В каком-то смысле говорить о политическом кризисе кажется странным: московские протесты подавлены и ни к чему не привели, провластные кандидаты победили почти на всех региональных выборах, а политическая жизнь в России , похоже, возвращается в нормальное русло.
Это затишье, однако, обманчиво. Внешне режим по-прежнему выглядит стабильным и крепким, но внутри нарастают тлеющие кризисы. То, что происходит сейчас, не имеет ничего общего с кризисом 2011-2012 годов, хотя оба периода объединяет неожиданная волна протестов, падение рейтингов одобрения и суровые тюремные сроки для отдельных протестующих. Но сейчас российские власти действуют иначе, чем в 2012 году, а это означает, что подобные события имеют совсем другие последствия.
Главное отличие недавних протестов от протестов 2011-2012 годов заключается в логике действий властей. В декабре 2011 года из первоначальной реакции Кремля на протесты стало ясно, что руководство страны понимает необходимость идти на уступки. Администрация президента почти сразу же подготовила пакет реформ, который включал возвращение губернаторских выборов и шаги по смягчению законодательства о политических партиях.
Тогда же Кремль воспользовался услугами посредников-арбитров, призванных выстраивать диалог между властью и разгневанными москвичами. Бывший министр финансов Алексей Кудрин вышел на сцену протеста на проспекте Сахарова, в то время как миллиардер-бизнесмен Михаил Прохоров баллотировался на президентских выборах 2012 года. Власти понимали, что в обществе есть недовольство и что с этим надо что-то делать.
Последующие репрессии и волна консерватизма последовали только после президентских выборов, после явного падения протестной активности. Рейтинги одобрения властей восстановились, и внутри Кремля было решено, что зимние протесты были одноразовой вспышкой. "Болотное дело", по которому в мае 2012 года после беспорядков на Болотной площади в Москве были арестованы десятки человек, возникло из остатков протестного движения и, скорее всего, стало результатом стремления властей подтвердить свою победу в противостоянии последних месяцев.
Сегодня ситуация совсем иная. Для властей протесты этого лета были не столько внутренним вопросом, сколько внешним событием, в соответствии с господствующей геополитической логикой. Кремль не признает московские протесты самодостаточной политической проблемой, но рассматривает их как часть внешней борьбы, ведущейся против России, в которой делается все, чтобы поставить под угрозу геополитические амбиции российского государства. Согласно этой логике, деятельность реальной оппозиции (в отличие от внутрисистемных оппозиционных партий) является лишь очередным препятствием для успешного продвижения повестки дня президента Владимира Путина, которая позиционируется как единственная легитимная повестка дня для государства и общества.
Это объясняет совершенно иное мышление за поведением политического истеблишмента, который прекрасно понимает, что для карьерного успеха лучше всего не раскачивать лодку с инициативами, которые не вписываются в ориентиры, заданные президентом. Органы власти все больше сосредоточиваются на решении приоритетных задач Главы государства (которые зачастую формулируются не поименно, а подразумеваются), ради чего они утрачивают всякую чувствительность к социальным и внутриполитическим процессам.
По этой логике, никакого противостояния между властью и либералами нет, и что касается власти, то здесь нечего обсуждать, а значит, никаких компромиссов быть не может. Освобождение арестованного журналиста Ивана Голунова последовало после огромного общественного резонанса, а последние корректировки приговоров для митингующих были отменены это не жесты, направленные на умиротворение разгневанной публики, а просто корректировка самого режима, обучение более тщательно жонглировать полицейскими дубинками, а также продумывание репрессивных мер более тщательно, прежде чем принимать их. Это, по сути, реакция на локальные эксцессы спецслужб, которые, не встретив никакого сопротивления внутри системы, действительно одичали.
Одной из главных причин нынешнего нашествия силовиков является внутренняя встряска 2016 года, когда хозяева внутренней политики были заменены простыми администраторами, задача которых-служить, а не строить. Таким образом, силовики остались единственными игроками во внутренней политике.
Если еще зимой 2011-2012 годов идея умеренной либерализации была хотя бы риторически приемлема для властей, то сейчас либерализм фактически предан анафеме. Либеральные идеи не просто немодны, они воспринимаются как враждебные. Либерализм окончательно стал идеологией геополитических врагов России.
Это привело к еще одному ключевому отличию в сегодняшней ситуации: теперь нет места посредничеству со стороны умеренных либералов. Власти не видят оснований для переговоров, поскольку источником дестабилизации объявлены внешние силы, причем с помощью внутренних агентов. Внутрисистемные либералы, вытесненные на периферию и лишенные даже неформального права на политический голос, уступили место технократам, обреченным играть роль единственного противовеса силовикам.
Недавние кадровые перестановки в Совете по правам человека являются еще одним свидетельством этого: режиму едва ли даже нужны какие-либо демократические преобразования. Совет теряет свою функцию связующего звена для диалога между властью и прогрессивными кругами общества.
Этот процесс искоренения либерализма ведет и к другим последствиям. В отличие от 2011-2012 гг., когда элита начала разделяться на тех, кто имел определенную степень симпатии к протестному движению, и консерваторов, у которых ее не было, то, что мы видим сейчас, - это мощная консолидация политической власти. Все мобилизуется на борьбу с внешним вмешательством.
Если семь лет назад главным вопросом для тех, кто находится внутри системы, был вопрос о том, как не попасть между протестами и Кремлем, то сейчас все соревнуются за роль главного защитника стабильности режима. Либеральная риторика, тем временем, становится достоянием несистемной оппозиции.
Третье и последнее ключевое отличие нынешней ситуации - это надвигающийся переход власти. В 2012 году только что вернувшаяся консервативная элита распаковывала свои чемоданы после четырех неприятных лет правления Дмитрия Медведева и его президентства, отмеченного заигрыванием с либерализмом. Сейчас правящий класс сидит на своих чемоданах, не имея ни малейшего представления о своих среднесрочных перспективах.
В условиях неопределенности все стремятся инвестировать в будущее распределение властных прерогатив уже сейчас, максимально расширяя свой вклад в функционирование системы. Чем больше портфель акций у игрока, тем больше прав он получит в процессе решения судьбы корпорации.
Именно это и стоит за перегретым рынком политических услуг: все стремятся претендовать на исключительные для себя функции, которые впоследствии могли бы потребоваться Путину при реализации его плана на 2024 год, когда он по Конституции обязан уйти в отставку. Московские протесты создали новые возможности для тех, кто стремится быть на вершине волны в тот период, когда будет решаться судьба режима.
Неопределенность заставляет нервничать элиты. И в отличие от 2012 года, когда все возвращалось на привычный путь, прямо сейчас нервотрепка будет только нарастать, что усугубит страхи перед любыми непредсказуемыми событиями. Люди могут сколько угодно говорить о внешнем вмешательстве и даже верить в него, но главная причина жесткой реакции властей на протесты заключалась в том, что они не могли понять, с чем на самом деле имеют дело. И как они могли это сделать, когда никто не знает, что принесет завтрашний день?
Ставки гораздо выше, а круг акционеров остается узким, а это значит, что любые внешние попытки повлиять на события будут жестко пресекаться — прежде всего, либеральный протест.
Все это ведет к нарастающей изоляции государства от общества, а следовательно, и к нежеланию властей править иными методами, нежели силовые. Нынешняя конструкция режима выглядит такой же прочной и прочной, как и всегда, но эта прочность переводит в отсутствие гибкости и сопротивления изменениям, что само по себе становится структурным риском для будущего системы.