Мы со стариканом забрались под ближайшую ольху. Здесь я и увидел Иполитаса. Он стоял с новаторской девушкой, которая, неизвестно на что рассердившись, то и дело закатывала огромные карие глаза.
— И ты бродишь бесцельно и без дела,— вместо приличного приветствия ткнул я в бок кулаком Иполитаса.
— A-а... ты,— скорчился он от неожиданности.
— Когда хочется опохмелиться, я часто ловлю духовой оркестр. Помогает лучше кефира.
— Нашел сравнение! — капризно надула губы его девушка.
Я окинул взглядом ее осиную талию, длинные алые штаны, расширяющиеся книзу, и белые сверкающие туфельки. Бравая, как мадьярский гусар. Но совсем не та, которая в прошлом или позапрошлом году полуголая, лежа на спине в комнате Иполитаса.
— Охлаждение климата обычно начинается с критики,— неизвестно кому сказал он, а потом добавил:
— Познакомьтесь.
— Мирта,— буркнула девица; ее рука оказалась прохладной и жестковатой.
— После дождя, наверно, опять потопаешь на пляж и будешь набивать свою художественную руку,— сказал я, чтобы не молчать.
— Песок-то отсырел.
— Вряд ли. Осточертело. Кроме того, Мирта эти мои усилия не одобряет. На ее взгляд, я там только распыляю свою творческую потенцию. Ты один?
— Как это тебе сказать,— посмотрел я в одну, потом в другую сторону: старика как не бывало. Где же он? Только что еще зудела вокруг его мудрой головы оса. Нет, пропал.— С таким человеком... В дороге познакомились. Любопытный субъект, хоть и старый.
— Говоришь, старый?
— Старикашка в солдатской фуражке и светло-синих штанах. Немного чудак, но как будто порядочный человек.
— Где познакомились?
— В Юрбаркасе. Я уступил ему свое место.
— Хм... И в солдатской фуражке?
— Она ему к лицу.
— И вы все время провели вместе?
— Нашли предмет для дискуссий,— снова встряла Мирта.
— Какой-то старикашка...
Иполитас попрощался, и они ушли. Девушка была высокая, стройная и величаво несла маленькую белокурую головку. Она знала, что эффектна, что притягивает взгляды, и вышагивала чуть неестественно, как на ходулях, и напыщенно. Ей шел этот алый костюм, особенно расклешенные штаны.
Такую заметишь даже в многолюдной толпе. У Иполитаса хороший вкус... Но истому он так заинтересовался моим стариканом? Этот тоже хорош... Прожили ноздри к ноздре три дня и три ночи, и ни разу он не отходил дальше, чем на десять — пятнадцать шагов. И вдруг пропал. Что с ним случилось? Может, опять кем-нибудь заинтересовался? Ведь и этих кумушек, которые лупили друг дружку старыми ридикюлями, он заметил первым и, лукаво подмигнув, изрек:
— Что старому остается? Одна злость.
Я еще раз огляделся, прошелся вперед, потом назад. Нет, ни слуху ни духу. Вот то и на — пропал старик. Растворился, как кусочек рафинада под каплями дождя.
Побрел домой и повалился на койку. Устремил взгляд на одинокую сосну, на вечерние закаты, на это кроваво-синее морс, заставлявшее с печалью размышлять о неожиданных встречах и еще более неожиданных утратах.
Сообщить в милицию? А толку-то? Откровенно говоря, с подобными учреждениями я больше не хочу связываться. Лишь три раза жизнь заставила меня обратиться за помощью к милиции: один раз по поводу потерянных часов, другой раз — по поводу украденных часов и в третий раз — по поводу найденных часов — и все три раза пришлось писать подробнейшие заявления, которые всегда иссушают мои мозги.
— А его портфельчик! — воскликнул я и тотчас же вскочил с койки. Однако нигде не было видно и портфельчика, в котором хранилась мошна с монетами. Нет, в комнате его нет. Ясно помню, что, когда шествовали за духовым оркестром, при нем портфельчика не было. Он держал в руке только скатанную трубочкой газету, которой отмахивался от зудящей осы. Стало быть, оставил в комнате, а потом вернулся и забрал. Не иначе.
А мои вещи?
Перерыл чемодан, одежду, проверил карманы — все в порядке. И деньги не тронуты. Тот небольшой запас, который я всегда оставлял дома, в неприкосновенности. Да старикан и не искал денег, все на своих местах.
Мне даже стало не по себе из-за того, что я заподозрил его в краже. Но почему им так заинтересовался Иполитас? Как скульптор?
Ночью мне приснился старикан. Он стоял, но колено в воде, держал под мышками белого лохматого песика, а на берегу перед ним маленький хилый человечек с огромным, как шарманка, старинным фотоаппаратом и выкрикивал:
— Улыбку!
Едва проснувшись, я выскочил из постели, торопливо оделся и отправился на пляж. По дороге вспомнил, что не спрашивал о старике своего хозяина. По правде говоря, его и не видел. Может, хозяину что-нибудь известно.
Возвращаться не стану — хозяин никуда не денется. Было дивное утро, листва деревьев блестела в лучах солнца, словно ночью ее смазали жиром, а людей еще почти не было. Но я не пожалел, что встал в такую рань: надо было подготовиться к каким-то грядущим событиям.
Я отлично искупался, а потом долго бегал по пляжу, вызывая нескрываемую зависть двух стариков. Но старики эти были ничуть не похожи на того, которого я сегодня или завтра должен был разыскать или разочароваться в своих поисках.
Позавтракал в безымянной закусочной, а потом взял еще порцию мороженого. Никогда я не обращал особого внимания на сам процесс насыщения, и спроси кто-нибудь, чем я в то утро завтракал, вряд ли смог бы точно ответить. Знаю лишь, что съел бутерброд. А вот с чем? С колбасой? С сыром? С рыбой? Неясно. Наконец, разве это так важно? Важно, что живот полон и в нем не урчит. Знаю одного человека, который никогда не ест, если где-нибудь рядом не играет легкая музыка.
Когда я во второй раз оказался на пляже, людей на нем уже было что песку морского. Искать я начал с мола, шаг за шагом продвигаясь в южном направлении. Перед этим меня еще привели в раздражение две пухлые голые дамы, которые бесстыдно балансировали на грани общего и дамского пляжей. Итак, я продвигался вперед, внимательно глядя по сторонам, стараясь никого не упустить из виду.
И вдруг замираю на месте: разыскиваемый старикан стоит перед фотоаппаратом, держа в обеих руках по белой лохматой собачонке. Чудеса! Подхожу ближе. Ноги у старика тощие, желтые, как соломинки. Но откуда он достал эту широкополую соломенную шляпу, которая бросает тень на его глаза? Он все время был в солдатской фуражке. Еще шаг, другой... Нет сомнения, это мой старикан, а шляпу ему одолжили. Я осторожно подталкиваю его под ребра:
— Алло, старче! Улыбку!
Не реагирует. По правде говоря, мог и не почувствовать: детское волнение, всеобщее внимание, эти чудесные лупо-глазые собачонки!.. Я ткнул посильнее:
— Где ты пропадал?
— Чего вам угодно? — спросил старикан по-русски и сердито повернулся ко мне.