Василий сидел в крайнем от Кружелице кресле, и ему было видно ее лицо в профиль. Как будто даже горбинка на ее носу стала легонько подрагивать…. Хотя, может, и просто показалось.
- Так, переходим ко второму обвинению…. Не волнуйтесь – больше никакой уголовщины…. (Сказал и снова поморщился – зачем опять упомянул?) Вопрос об олимпиадах. Об отсутствии результатов на них. Он еще, так сказать, животрепещущ и у всех на памяти. Вообще-то, если рассмотреть позицию вашего директора по сути, то с какой стороны ни возьми – везде будет нехорошо. С духовной точки зрения – это грех… Это большой грех так давить на людей, доводя их до такого глубокого расстройства. С нравственной точки зрения – это лицемерно и безнравственно…
В этот момент Кружелица бросила быстрый взгляд на Василия и снова вернулась в «профиль». Но он успел прочитать там непонимание и недоумение в такой глубоко степени, что слегка пожалел о том, что все это затеял…
- Я сейчас поясню, - тем не менее продолжил он, не заметив даже, что перестал говорить о директоре в третьем лице, а стал обращаться к ней напрямую. - Лицемерно, потому что на всяких официозах – линейках, праздниках – вы не устаете говорить, какие у нас замечательные учителя, какие они опытные и умелые…. А тут выясняется, что вы их ни в грош ни ставите – олимпиад они, видите ли, не выигрывают…. И более того – это ж надо было до такого додуматься! – стали грозиться пригласить нас обучать других учителей… Большего оскорбления для всех, я думаю, трудно было бы нанести…. Ну-с, что скажете?..
- Асият Иосифовна переживает за имидж школы, который в основном и строится на результатах олимпиад, - хриплым голосом наконец прорвала глухую стену всеобщего молчания Ариша. – Она просто каждый день с этим сталкивается, когда ей постоянно ставят на вид низкие результаты. И что же ей делать?.. Конечно же, она старается нас подстегнуть, подхлестнуть в этом плане, чтобы мы больше старались, больше…
- Хорошо-хорошо, Арина Тихоновна, - перебил ее Василий. – А почему бы тогда ей самой не взяться за олимпиадников и не показать нам пример в этом. Она сама – учитель математики, она отнюдь не так загружена, как все остальные учителя, на нее не давит ни классное руководство, ни многочисленные бумажки…. Вот взяла бы – и показала нам всем пример!.. Взяла бы всех детей, идущих на олимпиаду по математике, и подготовила их…
- У нее и так достаточно обязанностей, чтобы заниматься еще и олимпиадниками, - продолжила защиту Ариша…
- Ну уж не больше, чем у нас…. А, кроме того, думаю – это была бы реальная помощь коллективу, после чего мы ее авторитет укрепился гораздо сильнее. Директор, который не просто погоняет коллектив, как заезженную лошадь, а сам подставляет свое плечо под общее ярмо – что может быть более уважительно?!.. И, кстати, если бы у нее ничего не получилось, если бы ее дети в результате не заняли никакого места, я думаю, ни у кого бы из нас не поднялась рука бросить камень в нее за это. Потому что мы уже знаем, насколько это трудно…. А вот ей – не мешало бы это узнать…
Василий случайно уловил взгляд Петровича. Тот почти прикрыл глаза, но все-таки достал ими до глаз Василия. Там сквозь гримасу боли была почти мольба: «Вася, не надо дальше!..» Но Василия это словно только подстегнуло.
- А следующее обвинение вытекает из предыдущего. К сожалению, для Асият Иосифовны гораздо важнее всех наших трудностей – мнение ее начальников. Она просто слепо исполняет то, что ей предписано свыше, не утруждая себя ни в коей степени размышлением, а насколько это вообще хорошо и нужно. Она мне вообще напоминает такой осколок как бы еще советской системы…. Тогда таких людей называли совками - люди, беззаветно преданные партии, слепо выполняющие все ее указания. И вот она сейчас – абсолютно слепо выполняет все указания свыше…
- Она делает то, что и должен делать директор! – вдруг резко подключилась Богословцева. – А директор обязан выполнять то, что ему поручают, иначе он не будет директором…
Все ее массивное тело зримо напряглось, а голос звенел с металлическим призвуком, и его скрипучая резкость очень неприятно резанула Василия.
- Так и я о том… Что она боится потерять свое директорское место – и это ей важнее всего!..
- Для нее важнее всего семья, если ты слышал!.. – продолжила «защиту» Богословцева. – А тебе я хочу сказать: ты, Василий Иванович, - анархист!.. Самый настоящий анархист!.. Тебе бы все разрушить, дисциплину, субординацию – а там, трава не расти…
- Ну ладно, Нина Васильевна, - обо мне как-нибудь в другой раз…. Может, и я когда-нибудь буду героем дня, если доживу, если Асият Иосифовна не уволит меня к этому времени, - попробовал пошутить Василий, но шутка получилась какой-то вымученной и ни кем не поддержанной. В холодном актовом зале зримо росло напряжение и раздражение. Василий это чувствовал каким-то необъяснимым «шестым чувством», но так же необъяснимо не мог остановиться со своими «обвинениями».
- Господа, еще немного – всего пару обвинений осталось…
После этих слов Максим Петрович опустил голову и совсем закрыл глаза. Ему было мучительно тревожно за Василия.
