Интервью с шеф-редактором Znak Дмитрием Колезевым проводится в рамках проекта "Кто делает контент?" для телеграм-канала Mestame
Я хотел представить тебя как “самого медийного регионального журналиста”. Как ты сам относишься к такому определению — “региональный журналист”?
С одной стороны, это объективный факт — у нас страна разделена на центр и регионы, и когда говорят “регионы”, все понимают, что речь идёт про некую “провинцию”. И объективный факт, что я не живу ни в одной из двух столиц. Так что объективно — я региональный журналист. При том, что у этого термина в России есть слегка ироническая коннотация, то есть когда мы говорим про региональных журналистов — лет 5-7-10 назад такое ещё было, — в подтексте всегда звучит, что это нечто менее профессиональное, более глупое, какое-то более провинциальное - в плохом смысле, — чем столичные федеральные медиа. Мне кажется, что сейчас эта ситуация сильно изменилась: словосочетание “региональный журналист” теряет ту ироническую коннотацию, которая раньше была, потому что появилось большое количество довольно крутых больших и маленьких региональных СМИ: “Тайга.инфо” в Сибири, шкулёвские порталы [сайты Сети городских порталов Hearst Shkulev Digital — прим. Mestame], 7х7 — в северной части России, и так далее. В регионах появилось много небольших хороших СМИ, которые сделают профессиональный контент, который ничем не хуже контента федеральных медиа. Он, может быть, рассчитан на более узкую аудиторию, тем не менее, он качественный, правдивый, соответствует стандартам, неплохо сделан технически. Так что теперь я могу говорить: да, я региональный журналист и не делать никаких оговорок и пояснений.
Обычно когда говорят: “Есть много примеров: первое, второе, ну и так далее…” — это означает, что третьего, четвёртого и пятого просто нет. Ты назвал “Тайгу”, 7х7, некоторые издания Сети городских порталов Hearst Shkulev Digital, собственно, “Знак” — а какие ещё хорошие региональные СМИ мы можем вспомнить — без “и так далее”?
Есть “Юга.ру” Артёма Беседина в Краснодаре, есть калининградские издания - “Новый Калининград”, например… Что ещё? Слушай, иногда есть какой-то регион, от которого не ожидаешь увидеть пример хорошего местного медиа - в Магадане, например, есть издание “Весьма”. Если говорить про Урал - в Тюмени есть 72.RU. Это региональные медиа, которые не просто не стыдно, а интересно читать, в которых что-то происходит. А ещё есть куча маленьких, независимых медиа — так называемых “городских”. Типа “Большой деревни”... из Самары или из Саратова?
Из Самары. В Саратове есть замечательные “Свободные новости” и “Версия Саратов”.
Ну вот. “Афиша” когда-то проводила круглый стол среди маленьких городских медиа, и мы там были от It’s My City — и я просто офигел от того, какие там классные люди собрались и какой классный продукт они делают — абсолютно столичного формата. Главред “Большой деревни” [Таня Симакова - прим. Mestame], если помнишь, ушла в The Village работать.
Да, а Полина Накрайникова, следующий главред “Большой деревни”, потом возглавила “Лайфхакер”.
Кстати, “Лайфхакер” же из Ульяновска. Это ещё один тренд — сейчас спокойно можно делать СМИ не из столицы, но при этом охватывать абсолютно не региональные темы.
Adme в этот же тренд укладывается.
Конечно. У нашего Znak — дай Бог, если четверть читателей с Урала. А остальные — Москва, Питер и многочисленные регионы России.
Когда я из Питера захожу на Znak, он автоматом мне показывает новости Петербурга. А я хочу посмотреть новости Урала - для этого на Znak и захожу. Ты не считаешь, что вы иногда влезаете “на чужую территорию”?
А чья это территория? У нас есть страна — Российская Федерация называется, мы все её граждане. Более того — мы все жители планеты Земля. Здесь нет “чьей-то” территории. Как раз, когда мы придумывали Знак, пытались найти место в этом мире, мы для себя выработали эту концепцию: “Мы живём в России, в Екатеринбурге, да, это не Москва, не Питер — но кто сказал, что только у москвичей и питерцев есть монополия говорить о событиях, которые происходят в стране?” Почему екатеринбургский журналист не может поехать в Бурятию, чтобы писать про якутского шамана? Это нормально! Те события, которые происходят в стране, на екатеринбуржцах сказываются точно так же, как и на москвичах. Виртуальное пространство настолько меньше, чем реальное, что почти не важно, где находится редакция, где находятся журналисты. Поэтому я не считаю, что мы на чью-то территорию залезли, а даже если и залезли — ну, извините, у нас большая страна, большой мир, в нём всем места хватает. И если мы можем рассказать историю из Бурятии или Якутии, и она будет интересна читателям в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Сыктывкаре — почему бы нам её не рассказать?
