высокого начеса выбилась на лоб, глаза блестят.
— Тройка, мой дорогой! У меня тройка, вот повезло! Какой это был ужас, перед экзаменом истерика, и вот тройка. Ура, слава богу! Долой чай, газировки сюда и все прочее, сегодня мы празднуем.
— Поздравляю, — сказал собеседник и методично помешал в своем стакане с чаем. Точно отрегулированный душ, не слишком холодный, скорее прохладный, потому что все-таки нельзя не поздравить, и тройка одобрена. Но не за то, чем она была для Эльфи, ведь она значила для нее столько же, сколько единица, и поэтому хотелось газировки, даже погорячее. А потом эти быстро летящие часы, эти легкие, бессмысленные, бессвязные разговоры, мягкость и податливость, поцелуй под окном и что еще?
На этот раз наш герой не поддержал игры, он уже знал свою Эльфи, она в конечном счете относилась ко всему страшно серьезно, хоть иногда и старалась походить на бабочку. И тут она повела себя так, будто ей все равно, что она получила тройку по предмету, по которому даже при везении и доброй воле экзаменаторов могла надеяться самое большее на четверку.
— Поздравляю, — сказал он и помешал свой чай. И все вновь стало на свои места, тройка остается тройкой, это все-таки не такая хорошая отметка, какой ее считают студенты. Средняя отметка в семинаре была чуть выше двойки, и это значило еще зубрить и зубрить перед экзаменом, вот о чем думал Лессиг, избегая легкомысленно не запрограммированного вечера со всеми его последствиями. Конечно, в какой-то мере он понимал ее радость.
Эта тройка была больше чем отметкой, это была победа Эльфи над ее нелегким характером и над никак не обоснованным отрицанием этого предмета. Все таки победа, но не такая уж большая, и поэтому все надо поставить на свои места. Для ликования тут, во всяком случае, не было повода.
Попробуйте-ка что-нибудь сделать с Лессигом! Он всегда был мастак на формулировки. Даже секретарь Союза свободной немецкой молодежи часто просил его подкинуть два-три аргумента перед своим выступлением на общем собрании. И это были хорошие аргументы, ради хорошего дела. Это-то и казалось в нем странным: его формулировки были так хороши, что невольно приходилось думать о том, что он вполне может использовать их и не во имя хорошего дела. Правда, это уже особый разговор, может быть, мы когда-нибудь к нему вернемся. Но вот онасобирается что-то сказать.
— Все на той же работе? — спрашивает она и все-таки пьет свой рубиновый напиток с добавками.
— Да, — отвечает он.
И хотя ответ краток, но все сказано. Девять лет профессионального опыта — это уже старый волк.
Но почему старый? Ведь Лессигу нет еще тридцати пяти.
— Женат? — спрашивает собеседница.
— Нет, ты же знаешь...
Наша героиня знает и не знает. Во всяком случае, сейчас она может то, чего не могла десять лет назад: она видит Лессига почти насквозь. Наверное, он никогда не женится. Ведь в этом случае ему придется пожертвовать частью самого себя, он должен будет освободить в своем сознании место для женщины, возможно, волноваться, когда волнуется она; возможно, хотя бы улыбаться, когда она ликует. Он должен суметь забыть себя. Этого никогда не будет, думает Эльфи.
А врать и притворяться он не может, для этого он слишком себя любит. Может быть, она действительно его плохо знает. Как тогда понять это «ты же знаешь...»? Может, это намек на ту старую историю? Не должно ли это означать: я мог бы жениться на тебе?
Но только спокойно! Как может Эльфи это предполагать? Неужели она придает такое значение тогдашнему трезвому, деловому предложению, скорее похожему на договор?
Человек подходит к тебе и говорит: давай устроим помолвку. Где он это говорит? В коридоре университетской библиотеки — там курящие прогуливаются взад-вперед, потому что и то и другое, то есть курить и прогуливаться, в читальных залах запрещено. Здесь, где дуло от дверей, под затхлыми сводами, в том месте, где кусками осыпается со стены штукатурка, к тебе вдруг подходит человек и говорит: давай устроим помолвку. И чтобы эти слова не были неверно истолкованы, тут же прибавляет: фиктивную помолвку.
И потому, что та, которой сделано это формальное предложение, не может сразу ответить, а начинает как-то странно кашлять (возможно, конечно, и от вредной привычки), именно поэтому он высказывает свои соображения веселым тоном. Говорит он приблизительно следующее: послушай-ка, девочка. Через неделю уже апрель.
Апрель — на дворе звенит капель. Ну а чем же он в этом году прозвенит? Догадайся, считаю до трех. Ну, ну? Правильно, собеседованием по поводу распределения. Только не отмахивайся! И не относись к этому легкомысленно! Ты ведь дрожишь перед экзаменом. А зачем? Ведь почти никто не проваливается. А кто спросит тебя потом об отметках по отдельным предметам? Ни один человек, ни один кадровик. Самое главное, чтобы он нашелся, тот кадровик, который тебя возьмет. Только это важно. Невероятно важно.