- И все-таки вы меня не убедили…. Точнее, не защитили своего директора в том, что она сознательно или бессознательно но участвует в дьявольски хитрой системе по разложению до конца всего образования…. Система поистине дьявольская – другого слова и подобрать невозможно…. К примеру, обратите внимание, с каким пафосом она…. Асият Иосифовна нам растолковывала новую систему бонусов, как якобы чуть ли не благодетельную систему реального стимулирования учителей…. И при этом она настолько слепа, что не видит, что эта система в реальности предназначена не для стимулирования учителей, а для их разложения. (Василий почти по слогам произнес последнее слово.) Именно – разложения…. Смотрите, как все дьявольски хитро. Нужно разложить до конца корпоративную солидарность учителей, их моральные ценности, их способность противостоять всему тому злу, которое упорно навязывается образованию…
Василий заговорил ярко и вдохновенно – как настоящий пророк. Кажется, он действительно забыл, по какому поводу он все это говорит, забыл о Кружелице как таковой – просто изливает из себя «горячие глаголы» обличения…
- Как же все это можно разложить?!.. Очень просто! И хитро в то же время – дьявольски хитро!.. Сначала нужно выделить из учителей так называемую элиту - директорский и завучский корпус. Их нужно прикормить, повысив им зарплату в разы, так, чтобы они стали послушными исполнителями воли свыше – и не могли даже пикнуть… Сказано – сделано! Так собственно и произошло!.. Вы…. (Василий, вытянув правую руку, указал сначала на Кружелицу, потом на Аришу) уже стали рабами…, прикормленными рабами дьявольской системы…. И теперь ваша задача давить на нас, чтобы и мы стали рабами…. А чтобы вам удобнее было это делать – и придумана система бонусов…. Гениальная выдумка, вообще-то!.. Я бы памятник поставил тому, кто ее придумал… Лучший разлагательный механизм и не придумаешь…. Итак, чтобы учителей в своей массе тоже превратить в рабов, нужно придумать механизм, разделяющих их на чистых и нечистых, нужно внести конкуренцию в их среду…. Да-да, чтобы конкурентно-способными стали не только ученики, будущие оболваненные винтики модернизации, но и сами учителя…. Нужно, чтобы они грызлись друг с другом за эти сраные бонусы, как собаки за брошенную в их стаю кость… (Василий, кажется, совсем перестал контролировать то, что говорил.) Нужно, чтобы они не за детей болели и переживали, а за то, чтобы выслужиться перед теми, кто эти сраные бонусы и дает – перед начальством…. Вот в чем гениальнейшая задумка!.. Вот где собака порылась!.. И тогда – прощай, учительская этика, прощай, корпоративная солидарность, прощайте, моральные ценности, прощай, ВОЛ, прощай педагогика служения, прощайте, дети!.. Да-да – прощайте, детки-конфетки!.. Нам теперь не до них, нам теперь бонусы подавай…
Василий чуть отпрянул назад в кресло и даже оглянулся – он как будто стал приходить в себя после приступа «пророческих обличений»… Максим Петрович с тревогой смотрел на него. И даже не только он. Люди как бы отвлеклись от содержания того, что он сказал и просто видели, что с «автором» что-то не то…
Василий действительно почувствовал сильнейшее «изнурение», словно за эти пять минут «пламенной речи» его покинула большая часть жизненных сил. Он даже забыл пригласить людей к защите директора, если бы таковые нашлись вообще…. Сама Кружелица смотрела на него с тревогой. И это было «приятное переключение» для нее. И большое психологическое облегчение: мол, что с Василия возьмешь – «больной человек»…. Но странно – никто не решался взять на себя инициативу что-то предпринять…. Как будто после слов Василия воцарился некий «священный трепет» и всякое его нарушение могло выглядеть как некое «кощунство».
Однако Василий пришел в себя и, мало того, - нашел в себе силы на еще одно обвинение…
- И последнее…. Это даже, можно сказать, не обвинение, а так – констатация или даже пожелание…. Как хотите, Ас… Ас… (Василий стал почему-то заикаться на имени) Ас…сият Иосифовна…. Знаете, чего вам не хватает больше всего?.. Веры!.. Да, веры!.. Это вообще, мне кажется, какое-то недоразумение, что во главе Двадцатой, во главе Главной Школы России, находится неверующий человек… Это нонсенс… Это долго продолжаться не может…
Василий говорил тихо и с заметной усталостью в голосе. Даже строй его речи изменился. Ему стало трудно выговаривать длинные предложения со всякого рода «сложносочиненными» оборотами…
- Вообще, неверующие люди – они все плоские… Двумерные, в лучшем случае – трехмерные…. И абсолютно понятные…. Вся разгадка в них – что им в данный момент больше хочется – денег, власти, удовольствий, семейного счастья…. И – все!.. Ничего другого за их душой нет…. Вот и вы, Ас… Асият Ио…сифовна – такой человек… Плоский… Я бы вам действительно пожелал…. Больше всего – обрести веру…. Вера – это уже четвертое измерение…. Вера – это всегда загадка…. С верой человек всегда не до конца понятен…. Потому что в нем есть тайна…. Тайна – это Бог…. И я … хочу… та….
(продолжение следует... здесь)
начало главы - здесь
начало романа - здесь