То есть Znak — это не региональное СМИ, а площадка для публикаций для большой аудитории?
Да. Но это произошло тоже не от хорошей жизни в своё время. Когда мы сделали Znak в 2012-м году, екатеринбургский рынок уже был очень тесным: Ura.ru, откуда мы эвакуировались всей командой, уже тогда был довольно большим медиа, тысяч 70 уников в сутки имел — по тем временам, для Екатеринбурга это было довольно круто; был Е1; был 66.RU — стало понятно, что пролезть сюда уже невозможно, всё занято, без какого-то огромного маркетингового бюджета, очень масштабной рекламы просто не достучаться до аудитории. Но поскольку Znak появлялся в результате конфликта - уголовного дела Аксаны Пановой [учредителя Znak.com и Ura.ru - прим. Mestame] , в Москве за ним внимательно наблюдали известные люди, они писали в фейсбуке про нас, постили материалы только что появившегося Znak'а — мы в какой-то момент поняли, что можно идти и к этой аудитории, рассказывать про то, что происходит в стране и для московских читателей.
А у тебя нет ощущения, что большинству региональных читателей то, что происходит за пределами их “богоспосаемого островка” просто неинтересно?
Это интересное замечание. У нас есть опорные регионы, где у Znak’а есть журналисты: это, в основном, конечно, Уральский федеральный округ. Мы замечаем, что жителям Екатеринбурга, например, интересно, что происходит в других городах, они чувствуют себя гражданами всей страны. А есть Курган — который любит читать про то, что происходит в Кургане, ему не очень интересно, что происходит даже в Екатеринбурге или других соседних регионах — мы это видим по читательскому поведению. Это правда — есть регионы, замкнувшиеся в себе, а есть мыслящие широко. Я не знаю, с чем это связано — может быть, просто с кругозором, который дают культурные, финансовые возможности города.
Вернёмся к истории появления Znak.com. Если я правильно понимаю, это всё было довольно спонтанно?
Это был наш спасательный плот. У Аксаны Пановой случился конфликт с её партнёрами, в какой-то момент стало понятно, что она не сможет остаться в Ura.ru. Мы буквально за один вечер, “на коленке” придумали новое издание: родили название, купили доменное имя, сделали простейший сайт, перебрались туда и оказались на этом спасательном плоту — и нас несло ветром, и у нас не было времени задуматься: а что за медиа мы сделали, что мы хотим от него, для какого оно читателя? Когда мы стали делать Знак, интернет был уже совершенно другим, и мы стали делать медиа не для элиты, а для людей, которое бы апеллировало бы к интересам обычных людей. Так что Знак мы попытались сделать таким “народным” изначально. “Народным” — не в смысле как “Комсомолка”, а изданием, которое будет писать не про чиновников, а про обычных людей.
А-ля “Комсомолка” — это, мне кажется, как раз Ura.ru.
Так Ura.ru всегда был таблоидом! И наша идея, когда мы начинали его делать в 2006 году, как раз была в том, чтобы делать политический таблоид — тогда это было довольно новаторски, потому что тогда ещё не было Lifenews и описывать политическую жизнь весёлым языком таблоида тогда мало кто догадывался. А мы это делали в регионе! Хотя, конечно, по качеству журналистики — это было не лучшее издание: там могли быть проблемы с достоверностью фактов, могли быть кликбейтные заголовки. Но тогда это казалось нормальным — мир был другим, интернет был другим. А сейчас читатель изменился, люди понимают, когда их мнением пытаются манипулировать, когда факты приводятся в строго определённом свете. В 2019 году Ura.ru с их этой “пригожинской” повесткой выглядит диковато. Это медиа осталось где-то в 2010-х. Я не понимаю, как можно сейчас читать медиа, которое вот так подаёт информацию, так агрессивно навязывает свою точку зрения.
А когда ты работал в Ura.ru, у тебя не было таких мыслей: “Господи, что мы вообще творим?”
