Продолжаю публикацию фрагментов интервью с Юрием Леонидовичем Петерсоном. Сегодня я постарался собрать самые интересные (и подчас неожиданные) воспоминания о ВИА "Самоцветы".
- Когда я пришел в «Самоцветы», - рассказывал Юрий Петерсон, - состав ансамбля был такой: Юрий Маликов (бас-гитара, художественный руководитель), Валентин Дьяконов (вокал, гитара), Юрий Петерсон (вокал, саксофон), Анатолий Могилевский (вокал), Ирина Шачнева (клавиши, вокал), Сергей Березин (гитара, вокал), Геннадий Жарков (труба, вокал), Валерий Селезнёв (гитара), Николай Раппопорт (барабаны, вскоре его заменил Юрий Генбачев, перешедший из оркестра А.Кролла) и Алексей Шачнев (звукорежиссёр).
Уже через несколько дней после моего перехода «Самоцветы» давали концерт на ВДНХ, в Зеленом театре. Честно говоря, именно там я впервые смог наконец пристально вслушаться в то, что исполнял ансамбль, к которому я теперь принадлежал.
Большую часть программы пел Валя Дьяконов: «Увезу тебя я в тундру», «Верба», «Школьный бал», «За того парня» и т.д. Причем «За того парня» («Я сегодня на заре встану…»), на мой взгляд, он исполнял гораздо лучше, чем Лев Лещенко. Кстати, то же самое говорил и Марк Фрадкин, автор этой песни: «Лещенко стоит и поет, а Валечка – в душу лезет!..»
Но больше всего меня потрясла песня «Ивушка». «О! – подумал я, слушая Дьяконова. – Здесь будет интересно работать!»
Все девчонки (от 14 до 60) с ума сходили по Дьяконову - такая магия была у этого мальчика. Причем Валентин не делал вообще ничего, чтобы завоевать сердца своих поклонниц, а получалось так, что они, как мухи на мёд лезли! «Ах, отчего же он сегодня грустный такой?!» - плакали они. Да он всегда такой! Они напридумывали себе этот образ. Кроме того Валя был необыкновенно фотогеничен. В жизни он не был так красив, а на фотографии смотришь – просто ангел! Телевидение всегда его показывало крупно, потому что улыбка у него была загадочная. Я так его и называл: «голубая мечта десятиклассниц». Кстати, пугачевские поклонницы – это первые поклонницы Дьяконова, они просто перешли потом от него к ней. Почему так случилось? Я не знаю.
Я постарался как можно быстрее войти в репертуар. Мы с Дьяконовым стали петь «За того парня» «Горлицу», «Вербу», «Там, за облаками». ира шачнева пела бэк-вокал.
У нас с Валей было абсолютное совпадение голосов. Как у Леннона с Маккартни. У меня голос был чуть побасистее, у Дьяконова чуть повыше, и в итоге казалось, будто поет один человек. Как говорят сами певцы, самое трудное – это петь в унисон. Причем так петь, так сливаться, чтобы не было понятно, кто где поет. Это моя фишка, я могу совпасть с кем угодно. За счет слуха я нахожу эту волну, и мы поем так, будто один человек поет. И лучше унисона, чем у нас, не было тогда ни у кого. Это – тот самый унисон, от которого иные музыкальные критики так воротили нос. Но ты попробуй спеть в унисон нефальшиво! Хотя бы нефальшиво!
Если певцы абсолютно точно попадают в строй, то возникает обертон, который звучит на октаву выше. Это – редчайшее состояние, но так получалось, что у нас с Валей обертона на октаву выше звучали в каждом концерте по много раз. То есть, этого голоса нет в партитуре, но за счет того, что наши голоса так сливались и так точно попали друг в дружку, казалось, что появлялся еще один дополнительный голос, который звучал на октаву выше, будто бы нам подпевал ангел или даже сам Господь Бог.
Недаром Марк Фрадкин свою новую песню «Там, за облаками» доверил исполнять именно нам, потому что он знал: мы споем эту песню лучше, чем кто бы то ни было.
А то, что мы пели в унисон, а не аккордами… Да, мы могли и аккордами петь, та же Ира Шачнева была хоровушница из Гнесинки, и я – не последний парень, и Дьяконов мог петь любой голос, так как со слухом у него все было в порядке. Но зачем после «Песняров» петь аккордами?
У меня есть теория чистоты. Был такой фильм «Вечный зов», и там одного из героев – Ивана – посадили в тюрягу за то, что он воевал в банде во время Гражданской войны. Про жену Ивана Агату - её роль исполнила Тамара Дегтярёва, с тех пор я очень люблю эту актрису – говорили: «звень-баба». «Звень»! «Звенит!» Слово «звень» мне понравилось. Это - чисто русское слово, такое звонкое, а кроме того – очень точное. Искусство должно звенеть. Ты должен петь песню так, чтобы звенело! Что бы ты ни пел, будь это «Там, за облаками» или «А девчонка та проказница». И эта звень искусства меня греет.
