Теперь Уилсон, получивший в 1986 году "грант гения" МакАртура, в очередной раз пытается ускорить эволюцию. Гипотеза Евы, выдвинутая как его лабораторией, так и группой из университета Эмори, продвигается в ногу со временем, когда расы человечества разошлись - и Уилсон снова сталкивается с сопротивлением. Некоторые антропологи недовольны тем, что неандертальцев и пекинцев отстраняют от родословной, передают на погибшие ветви родословной. Уилсону нравится напоминать критикам о последней схватке. "Их тащат медленно", - говорит он. "В конце концов, они придут в себя.",
Чтобы найти Еву, Канну сначала пришлось убедить 147 беременных женщин пожертвовать плаценты своих младенцев в пользу науки. Плаценты были самым простым способом получения больших образцов тканей тела. Работая с Уилсоном и биологом из Беркли, Марком Стоунекингом, Канн отобрал женщин в Америке с предками из Африки, Европы, Ближнего Востока и Азии. Ее сотрудники в Новой Гвинее и Австралии нашли там женщин-аборигенов.
Младенцы родились, плаценты были собраны и заморожены, и анализ тканей начался в лаборатории Уилсона в Беркли. Ткани измельчались в увлажняющем измельчающем блендере, вращались в центрифуге, смешивались с моющим средством, разрушающим клетки, окрашивались в флуоресцентный цвет и снова вращались в центрифуге. В результате получилась чистая жидкость, содержащая чистую ДНК.
Это была не ДНК в ядре клеток младенцев - гены, которые определяют большинство физических признаков. Эта ДНК пришла извне ядра, в отсеке клетки под названием митохондрии, который производит почти всю энергию, чтобы сохранить клетку живой. Ученые узнали, что митохондрии не содержали генов до 1960-х годов. Затем в конце 1970-х годов они обнаружили, что митохондриальная ДНК была полезна для отслеживания родословных деревьев, поскольку она унаследована только от матери.
Это не смесь генов обоих родителей, как ядерная ДНК, поэтому она сохраняет семейные записи, которые не зашифровываются каждым поколением. Изменения происходят только в результате мутаций - случайных, единичных ошибок при копировании генетического кода, которые затем передаются следующему поколению. Каждая случайная мутация приводит к новому типу ДНК, столь же характерному, как и отпечаток пальца.
Шансы против двух идентичных митохондриальных ДНК появляются случайно, астрономически, потому что существует так много способов переставить единицы генетического кода.
Для изучения этих мутаций исследователи Беркли разделили каждый образец ДНК на сегменты, которые можно сравнить с ДНК других младенцев. Различия были очевидны, но удивительно малы. Между расами даже не было ни малейшего различия.
"Мы молодой вид, и генетические различия между культурами очень незначительны", - говорит Стоункинг. "Что касается нашей митохондриальной ДНК, мы гораздо более близки, чем почти все другие позвоночные или млекопитающие. Вы находите новогвинейцев, чья ДНК ближе к ДНК других азиатов, чем к ДНК других новогвинейцев."
Это может показаться странным, учитывая очевидные расовые различия. На самом деле, однако, многие различия представляют собой тривиальные изменения. Например, цвет кожи является незначительной адаптацией к климату - черный в Африке для защиты от солнца, белый в Европе для поглощения ультрафиолетового излучения, которое помогает производить витамин D. Для изменения цвета кожи требуется всего несколько тысяч лет эволюции. Важные изменения - например, в размере мозга - могут занять сотни тысяч лет.
ДНК младенцев, казалось, образует родословное дерево, уходящее корнями в Африку. ДНК подразделяется на две общие категории:
- одна встречается только у некоторых недавно родившихся детей африканского происхождения,
- а вторая - у всех остальных и у других африканцев.
Среди ДНК исключительно африканской группы было больше разнообразия, что говорит о том, что она накопила больше мутаций, поскольку находилась рядом с ней дольше, и, таким образом, является самой длинной ветвью родословной. Очевидно, что дерево ДНК началось в Африке, а затем в какой-то момент группа африканцев эмигрировала, отделившись, чтобы сформировать вторую ветвь ДНК и донести ее до остального мира.
ДНК всех младенцев можно проследить, в конечном счете, до одной женщины. Само по себе это неудивительно, по крайней мере, для статистиков, знакомых со странностями генетического наследования.
"Должна же быть одна счастливая мать", - говорит Уилсон. Я немного беспокоюсь о термине "Ева" из-за того, что в ее поколении было только два человека. Мы этого не говорим. Мы говорим, что в ее поколении было неизвестное количество мужчин и женщин, возможно, довольно большое, может быть, несколько тысяч".
Многие из этих женщин, вероятно, также являются нашими предками, потому что их ядерные гены были бы переданы сыновьям и дочерям и, в конечном счете, дошли бы до нас. Но в какой-то момент эти другие женские митохондриальные гены исчезли, потому что у их потомков не было дочерей, и поэтому митохондриальная ДНК не прошла. На первый взгляд может показаться немыслимым, что источником всей митохондриальной ДНК была одинокая женщина, но это вполне закономерный результат закономерностей вероятности.