Нет, мы видели огромный читательский интерес, колоссальную по тем временам аудиторию. В неё входили влиятельные бизнесмены, чиновники — мы понимали, что нас читают все. Нас это вдохновляло: мы делаем злое, ехидное медиа, и нас читают крутые дядьки. Но нельзя, конечно, сказать, что мы меняли мир к лучшему — мы просто эксплуатировали ту повестку. Нас, как редакцию, сильно поменяло уголовное дело Аксаны Пановой: мы вдруг оказались под давлением государства, силовой машины - и это придало нам больше ответственности, оказалось, что мир, который мы так весело описывали, довольно жесток, и в государстве происходят довольно опасные вещи, и это вошло в ДНК нового медиа — Znak.com.
Можно сказать, что Znak - это издание для среднего класса?
Мне кажется, что да. Хотя у нас читатели очень разные по достатку. Например, у нас есть очень смешная история: деревня переименовалась в Путино — чтобы им починили колодец, и вот они нам в редакцию шлют открытки, письма: “Спасибо, Знак, что вы пишете про нас!” И это тоже наши читатели, наши ньюсмейкеры. У нас довольно активная группа в Одноклассниках, где люди из разных регионов много спорят, обсуждают. Но существенная часть нашей аудитории — это такие, скажем, оппозиционно настроенные люди.
У медиа должна быть ярко выраженная позиция?
Я бы избегал каких-то категоричных позиций. Моё личное мнение — как читателя, редактора, журналиста: у журналистов может и должно быть своё мнение (странно, если бы его не было), но это мнение должно быть четко отделено от фактов. Новости должны содержать информацию и содержать факты, а мнения - должны маркироваться как колонки, интервью, реплики — и читателю должно быть это разделение понятно. Это такой стандарт западной журналистики, которому мы всё равно должны соответствовать, потому что ничего лучше пока не придумали. Читатель может не согласиться с этими интерпретациями, но он будет знать, что такая точка зрения существует. Это, по крайней мере, честно. Но у каждого СМИ есть свой фрейминг, своя оптика, через которую оно смотрит на мир. СМИ не может опубликовать все новости за день, кто-то должен отбирать эти новости — и СМИ вольно или невольно отбирает те новости, которые близки к его картине мира. Если Znak — либеральное СМИ, скорее всего, мы будем отбирать новости, которые соответствуют либеральной картине мира, скорее всего, мы будем писать без оценок про то, что в Нижнем Тагиле поставили бюст Сталина, но в контексте общей редакционной политики Znak’а все будут понимать наше общее ироническое или скептическое отношение к этому. Потому что контекст СМИ задаёт тональность тем фактам, которые подаются. Я не хочу сказать, что СМИ должны отказываться от фактов, которые не укладываются в их картину мира, но в любом случае СМИ - это определённый взгляд на мир.
Ну и не будем сбрасывать со счетов, что у каждого СМИ “с историей” уже есть своя сложившаяся аудитория — которая понимает его язык, его идеологию. И у них не вызывает баттхерта информационное сообщение, которое в эту идеологическую - и стилистическую - повестку укладывается.
Более того - к сожалению, эта аудитория начинает диктовать СМИ. Сначала ты работаешь на аудиторию и создаёшь постоянное ядро, а потом ты становишься заложником этого ядра — потому что тебе сложно делать шаги в сторону от идеологии этого ядра. Вот, у Znak’а сложилась плюс-минус либеральная, оппозиционная аудитория — и я понимаю, что если мы начнём публиковать колонки каких-то консервативных авторов, наша аудитория этого просто не поймёт. Она спросит: “Ребят, а что вы нам пихаете каких-то пропагандистов?” Мне, например, интересно мнение консерваторов и оно имеет право на существование, и мне хотелось бы, чтобы эта точка зрения на Znak’е была представлена тоже. Другая проблема, что у нас мало консервативных публицистов, которые ярко, обоснованно выражают свою позицию: у нас либо “Царьград” с радикально охранительной повесткой, либо либеральные медиа.
Как устроен Znak сейчас? Сколько человек у вас работает?
У нас в Slack’е 47 пользователей — это все, кто имеет отношение к редакции каким-то образом. Разработчик, рекламный отдел, журналистов штук 30.
Это включая и тех, кто сидит в офисе, и тех, кто работает из регионов?