Кроме того я сел за клавиши, слегка потеснив Сергея Березина. И сразу все почувствовали, что в песнях появился какой-то драйв. Когда мы записывали для пластинки-миньона песню «Горлица», я играл на «Хаммонде», который стоял на «Мелодии». Настоящий «Хаммонд» – это благороднейший инструмент! Он ни в какое сравнение не идет с его электронными заменителями.
А ведь я перешел из «Весёлых Ребят» в «Самоцветы» с полным комплектом своих песен. Как говорится, невеста прибыла с багажом, выложила: ребята, хотите – берите, не хотите – не берите. Но тот багаж очень хорошо пошёл. Он был в «формате», как сейчас говорят, поэтому я сразу стал петь много сольных песен: «Мами блю», «Бросьте монетку, месье и мадам», «Выхожу один я на дорогу», «Что со мной ты сделала», которую мы переаранжировали в джаз-роковом стиле... И Слободкин в «Весёлых Ребятах» не стал передавать эти песни какому-то другому певцу, потому что после меня петь их уже было невозможно. Вернее, многие пытались их петь, но ты попробуй спеть, как надо! Например, первым исполнителем песни Н.Богословского «Мерси» был Муслим Магомаев. Но после того, как я исполнил эту песню, он её больше не пел.
С первых концертов я стал исполнять и песню «Гой ты, Русь моя родная», которую сочинил еще, будучи в «Весёлых ребятах», но там её не пел.
Песню «Жил-был я» на пластинке Давида Тухманова «Как прекрасен мир» исполнил Александр Градский, но мне не нравилось, как он это сделал, поэтому я принес пластинку Березину и попросил его «снять» песню и сделать новую аранжировку. В «Самоцветах» я сделал эту песню так, как я ее чувствовал.
Потом Юрий Саульский принес «Снежинку», для которой я придумал рифф и написал аранжировку. Благодаря тому, что вместо Николая Раппопорта в «Самоцветы» тогда уже пришел Юра Генбачев, эту песню удалось сделать в латинском стиле.
Коля Раппопорт очень хорошо играл: и ритмично, и ровно, но довольно простенько. Он представлял старую москонцертовскую плеяду барабанщиков, которых называли «троечниками», потому что они играли на трех предметах: хет, малый барабан и одна тарелочка. А Генбачев был технарь. Он пришел к нам из оркестра А.Кролла, где ему дали кликуху «Долбец». Кролловские музыканты рассказывали, откуда взялось такое прозвище. Собирается оркестр в поездку. К зданию филармонии подкатывает автобус и стоит там, пока все соберутся. И пока автобус стоит, Генбачев вытаскивает свою барабанную установку и начинает долбить. И только, когда все уже соберутся и сядут в автобус, он сворачивает барабаны и тоже занимает свое место в автобусе. То есть он занимался барабанами, оттачивая свою технику, буквально по 24 часа в сутки, отсюда и кликуха такая – «Долбец». И это вызывало уважение.
Юрий Федорович и сам весьма неплохо играл на бас-гитаре, поэтому они с Генбачевым очень эффектно исполняли латиноамериканские ритмы.
В «Снежинке» было предусмотрено инструментальное соло, и я исполнил его на детской пластмассовой флейте, купленной в «Детском мире». Я там пою: «Снежинка… вот она была - и нету» - после чего достаю из кармана пластмассовую флейту и начинаю на ней играть. На многих профессионалов это производило просто убойный эффект. А секрет прост: у всех других блок-флейт ствол гладкий, а у этой есть порожки, поэтому, играя на ней, можно делать «полупалец». «Полупалец» – это полутон.
Через радио я пытался найти изобретателя этой флейты – и нашел его. Оказалось, что он со своим изобретением сунулся туда, сунулся сюда, но его везде отшили. И тогда он принес свое изобретение на фабрику игрушек. Там все пропорции, которые он нарисовал, соблюли, потому и получилась флейта с таким офигительным звуком.
Когда молодежь начинает, что называется, кидать понты, я достаю из кармана эту пластмассовую флейту и начинаю играть «Чардаш» Монти. На этом все понты сразу заканчиваются. Потому что на гитаре играть «Чардаш» Монти можно, на клавишах тоже можно, а на обычной пластмассовой дудке - нельзя. На такой дудке «Чардаш» Монти играю только один я.
Однажды «Самоцветы» приехали в Чехословакию, и там в ресторане местный оркестр лабал «Чардаш» Монти. Маликов указывает на них и говорит: «Юрок, покажи им класс!..» Я подошел к сцене, достал дудку и начал играть. Они все, разумеется, офигели!
Но когда мы отправились на запись «Снежинки», я забыл эту флейту дома. К счастью, в этот момент в ГДРЗ записывался джазовый квартет Александра Тартаковского, где играл мой знакомый флейтист Борис Ильин. Я его позвал: «Боря, иди-ка сюда! Сыграй вот отсюда до сюда!» И он сыграл просто великолепно…