В какой-то момент он вдруг стал чаще звонить, интересоваться делами, предлагать помощь. Даже позвал к себе.
Новость о том, что она нашла себе другого покровителя, ничуть меня не удивила. Этого следовало ожидать. На тот момент мне было все равно, ведь ране, образовавшейся внутри, уже не суждено было никогда затянуться.
Мама же его презирала. Ей было настолько больно, что такой исход не стал для нее облегчением. Было уже слишком поздно.
Потом прошло ещё много времени, пока шло его исцеление от нее. Он пытался что-то рассказать о ней, поделиться, вызвать сочувствие, но разве способны мы были на сочувствие после всего, что произошло?
Он не извинялся, не признавал, что ошибся. Нет. Это не в его духе. Гораздо правильнее для него было показать, что он ранимый, ослеплённый сильным чувством, нежели слабый и сбившийся с пути.
А я именно в тот момент стала жить дальше. Думать о друзьях, наслаждаться студенческой жизнью и ощущением того, что больше не нужно бояться ссор, драк, криков. Можно было выдохнуть полной грудью и дышать.
Это было затишьем перед страшной бурей, которая вновь вторглась в нашу жизнь, снося все на своем пути..