Да, у нас главный офис в Екатеринбурге — там находится большая часть редакции. У нас сравнительно большое бюро в Челябинске — там три человека работает. Есть корреспонденты в Тюмени, Ханты-Мансийске, Кургане, в Москве, Санкт-Петербурге. Мы периодически подумываем о том, чтобы открыть бюро в Новосибирске, но пока не решаемся.
Когда меня спрашивают, что такое Znak — я всегда описываю вас следующим образом: это федеральное СМИ, которое комфортно себя чувствует на Урале и позиционирует Екатеринбург как абсолютно полноценную столицу. Педалирование уральской темы на Znak — это осознанная идеология или так получилось географически?
Уральский локальный патриотизм процветает, здесь люди действительно любят Екатеринбург, любят Урал, любят символы, связанные с Уралом. Мы тоже в этом тренде “уральскости”. Тут нет никакого сепаратизма, так и должно быть: сибиряки любят Сибирь, уральцы любят Урал и так далее. Мы пытались усидеть на двух стульях, и в какой-то момент, когда нам надо было определяться, мы решили, что мы больше федеральное СМИ — на федеральном уровне быстрее растет аудитория, там больше тем. Мы СМИ, которое находится в Екатеринбурге, пишет по всей России, но особое внимание уделяет темам, связанным с Уральским федеральным округом. Так сложилось исторически. Хотя если бы мы сейчас делали новое медиа - с нуля — мы бы, скорее всего, по-другому распределили редакции: мы бы посадили корреспондентов в городах-миллионниках. Сделали редакцию в Екатеринбурге, корреспондентов в Москве, Питере, Новосибирске, Казани, Нижнем. А в Кургане бы, наверное, не заводили бюро — хотя при том, что город это маленький, он даёт интересные информационные поводы в повестку. Вот недавно там была тема про подпольный крематорий, где жгут отрубленные руки какие-то. Мы написали про это — тема очень круто цитировалась, читалась.
Для таких разовых историй нужно держать в городе постоянного корреспондента?
Да, нужно. Потому что вот эту историю раскопал наш корреспондент, и никто про это больше не знал. Если бы про это написали другие медиа уже, а мы бы отправили своего корреспондента писать про это репортаж — это была бы другая история.
Но про шамана же вы не первые написали, но ваш репортаж при этом получился хороший.
Да. И он был очень читаемый. И какой-то момент мы даже были главным источником по “шаманской” теме в российских СМИ. Потому что наш корреспондент туда съездил, обменялся контактами со всеми, кто с этим шаманом шёл — и каждый день ему звонили и рассказывали, что происходит там. Мы писали про это новости, на нас ссылались федеральные СМИ, которые писали про эту тему. Да, постоянно держать корреспондента в Якутии для нас смысла нет — тут проще съездить.
Выездные репортажи вы делаете на донаты?
Да, мы начали собирать донаты, но мы это не очень успешно делаем — если честно, просто хреново этим занимаемся. Это процесс, требующий отдельного администрирования — а мы запустили процесс и оставили его на самотёк.
То есть вы не обозначаете, что вот конкретно эти взносы пойдут на конкретную экспедицию, например?
Нет-нет. Мы говорим: дайте нам денег, а мы их потратим на командировки. Ну, мы реально их тратим на командировки. Сейчас отправляем ребят во вторую экспедицию. Тут есть хитрость: поскольку региональные журналисты куда менее требовательные, чем федеральные, у нас есть возможность за куда меньшую сумму денег отправить журналиста в командировку.
Им не надо бизнес-класс и “Хилтон”?
Я тебе больше скажу: у нас журналисты неделю ездили по сибирским регионам, написали три репортажа и кучу новостей, потратив на это 61 тысячу рублей! Они ездили поездом, жили, в том числе, в палатке, которую взяли с собой, или в недорогих мотелях, ели всякие дошираки-пряники. Московские журналисты, конечно, нам бы сказали: “Нет, ребята, на такие условиях мы не поедем, нам нужно больше денег”. А у нас нет больше денег — вот, что собрали, то потратили.
Но у вас же был опыт работы с журналистами федерального уровня — Андреем Козенко, той же Винокуровой.
