Данная статья относится к Категории: Методология науки
«Но ещё ранее, чем обнаружились решительные признаки понижения уровня умственного развития, греческая литература, философия и наука проникли в совершенно новую для них среду - в Рим. Первое знакомство римлян с греческою культурою относится к началу II века до нашей эры; но оно было отрывочно и поверхностно.
После окончания второй пунической войны, когда римское оружие стало всё далее и далее проникать на восток, такое отношение к произведениям греческого ума изменилось. Интерес к ним сделался серьёзнее и в то же время возбудил и столь же серьёзную оппозицию, которая продолжалась очень долго. В последние годы республики борьба между приверженцами римской старины и сторонниками греческого новшества настолько поулеглась и последние победили в такой мере, что всякий просвещённый римлянин был знаком с греческим языком, и молодые люди высших сословий получали окончательное образование в Греции; лучшие же умы, подвизавшиеся на литературном поприще, старались подражать греческим образцам.
Римляне, впрочем, никогда не разрабатывали науки ради её самой и если им и случалось иногда рассматривать её как предмет интересного изучения, то всё же они никогда не вдавались в изыскания и открытия.
За очень редкими исключениями, все почти труды римских писателей представляют нам одни только компиляции и переводы. Было не раз говорено о неспособности римлян к литературе, о том, что без подражания греческим образцам они никакой самобытной литературы не создали бы; но неспособность их к науке ещё более бросается в глаза.
Известно, что этот народ земледельцев и воинов мало уважал всё то, что не имело непосредственного практического приложения, что в математике, например, он изучал только положения, применимые к землемерству, военному делу, архитектуре, астрологии. Естественные науки были вообще очень плохо разрабатываемы, хотя римляне, сравнительно со всеми другими народами древности, имели возможность производить самые многочисленные и разнообразные наблюдения. Обширность их завоеваний, дальние экспедиции позволяли им делать сравнения между явлениями самых различных климатов, и, если бы дух военщины не убил у них вкуса к науке, они могли бы мало-помалу составить обширнейший сборник драгоценных и полезных знаний. Но их образованные преторы и проконсулы, управлявшие отдалёнными провинциями, довольствовались отправкой в Рим массы редких животных для забав, которыми тешился народ в цирках, и не думали об изысканиях и описаниях разнообразных предметов, собираниях коллекций и т.д.
Дух, выработавшийся историею римского народа, способен был оценивать одну только практическую сторону жизни; поэтому и идеи, заимствованные у греков, приобретали то или иное значение соответственно степени их применимости.
Положениям, важное влияние которых на жизнь не обнаруживалось с полною ясностью и определённостью, не придавалось никакого значения. По этой причине и на философию смотрели сперва очень косо; в ней видели или предмет для занятий праздных умов, или повод к провождению времени в беседе. Серьёзное значение в глазах римлян она получила только тогда, когда было понято её значение для вопросов практических. Всего более ждали от неё по отношению к укреплению нравственных правил и руководящих начал для оратора и государственного человека. Школьные споры считались пустым словопрением. С римской точки зрения, каждая система могла представить пригодные для жизни положения. На них и следовало останавливаться, не заботясь об остальном. Из этого видно, что догматическая форма и практическое направление связаны были необходимыми условиями для успеха её в среде римлян. Такими системами, как известно, были: стоическая и эпикурейская. Первая ценилась всего более ради нравственных её правил, вторая за близкую её связь с духом и прогрессом времени.
Таким образом, практическое направление, получившее уже преобладающее значение в главных философских школах поаристотелевского периода, приобрело при переходе греческой философии на римскую почву решительное первенство. Что же касается науки, то она низведена была на такое практическое служение потребностям жизни, что потеряла всякую возможность расти и развиваться. Такое положение её отражалось и на философии и было особенно пагубно для той школы, которая - как школа Эпикура - думала служить жизни, в известной мере опираясь на науку.
Наука, лишенная самобытности, была, однако же, основанием шатким, и это решительно подрывало значение последнего убежища критической мысли».
Лесевич В.В., Первые провозвестники позитивизма, в Сб.: Русский позитивизм: Лесевич, Юшкевич, Богданов / Сост.: С.С. Гусев, СПб, «Наука», 1995 г., с. 92-94.
Если публикация Вас заинтересовала - поставьте лайк или напишите об этом комментарий внизу страницы.