От Василия Кузьмича ушла жена. Спустилась в погреб померить давление самогонному аппарату и не вернулась.
Василий Кузьмич исчезновение супруги заметил не сразу, весь день занимаясь прививкой виноградной лозы, он на подобные мелочи внимания не обращал. Лишь к вечеру, удивившись непривычной тишине, заподозрил неладное.
— Куда это черт понес глупую бабу? — бормотал Василий Кузьмич, раздраженно постукивая деревянной ложкой по столу.
— Не куда, а зачем! — из сумеречного угла высунулась рогатая голова. — Баба у тебя уж больно хороша, не удержался, извини.
— Обычная баба, скажешь тоже, — отмахнулся Василий Кузьмич и зачем-то сварливо добавил. — Пироги у ней вечно горелые.
— Дурак ты, — вздохнул рогатый. — Но, к сожалению, очень нужный. Так что, давай, шагай в погреб, дело есть.
— В погребе всегда дело есть, — послушался Василий Кузьмич.
Однако, дел он там не обнаружил, равно как и погреба, и самолично с любовью сработанного аппарата для перегона полезного в приятное. В непроглядной тьме висел портал. Был он цвета галлюцинаций объевшегося психоделиками человека и искрил веселыми молниями.
— Это надолго? — забеспокоился Василий Кузьмич. — А то хозяйство домашнее, лоза…
— Вот и не тяни время, — ткнул его в спину рогатый.
Василий Кузьмич не удержал равновесия и полетел, обреченно взмахивая руками, в самое сердце цветастой неизвестности.
+++
Вредитель Антон Паскудников стоял, задевая головой небеса, на краю бездонного перегонного куба. Он только что закончил мочиться в него и теперь, неторопливо застегнув молнию на брюках, свысока озирал окружающую действительность.
— Антагонизму, значит, не хватает? — хмыкнул Паскудников. — Ну-ну…
— Мы, вообще-то, не совсем это имели ввиду, — заметил представитель окружающей действительности.
Он с брезгливым интересом наблюдал за вредителем сквозь золоченый лорнет, почесываясь крыльями о кирпичную стену. Судя по воспаленному виду, крылья одолевали насекомые.
— Уж как умею, — развел руками Паскудников. — В объявлении было сказано, требуется циничный вредитель, не скованный рамками, для создания антагонизма. Я не поленился, в словарь залез, выяснил значение, примерил на себя.
— Однако, в противостоянии, в борьбе с вашим вредительством, мы, по идее, должны оттачивать мастерство и двигаться в сторону прогресса, — сказал крылатый, — вместо этого только и делаем, что отмываем перегонный куб от продуктов вашей, простите, жизнедеятельности.
— Так не зря же рогатый бабу приволок, — парировал Паскудников, — все стройно выходить должно. Я гажу, баба отмывает, а вы с рогатым в борьбе обретаете… Чего вам там надо.
— Бабу не трожь, — оскалился крылатый. — Она муза.
— Хороша муза, — ухмыльнулся вредитель, — Пироги вечно горелые.
— Что б ты понимал…
В кирпичной стене образовалась дверь, увитая лозой. Из нее выплыла жена Василия Кузьмича, босая, простоволосая.
— Хотите, я вам давление померяю? — предложила она.
— Поднимался раньше хер, а теперь давление, — похабно хохотнул Паскудников.
— Извините его, — лорнет крылатого вспотел, шелудивые крылья встрепыхнулись. — Как вы устроились? Все ли в порядке?
— Спасибо. Только за мужа волнительно. Как он там один, без меня.
На ресницах ее затрепетали две крупные прозрачные слезы.
— Еще раз прошу прощения, — крылатый протянул ей пробирку, — вас не затруднит уронить их сюда?
Жена Василия Кузьмича смущенно моргнула. Слезы с хрустальным перезвоном осыпались в пробирку.
За спиной Паскудникова разверзся портал, и вредителя ударной волной швырнуло в перегонный куб.
— Вот это аппарат! — восхитился, выбираясь из портала, Василий Кузьмич. — А лоза-то какова!
Он всплеснул руками, отчего в воздухе образовалось нежное растроганное облачко. Вылезший следом рогатый подцепил его и передал крылатому.