Да, Андрей писал из Москвы, а Катя ездила много куда: и во Владивосток, и во Владимир. Но я же понимаю, что Катя не смогла бы в палатке… Или… Нет, не смогла бы... А сейчас у нас есть хорошие местные репортёры — Игорь Пушкарёв, Ваня Маслов. Игорь — историк по образованию, археолог, он каждый раз ездит в отпуск с палаткой, он любит дорогу, ему нравятся приключения, когда он сидит в офисе, он закисает и просит отправить его “в поля”. Вот сейчас они съездили на север России, написали репортаж [«Очень скоро будет город-призрак» — прим. Mestame].
Ты в медиапространстве присутствуешь в четырёх ипостастасях: как общественный деятель…
Вот нет, я такой ипостаси в себе вообще не вижу. Я пытался быть общественником, но в какой-то момент понял, что это не моё — может, просто не в том возрасте ещё, на это очень много энергии расходуется, это тяжко. И это отнимает много времени от работы, от личной жизни.
ОК. Три ипостаси: шеф-редактор Znak, учредитель It’s My City и блогер - ведущий телеграм-канала… Вот если расставлять эти три ипостаси по степени твоего влияния на аудиторию — как бы ты сам это сделал? Как ты представляешься? Что у тебя на визитке написано?
Ну, на первом месте, конечно, Znak. У меня визитки Znak’а. Znak — это моё основное место работы, куда я трачу 90% своего времени. Потом телеграм-канал. Кстати, да, многие меня знают именно по телеграм-каналу, а не по журналисткой работе. Но и по степени моей личной вовлечённости — It’s My City — там есть своя редакция, я стараюсь бить себя по рукам и не вмешиваться в её работу. В реальности, конечно, у меня это плохо получается: я же журналист, если я вижу что-то, что меня коробит, кажется неправильным, я сразу начинаю говорить редактору. Но в целом они автономны.
А сколько сейчас человек в редакции It’s My City?
Трое. Редактор, его заместитель и журналист. Но все они — такие же рабочие лошадки, как и все.
Сколько уже существует проект?
Семь лет.
Для городского медиа — это же огромный срок. Большинство городских проектов заканчиваются на этапе: “Мы попытались головой разбить стену, у нас не получилось, но это был потрясающий опыт”. Городское издание, по-моему, может существовать только как составная часть какого-то медиахолдинга, который его кормит.
“Бумага” в Питере отдельно существует, например. У нас получилось, потому что IMC — это не бизнес-проект. Там нет никакого финансового смысла, он не зарабатывает, он периодически уходит в минус.
Ты сам содержишь его?
Да. У меня есть ещё партнёр — Митя Сидоров — он мой друг и технический директор Znak. Это наше с ним медиа, которое мы воспринимаем как общественную нагрузку. Вот, может, это и есть наша общественная деятельность, которая мне не очень удаётся в других сферах. Мы считаем, что у нас есть ответственность перед городом — делать маленькое медиа. Мы хотим, чтобы оно было независимым, мы хотим, чтобы оно не было ангажированным политическими или бизнес-группами. Мы хотим, чтобы оно могло писать про что угодно так, как оно хочет писать. Мы не получаем от него доходов, если появляется небольшой плюс, мы сразу же тратим эти деньги на развитие. Было несколько месяцев подряд, когда оно было в минусе. И, конечно, любой вменяемый собственник его бы давно уже закрыл. Но у нас другая мотивация — у нас миссия. Поэтому мы говорим: “Ну, потерпим”. С одной стороны, это хорошо, потому что медиа до сих пор живо, а с другой стороны плохо, потому что развивается оно дерьмово. Я не скажу, что это совсем не рыночная история. Да, сейчас мы более-менее твёрдо стоим на ногах, у нас появился небольшой коворкинг в Ельцин-центре, где ребята работают.
А раньше они где сидели? Дома?
В Znak’е. Попросили там два места в аренду, и там сидел редактор. Остальные работали по домам. Если бы это была бизнесовая история, мы бы позвали инвестора, показали ему бизнес-план. Но шансов закрыться тоже было бы больше. Но контрольный пакет я в любом случае никогда не отдам, потому что тогда не будет смысла делать зависимое от кого-то СМИ. Чем заниматься медиа, которое будет несвободным — лучше вообще его закрыть. Мы не берём никакие деньги у муниципалитета, политические деньги — мы говорим: “А зачем?” Делать очередное ангажированное медиа - нахрена?
У тебя нет конфликта интересов — как у редактора Znak'а и учредителя It’s My City?