Это дело просто чрезвычайной важности. Тут нужно смотреть, чтобы тебя не заткнули куда-нибудь. И поэтому мы должны как можно быстрее обручиться. Ведь тебя наверняка распределят в школу, ты не замужем, свободна, тебя ушлют в деревню. Это уж точно. А там — насквозь продуваемая ветром халупа под дырявой крышей. Сорок минут в резиновых сапогах до школы.
Старый, угрюмый директор, уже сорок лет мечтающий перебраться в город и пресекающий любое проявление энтузиазма кислыми нравоучительными проповедями. Коллеги — различного возраста, но в общем-то такие же, как директор. Дети — трудные. Родители еще хуже. Для того, кто все это сумеет выдержать, может быть, и интересно, но для тебя? Ты, с твоей головой, с твоими болезнями, с твоей прической? Самое большее пять лет —и ты готова.
И ведь он почти что оказался тогда прав, думает она. И испуганно отодвигает от себя горячий напиток. Ведь ей нельзя... Вредные привычки исключаются, сказал врач, главное — диета, но разумная, потому что вы слабой конституции, и питание...
Да, думает Эльфи, тут он почти оказался прав, этот Лессиг хотя он и нагонял нарочно страху. У нее не было тогда продуваемой ветром мансарды — довольно приличная комната над аптекой. Директорша оказалась вполне жизнерадостной женщиной и соответственно коллеги, они всегда были не прочь что-нибудь отпраздновать, в крайнем случае, хотя бы покупку туфель.
И дети были доверчивыми и открытыми, какими они бывают только в деревне. Все должно было бы идти своим путем, гораздо лучше, чем она ожидала, но так не пошло. Обычных трудностей повседневной жизни, которые имелись и в этой школе, где царила в общем хорошая атмосфера, оказалось для нее вполне достаточно.
У нее сдали голова, желудок, нервы, сначала четыре недели болезни, потом шесть, потом полгода, больница, ах, боже мой, как же она все это вынесла? Наверное, потому, что была не одна, потому что ее поддержали муж, коллеги, ученики. В конце концов она поняла — для того, чтобы добиться успеха, необходимо настойчиво избавляться от устаревшего и терпеливо внедрять новое. Но самое главное — возникло умение приобретать опыт и сознание того, что человек должен меняться. Конечно, это стоило нервов.
И вот теперь, перед бокалом с запретным рубиновым напитком, можно подумать о том, что многое было бы гораздо легче. Нужно было только сказать «да», и в одно мгновение она оказалась бы помолвленной с умным и дельным человеком, который заранее предвидел трудности и умел их ловко обходить, который уже задолго до распределения нашел место, привязавшее его к городу.
— Прекрасно, — сказали, наверное, члены комиссии, потому что дипломантов было трудно распределять. Вряд ли бы они сказали «прекрасно» по поводу их помолвки, но они должны были бы с этим посчитаться. Ведь они посылали молодую учительницу в деревню не для того, чтобы через полгода она вышла замуж, уволилась и стала домашней хозяйкой.
Но Эльфи не сказала «да», она сама приобретала свой опыт, и он был лучше, полезнее, хотя и дался ей труднее. Кстати, тогда в библиотеке она не сказала и решительного «нет», просто обратила все в шутку и нарисовала картину спокойного и уютного семейного очага такими розовыми красками, что наш герой, наконец, догадался. Он замолчал, поднял плечи, протер до блеска стекла своих очков и уселся вновь за свои «кирпичи».
Эльфи еще некоторое время оставалась под затхлыми сводами. Сначала ей в голову приходили всякие красивые фразы, вроде тех, что встречаются в романах: нельзя начинать такой важный этап своей жизни со лжи. Потом ей надоело собственное геройство и она подумала, что этот Лессиг совершенно прав в оценке ее слабостей. И она решила, не без некоторого вызова: город или деревня, какая разница. Чтобы избегать трудностей, нужно быть такими, как он.
А этого она не могла. Она представляла собой удивительный клубок нервов, в ней было больше упрямства, чем она могла себе позволить. А там будь что будет.
И все-таки она допивает свой коктейль до конца. И сразу же после этого встает и собирает свои вещи. Этот старый волк, эта лиса, может, пока подает ей пальто, спокойно договорить. Она слышит его слова и даже отвечает. Да, было приятно вспомнить старое, может быть, еще увидимся, было бы хорошо устроить встречу их студенческой группы, но сейчас ей пора, поезд ждать не будет, до рога до вокзала скользкая, нет, она дойдет сама, всего хорошего.
И она идет. Не медленно и не быстро — так, как она когда-то хотела ходить и как ее научила жизнь. Она вовсе не думает сейчас о старой любви. Даже на слово «дружба» она бы не согласилась. Знакомство — да, это вернее. Но без всякой интимности.