— И зачем я вам понадобился? — спросил Василий Кузьмич. — С бабой понятно, она по хозяйственной части.
— Для антагонизму, — гулким эхом отозвался из перегонного куба вредитель, — им его не хватает.
— Это что-то неприличное? — заинтересовался Василий Кузьмич.
Брошенный им на супругу многозначительный взгляд заставил ту покраснеть.
— Мы, видите ли, стремимся к благодати, — пояснил крылатый. — А лоза наша, к сожалению, родит исключительно идиотизм.
— Я не очень понимаю… — начал Василий Кузьмич.
— Что тут непонятного, Вася? — вмешалась жена, которой надоело стоять музою. — Это — мир иной, а они сущности, олицетворения добра и зла. Видишь, рога, крылья… На самом-то деле они одинаковые, стремятся принести во вселенную благодать посредством перегона плодов лозы, а она… Ты уж помоги, как специалист.
Василий Кузьмич задумался. С иными мирами и сущностями дел иметь он не привык. Прививать и скрещивать — пожалуйста, самогонный аппарат отладить — без вопросов, а тут что-то совсем невнятное. Идиотизм, одним словом.
— В корень зрили? — спросил Василий Кузьмич.
Сущности переглянулись.
— Зачем?
— Может, дело в том, откуда она питается?
— От нас и питается! — вылез, облизываясь, из куба Паскудников. — От человечества, в смысле. Типа Иггдрасиля, дерево такое есть, слыхали? Оно, конечно, покруче вашей лозы будет. Из трех мифических источников сосёт. Я однажды попытался в Урд нагадить, еле ноги унес.
— Вредитель наш, однако, весьма узкого профиля, — вздохнул крылатый. — Всё-то у нас через жопу… Что делать, ума не приложу.
— Идиотизм в последнее время действительно перешел все границы, — раздумчиво заметил Василий Кузьмич, — Взять хотя бы нашего участкового. Раньше, бывало, придет, угостится продуктом перегонки моей, и такую благодать обретет, любо-дорого. Служить и защищать. Народ в очередь к нему становился за справедливостью. А сейчас что? Торчит целыми днями под окнами, лозунги орет дурным голосом, обзывается и денег требует.
— Антагонизму не хватает, — сказал вредитель, — Человечество слишком единодушно в стремлении облагодетельствовать себя, мелкими индивидуальными делишками заниматься некогда. Думаете, я от хорошей жизни к вам нанялся? Ага, держи карман шире! Либо вступай во всемирную организацию «Вредительство во благо» либо лицензию на стол.
— Значит, не видать вселенной благодати, — понурились рогатый с крылатым.
— Как это печально, Вася, — всхлипнула жена.
— Идиотизм непобедим, — авторитетно заявил Паскудников, — сворачивайте-ка вы свою лавочку.
— Ну уж нет! — Василий Кузьмич стукнул кулаком в стену перегонного куба. — В конце концов я потомственный чемергесник!
Перед его мысленным взором возникла вдруг извилистая, словно змеевик, череда предков. На укоризненных их лицах было написано: «Эх, Василий, мы на заре времен из говна, камней и других подручных материалов первоклассный продукт выгоняли, а ты с идиотизмом справиться не в состоянии. Стыдоба!»
— Энтузиазм, альтруизм и идеализм! — воскликнул Василий Кузьмич, — Вот наши три кита антагонизма! Ими мы идиотизм и переборем!
— И где их взять? — недоверчиво прищурился Паскудников. — Чтоб в чистом незамутненном виде?
— У него есть, — указал рогатый на крылатого.
Тот радостно закивал и взмахнул крыльями. На землю посыпались пробирки.
— Ничего себе! — присвистнул Василий Кузьмич, — да тут целая коллекция всякой… всяких…
Он не знал, как назвать содержимое пробирок.
— Мы пока благодатью не озаботились, коллекционированием увлекались. Собирали качества, эмоции, каждый по своему профилю. А чем еще прикажете заняться олицетворениям?
— Толкать на поступки, например, — проворчал вредитель.
— Не додумались, уж извини, — рогатый с крылатым виновато развели руками. — А что, надо было?
