Ну, что будем делать, спросил мой друг Рандольф, и колени у него задрожали, как у мерзнущего пинчера. У него часто бывает такая дрожь, и точно не известно, что это такое: может, от нервов или от нетерпения, а может быть, просто дурацкая привычка. Во всяком случае, меня это совершенно выбивает из колеи, я никак не могу сосредоточиться.
— Стоп! — сказал я ему вместо ответа и стал размышлять. Все это, знаете, совсем не просто. Можно, конечно, записаться в школу танцев, но этим же дело не кончится. Во-первых, придется носить галстук и следить за тем, чтобы ногти были чистыми.
А мы — ученики каменщика и привыкли к белой спецовке, ворот которой широко распахнут на груди. А для того чтобы полировать ногти, у нас не хватает времени.
— Во-вторых, там тебе непременно навяжут какую-нибудь девчонку. А нам не всякая годится, потому что у нас свои запросы. Зто милое создание не должно быть воображалой, она должна быть довольно хорошенькой, следовать моде, но в меру, потому что дедероновые кринолины с рюшами не производят на нас никакого впечатления. Кроме того, под челкой у нее не должна быть солома мы против всякого жеманства и настаиваем на благородной сдержанности, даже если на горизонте у нее возникает другой, более предприимчивый товарищ.
— К тому же мы требуем сочувствия к нашим привычкам каменщиков: мы любим, к примеру, посидеть в мужской компании и вовсе не мечтаем о воскресных прогулках и вечеринках, где пьют малиновый крюшон. Пойди разыщи такую жемчужину в танцевальной школе. В-третьих, придется идти в гости. Потому что родители милого создания наверняка захотят узнать, с кем же это встречается их дочь.
— Ну, конечно, мы, каменщики, не последние люди и можем потягаться с любой другой профессией, но вся эта возня нам глубоко противна. Букет цветов для мамы, при встрече поклон, а может, и ручку придется целовать, и хвалить воскресный пирог, и сидеть, как будто ты на приеме у врача, потом вместе с папой тайком по рюмочке, а в заключение, возможно, прогулка под окнами у соседей, чтобы вся деревня знала, что тут намечается будущий зять, он каменщик, и мопед у него имеется...
Конечно, мы не такие люди, чтобы отступать перед трудностями. Мы можем, если надо, снизойти до того, чтобы надеть галстук и привести в порядок ногти, в крайнем случае, можно перенести и визит к родителям, но что касается наших требований к женскому полу, то тут мы тверды, как бетон, и не отступим ни на шаг. Девочки, которые соответствуют нашим требованиям, встречаются, может быть, одна на тысячу. В нашем районе живут, наверное, остальные девятьсот девяносто девять.
— Делай что хочешь! — сказал я Рандольфу, а на меня не рассчитывай.
Я решил, что с этим вопросом все. Рандольф, который три раза проваливался на экзамене, когда мы получали права на вождение мопеда, следовал за мною, как верный пес. Потому что я сдал экзамен со второго раза. Но танцевать, сказал Рандольф, когда я думал, что тема исчерпана, танцевать нам бы стоило научиться. И колени у него задрожали.
— Ну, ладно, — ответил я ему, — только чтобы его успокоить, где-нибудь да научимся.
И мы решили начать действовать в ближайшую же субботу. В кабачке у Хабеданка был объявлен вечер под названием «итальянская ночь»: с потолка свисали фонарики и бумажные гирлянды, а оркестр из пяти человек производил такой шум, что только у стойки бара можно было стоять, не рискуя повредить барабанные перепонки. Мы выпили для начала наш коктейль каменшиков — ржаное с лимонадом, очень помогает от любого вида жажды.
После этого мы огляделись. В зале была целая куча девочек, почти все они лихо отплясывали, и в красном свете лампочек это выглядело совсем не плохо.
Те, кто сидел за столиками, понравились нам меньше, иначе мы бы тут же взялись за дело. Потому что мы не хотели долго рассусоливать, ведь рано или поздно начать придется. Но мы все стояли и стояли, потягивая свой коктейль маленькими глотками, как и полагается, ведь мы же не какие-нибудь пьяницы, мы пришли сюда для того, чтобы потанцевать.
— Ну, давай! — сказал Рандольф и подтолкнул меня своим дрожащим коленом. Это было порядочное свинство с его стороны, наверное, он считал, что я и тут должен быть первым, раз у меня кладка ровнее получается.
Поэтому мне пришлось сделать вид, что я на него обозлился, и я злился до тех пор, пока не начался новый танец, свинг или танго, а может быть, твист, но, во всяком случае, все девушки которые меня интересовали, уже оказались занятыми.
— Слушай, — сказал я Рандольфу, — давай выпьем еще по одной, чтобы немножко раскачаться. Мне всегда надо сначала немного выпить, и дело пойдет. Но мы больше пить не стали, нам и так было не по себе.
— Может, я первый пойду? — спросил коварный Рандольф во время перерыва между танцами. Он хотел пригласить ту черненькую, что сидела за угловым столиком, потому что она была не местная.
Такая подлость, он захотел меня обскакать, несколькими паршивыми прыжками на паркете ликвидировать мое первенство в езде на мопеде и в укладке кирпичей. Тут мне хочешь не хочешь пришлось действовать.
Ты останешься здесь и будешь стеречь наше место у стойки, сказал я коротко и решительно Рандольфу, расслабил мускулы ног и приготовился. И как только гитарист на сцене поднял носок ботинка, я ринулся в бой. И не успел он три раза отбить такт нового вальса, или слопа, или чего-то там еще, как я уже стоял перед Гретой-рогозой. Мы так ее называли, потому что она казалась нам такой же незаметной, бледно-розовой и слегка увядшей, как роза-рогоза. Никто не замечал ее присутствия, она просто всегда была тут, вот и все...
Чаще всего она сидела одна за столиком, когда все остальные девушки танцевали, и все время что-то искала в своей сумочке... Иногда она бойко постукивала в такт, но тот, кто вообще замечал ее, видел, что веселье ее наигранное. Иногда кто-нибудь из парней ради приличия танцевал с ней один танец, лицо ее покрывалось красными пятнами, но она по-прежнему оставалась тем, чем была, а именно: Гретой-рогозой.
Меня эта добрая душа в свое время возила в колясочке, во всяком случае, так рассказывает моя мать. Грета всегда любила детей, любит их, наверное, и до сих пор, поэтому она сразу же встала со стула, когда убедилась, что я, характерным для каменщиков кивком головы, приглашаю именно ее.
Она тут же подхватила меня и закружила так, что голова у меня пошла кругом. Ее доброта не знала границ, и, когда мы с трудом добрались до другого конца зала, причем мои локти обработали с десяток чужих спин, а ноги — двадцать чужих туфель, Грета вытащила меня из толчеи.
— Постой-ка, — сказала она, — в такой теснотище ты никогда не научишься. Лучше всего пойдем на лужок за кегельбаном, и я покажу тебе основные па.
Мне это предложение понравилось, но я тут же вспомнил о Рандольфе, одиноко охраняющем место у стойки. Его надо взять с собой, без него я не сделаю ни шагу.
— Ну что ж, — сказала Грета, — тем лучше.