Они разные по тональности, по своему фокусу. Znak — про политику, про новости. А It’s My City не пишет про рутинную политику, совсем не пишет про криминал и ДТП, специализируется на длинных темах. Иногда случается пересечение, но для меня приоритетен Znak — на 100%. Тут есть конфликт, но он решается в пользу Znak’а. Редакция It’s My City самостоятельна, и это снимает с меня определённый груз. Если бы я был редактором и там, и там, я бы с ума сошёл делить инфоповоды.
Если у какого-то из твоих сайтов появляется эксклюзив, ты пишешь в телеграме редактору другого сайта: мол, у нас сейчас появится бомбическая новость, реагируйте срочно! Бывает такое?
Да, так бывает. Если у нас на Znak’е вот-вот появятся рендеры какого-нибудь нового здания, например, я пишу редактору It’s My City: посмотрите, сделайте со ссылкой на Znak.
Мы с тобой говорили про особый екатеринбургский патриотизм. Лично для меня история, когда горожане боролись за то, чтобы на месте сквера не построили храм, была удивительной ещё и вот почему: из-за единения местных СМИ, когда кто-то приглашал к себе в редакцию попить чаю во время ночного дежурства, когда поддерживали друг друга, делились ссылками друг на друга. Такое мало в каком регионе встретишь.
Это, действительно, было удивительно. Для меня тоже. Это необычно. Но тут всё объясняется темой, которая волновала всех горожан — это показал и опрос ВЦИОМа. И для СМИ интересы города и горожан оказались выше своих внутренних вопросов - поэтому все бросились поддерживать.
А поддержка строительства храма она была целиком и полностью искусственной? Или были реальные люди, которые поддерживали храм?
Реальные люди были, но их было меньшинство. Если бы не было организации и подпитки — и финансовой, и медийной — со стороны спонсоров строительства храма, эти люди никогда бы не осознали своё желание строить храм именно в сквере. До этого никакого организованного движения людей, желающих построить храм, никаких митингов, молебнов не существовало. Появились два богатых человека, которые решили дать денег и построить храм — и сразу такие поддерживающие стали появляться. Но они начали появляться вокруг этих миллиардов, вокруг политических и медийных возможностей этих спонсоров. А противники этого строительства — я настаиваю на этом: организовались стихийно и самостоятельно. В этом большая разница.
А сквер у Драмтеатра реально имеет такое важное значение для горожан? Визуально он не выглядит каким-то необычным местом, где кипит общественная жизнь.
Это как вещь, которую ты начинаешь ценить, когда ты её теряешь. Много вещей в своей жизни ты не замечаешь, а потом, когда у тебя её забирают, ты начинаешь думать: “Как же сложно жить без этого!” Так же и со сквером - до этой ситуации у него не было какого-то сакрального значения. Там люди отдыхали, устраивали пикники на пледах, с книжками. Просто никто не задумывался: ну вот сквер и сквер — люди время там проводят, гуляют, с колясками. Но когда его стали забирать, все поднялись: “Ого! Так у нас же есть сквер, который мы так любим!” Люди сказали: “Это наш сквер, мы его любим, хрен мы вам его отдадим”. А сейчас там стало ещё больше людей, потому что у всего этого появилась История: они приходят не просто отдыхать, а “в тот самый сквер”.
А почему вообще появилась эта история со сквером? При том, что в Екатеринбурге, как ты говоришь, сильное гражданское общество, авторитетные СМИ — но дошло дело до открытого противостояния застройщика и общественности. Неужели люди “с той стороны забора” настолько не чувствуют настроения общества?
Не чувствуют. В каком-то смысле они оторвались от жизни и не очень понимали уровень гражданского самосознания в Екатеринбурге. Это люди, которые привыкли все вопросы решать с властью. В принципе, это логично — есть власть, которая как бы сформирована народом: губернатор, Городская дума, мэр. У них есть полномочия, к ним приходят бизнесмены и говорят: “Мы хотим построить храм”. Власть отвечает: “Вот, пожалуйста, сквер - он людям особенно не нужен. Стройте там”. Они считают, что прошли все процедуры, заводят технику на участок — и вдруг приходят какие-то люди и кричат: “Хрен вам, а не стройка!” И они в ступоре: “Да как же? Мы же с губернатором всё решили, у нас и документы на руках. Вам что надо-то?” А оказывается, что реальность другая: этот губернатор, этот мэр и эта Дума не представляют интересы людей. Их не выбирали по-настоящему, нет инструментов согласования, нет механизмов защиты интересов реальных людей, и губернатор-мэр-депутаты оглядываются не на избирателей, а на Москву и Кремль, потому что зависят от Кремля, а не от избирателей. Произошёл сбой картины мира. И, думаю, людям, которые хотели построить храм, понадобилось какое-то время, чтобы осознать эту реальность, в которой есть не только власть и бизнес, но есть ещё и общество, выступающее отдельным субъектом. Теперь, мне кажется, осознание реальности у них произошло. Теперь они будут работать с общественностью.