— С этим мы и без них справляемся, — заступилась за олицетворения жена Василия Кузьмича. — Давайте лучше нужные ингредиенты искать, вон их сколько нападало.
Все принялись ползать в траве и собирать пробирки, на каждой из которых была наклеена бумажка с надписью. Например, «Благие намерения» или «Праведная Ярость». Жена Василия Кузьмича не без удовольствия обнаружила свои слезы, названные «Искренние волнения за судьбу придурка, который не ценит такую прекрасную женщину». Облачко Василия Кузьмича, напротив, называлось скучно «Восхищение. подвид 457». Вредитель Паскудников пытался откупорить хоть одну пробирку, чтобы по привычке нагадить в нее, но тщетно.
Наконец, ингредиенты нашлись. Все, кроме энтузиазма.
— Я его применил, — оправдывался крылатый, — вовнутрь. Коллекционировать надоело, мечталось о глобальном. Чтобы если уж благодать, то непременно вселенская.
— И меня заразил, — горячо поддержал общее возмущение рогатый, — без ведома.
— Голый энтузиазм мутирует в идиотизм! — хлопнул себя по лбу вредитель. — Как я мог забыть? Это же начальный курс «Вредительства без посредников»!
— Олицетворения, даже если на поступки и не толкают, все равно влияют, вдохновляют даже, — поразился внезапной догадке Василий Кузьмич. — Идиотизм в благоприятной среде принялся размножаться, поглощать и доминировать.
— У бедной лозы просто не было выбора! — расстроилась супруга.
— Все гораздо хуже, — вмешался перегонный куб. — Идиотизм сам себя закольцевал. И вы формы его. А я — порождение ваше. Тьфу!
Наступившую следом удивленную тишину нарушил язвительный голос Паскудникова:
— Довольно-таки смелое заявление.
— Умный какой, скажите пожалуйста! — подхватили олицетворения.
— Одного меня смущает, что мы разговариваем с частью самогонного аппарата? — поинтересовался Василий Кузьмич.
— С лучшей его частью, — уточнил куб.
— У него приятный голос, — заметила жена.
Не согласиться с ней было нельзя, однако оставался вопрос, что с идиотизмом делать? Всех обуяла глубокая задумчивость, грозящая перейти в тяжкую депрессию.
— Есть одно средство, — встрепенулся Василий Кузьмич, — но рискованно. На выходе можем получить… этот… как его…
— Пиндец? — подсказал перегонный куб.
— Точно, — кивнул Василий Кузьмич. — Его самого. Однако, что одним пиндец, другим благодать, смотря из какого угла озирать.
— Да какая уже разница, давайте пробовать! — воодушевились остальные. — Порождениям идиотизма терять нечего! Кроме самого идиотизма.
— Я предупредил, если что, — погрозил пальцем Василий Кузьмич, — чур, потом не обижаться.
Он набрал в легкие побольше воздуха, посуровел лицом и, сдвинув брови, скомандовал зычно:
— Плоды лозы ободрать! Пробирки собрать! В куб кидать! Вредитель — ссать! Перемешивать и гнать!
Все кинулись исполнять.
— Гений! — бросилась на шею Василию Кузьмичу жена.
— Вы такие милые, — растроганно заколыхался перегонный куб.
Через несколько минут, часов или вечностей трубка самогонного аппарата выделила увесистую каплю.
— Пиндец, — повел носом крылатый.
— Благодать, — облизнулся рогатый.
Они смерили друг друга презрительными, приглашающими к драке взглядами и покатились по траве, тревожа вековые залежи полезных и не очень ископаемых пород общества.
— Вот ты какой, антагонизм, — уважительно щелкнул языком Паскудников.
— Мы отпустим тебя оросить вселенную, — нежно шепнула жена Василия Кузьмича, лелея каплю в ладонях. — Правда, Вася?
Василий Кузьмич не отвечал. Они с перегонным кубом вполголоса делились секретами дистилляции.
— Как же приятно, когда тебя понимают, — умилялся Василий Кузьмич.
— И не говори, — соглашался куб. — Благодать!
Изображение Tibor Janosi Mozes с сайта Pixabay