Прослеживается ли эксцентричность Фрейда по отношению к великой традиции тем, что между 1905 и 1920 годами его представление о развитии характера практически отождествляется с психосексуальным развитием, а его "теория Эго" и его самобытная история появляется на сцене только позже?
Конечно, это часть истории, но есть и ряд более простых объяснений - более простых, потому что они выживают после появления во фрейдистской теории понятий Эго, Суперэго и Ид (бессознательное), которые повторяют трехстороннее разделение ума, обнаруженное в других местах великой традиции (особенность одной из схем, которую я изложил в других публикациях).
Ниже приводятся эти более общие объяснения.
Во-первых, как в "классической" (т.е., до 1920 г.) теории Фрейда, так и в более поздней структурной теории социализация вызывает разочарование.
Во-вторых, социализация подразумевает неудовлетворенное соблюдение требований морали хотя, разумеется, она включает и больше.
В-третьих, причиной является фактор социализации. Сейчас в великой традиции господствует мнение, что в той мере, в какой разум приходит к власти над другими нашими способностями, в той же степени реализуется наша истинная природа - учитывая виды существ, какими мы являемся ( существа, наделенные особым разумом), вот что должно произойти, - и благодаря этому наша жизнь идет лучше, когда это так.
Эта картина хорошо видна, например, у Аристотеля, где совершенство нашей рациональной части подразумевает не жертву удовольствия, а наличие новых удовольствий.
Для Фрейда, напротив, социализация через силу разума является необходимым условием выживания.
Но выживание и инстинктивное удовлетворение предъявляют к людям противоречивые требования.
Например, недовольство цивилизацией, по Фрейду, проистекает из того, что социализация даже не заменяет в идеале первобытные источники удовлетворения.
Это не означает, что Фрейд отрицает связь между самореализацией и процветанием - третьей чертой схемы "великой традиции".
Напротив, у него есть возможность поддерживать эту связь, утверждая при этом, что по какой-то причине вызывается разочарование у человека.
Не будет преувеличением сказать, что для Фрейда личности остаются наименее развитой частью себя:
"настоящие мы" - это то, что нужно.
Опять же, следует обратить внимание на контраст с Аристотелем:
"мыслящая часть есть, или почти есть - это индивидуальное Я".
Таким образом, процесс развития, где человек будет находиться - представляет собой не самореализацию, а движение в прямо противоположном направлении.
Человек - это то, что есть.
Кроме того, существует связь между способностями, которые должны были бы получить для человека, чтобы стать теми, кто люди есть на самом деле, но это включает в себя доминирование не разума, а "аппетита".
Поскольку нравственность - это то, что появляется на сцену только с развитием эго, Фрейд был похож на Ницше в классификации морали как врага, в человеческом исполнении.
Однако, в отличие от Ницше, Фрейд не дал нам картины того, какими могут быть более подлинные удовлетворения от жизни за пределами нравственности.
Отчасти потому, что он не представлял себе форму жизни без нравственности (поскольку считал, что нравственность неизбежно разочаровывает и просто неизбежна) и отчасти потому, что черты отличительной человеческой жизни, которые, по его мнению, выводят нашу форму на нет, включают гораздо больше, чем просто мораль, что резко ограничивает материалы, из которых может быть создана картина такого удовлетворения.
Эта мысль была воспринята Жаком Лаканом, убежденным сторонником того, что история постепенного доминирования разума - это история не только растущего разочарования, но и растущей недостоверности.
Согласно Лакану, подлинный голос каждого человека должен быть неотредактированным потоком бессознательного, и поскольку бессознательное в некотором смысле обезличено (по его мнению), история "конституции субъекта" как таковая представляет собой историю искажения или фальсификации того, кем на самом деле являются люди.
Действительно ли это подразумевает картину возможной жизни, выходящую за рамки не только морали, но и любой другой части предполагаемой надстройки, которую несет с собой нормальная социализация, - в этом можно усомниться.
Но именно чувствительность Лакана к этой ярко выраженной иррационалистической тенденции во Фрейде, которую я хочу противопоставить "реляционному" психоаналитическому мышлению, лежит в основе его утверждения о том, что он "настоящий фрейдист", спасая Фрейда от предательства со стороны его рационалистических последователей.
Вывод.
Если Фрейд, доверяяя упрощению, связанному с контрастом между "фрейдистским" и "реляционным" психоанализом, является эксцентричным или нестандартным участником великой традиции в моральной психологии, то реляционный психоанализ гораздо ближе к основной.
Существует множество способов, с помощью которых это может быть показано.
Во-первых, там, где Фрейд пессимистично относится к отношениям между социализацией и процветанием, реляционный психоанализ оптимистичен.
Отчасти это связано с тем, что реляционный психоанализ рассматривает целый ряд характерных для человека занятий - дружбу, игру, искусство, религию - как вещи, которыми мы занимаемся ради них самих, а не как замену инстинктивного удовлетворения, поэтому обучение участию в них - это вопрос расширения наших источников удовлетворения, а не перенос нас дальше и дальше от настоящего.
Отчасти и потому, что, по данным реляционного психоанализа, некоторые важные составляющие морали - взаимность и забота о других - присутствуют в нас в примитивной форме почти со слов:
" наша зародышевая способность социального взаимодействия", как выразился Боулби.
И это оставляет место для идеи - хотя об этом можно сказать гораздо больше - что приобретение зрелого морального сознания улучшает нашу натуру, чем то, чтобы вытаскивать ее из нее.
Об этом и многом другом в следующих статьях.
Ссылка на предыдущую статью: https://zen.yandex.ru/media/id/5d98af7c2f1e4400add24de5/etika-velikoi-tradicii-5dc99dc19f1ed62dfcea1bf8