С общественностью ведь тоже можно по-разному работать. В том числе, по медийной подготовке почвы каких-то перемен. Как ты думаешь, новое уральское издание Дмитрия Соколова-Митрича [известно, что оно будет называться Bombus и будет запущено 22 ноября - прим. Mestame] — это те же люди, что хотели построить храм?
Интуитивно мне кажется, что да. Много всего сходится. Во-первых, почему Екатеринбург - скорее всего, это связано с местными спонсорами. Во-вторых, почему Соколов-Митрич, который тогда вдруг неожиданно стал вступаться за строительство храма, писал в момент обострения ситуации огромные посты. Потом — интервью Марины Ахмедовой с Алтушкиным. Одно с другим складывается, поэтому логичным было бы предположить, что фамилии спонсоров нового издания совпадают с фамилиями учредителей Фонда Святой Екатерины.
Как появление нового издания повлияет на медийную сферу города, на твой взгляд?
Мне кажется, хорошо повлияет. Посмотрим, что они сделают. Но, в любом случае, то, что, кроме Znak’а и Ura.ru в городе появляется ещё одно медиа, которое будет “не только городским”, это круто. Екатеринбург реально фиксирует свою сущность в качестве второй после Москвы медийной столицы России. Я не знаю, что получится из этого проекта, но то, что такая идея в принципе появилась, о многом говорит - это хорошо для города и для отрасли - в целом.
Вы будете с ними сотрудничать, если возникнет очередная история, когда общественности и медиа надо будет объединиться и делиться печеньками и чайком? Ведь, я так понимаю, что, помимо московских командировочных редакторов, люди, которые будут работать в новом издании, это местные журналисты.
Да, они уже набрали в штат местных, это наши коллеги, мы их всех знаем, мы общаемся с ними. Думаю, что человеческое общение всегда перевешивает идеологические и корпоративные интересы. Можно считать, что человек неправильно делает, работая с той или иной организацией, но если он лично к тебе обращается с какой-то просьбой, мне лично всегда сложно отказывать. Я обычно иду навстречу. Мне сложно сказать, будут ли они частью екатеринбургской медиатусовки, журналистского братства - это зависит от них уже. Если они будут пытаться говорить: “Мы вам сейчас покажем, как надо делать журналистику…” Мы же помним, как Марина Ахмедова, которая писала про храм, начала свой репортаж словами: “”Русский репортёр” приехал и сделал ту работу, которую почему-то не сделало ни одно екатеринбургское СМИ…” [точная цитата: "Корреспондент «РР» отправилась в столицу Урала, чтобы выполнить элементарную журналистскую работу, которую пока почему-то никто не сделал..." - прим. Mestame] Всё, понятно, большое спасибо. Теперь эти люди приходят в Екатеринбург и говорят: “Мы будем делать новое медиа”. Но если они продемонстрируют готовность быть открытыми, вместе работать на благо общества, доказывать свою добропорядочность, вряд ли кто-то будет их гнобить и говорить: “Вон отсюда, понаехавшие!”
Ты сейчас сказал про “журналистское братство” — ты для красного словца употребил это словосочетание или оно реально в Екатеринбурге существует?
Оно существует. В Екатеринбурге бывает, когда журналисты нескольких медиа объединяются, чтобы свои интересы отстоять. У нас есть с несколькими главными редакторами чатик в телеграме, где мы по каким-то вопиющим случаям списываемся и договариваемся о чём-то: опубликовать какое-то совместное заявление или какое-то письмо общее. Когда на митингах задержали репортёра Е1 Сергея Панина, мы вместе опубликовали обращение к полиции, и полиция потом проводила встречу, объяснялась. Теперь полиция будет по-другому вести себя, встретив человека с журналистским удостоверением.
Телеграм-канала Mestame. Самые интересные лонгриды, репортажи, истории и интервью, опубликованные в региональных медиа.