Найти тему
Владимир Мухин

«Золотая» Тыелга и лесопромышленные Индашты

Писатель Сергей Каратов о том времени и о себе.

Недавно в Миассе побывал известный писатель и поэт Сергей Каратов. Стоит заметить, что в литературной среде России Сергей Федорович – человек известный. Он член Союза писателей, автор множества поэтических сборников и книг. Его стихи переведены на многие языки мира. Впрочем, о творчестве Сергея Каратова можно говорить долго, но сегодня мы хотим взглянуть на него с другой стороны. Родился 26 января 1946 года в селе Тыелга, и кто, как не он, может рассказать о послевоенном времени и о том, как жил тогда Миасс.

Вот такой интересный снимок  был найден в соцсетях...
Вот такой интересный снимок был найден в соцсетях...

Село гремело на всю страну 

– Моя мама во время войны работала разнорабочей на прииске. Папа – учителем в тыелгинской школе, – Сергей Федорович предельно собран, улыбается и настроен на разговор. – Помню, как после войны со старшей сестрой ходил к маме на работу, носил ей обеды. 
Мама писателя трудилась на перевозке добытой руды от шахты до бегунной фабрики, в которой перемалывали золотоносную руду. Породу выгребали из шурфов, а затем заполняли ей деревянную бочку и поднимали лебедками наверх. 
– На лебедке даже моя бабушка успела поработать, – вспоминает Каратов. – Это потом появился электрический подъемник. 
Породу из бочки вываливали на телеги, которые были похожи на маленькие самосвалы. Потом руду везли на бегунную фабрику, где перемалывали на мощных жерновах. А затем начинался не самый экологически чистый процесс. Породу обрабатывали ртутью, после чего отжимали через тряпку. Ртуть уходила через ткань, оставшийся комок обжигали на огне, ртуть испарялась, и оставалось чистое золото. 
– Помню, ртутью мы натирали монеты. И три копейки с «орла» после этого можно было принять за 20-ти копеечную монету. При этом ртути никто не боялся. Это сейчас градусник разбился, и МЧС вызывают, – продолжает Сергей Каратов. 
Вообще о золотодобытчиках в Тыелге можно говорить много. 
Ходили старатели, рыли шурфы… И с «находками» везло. Например, еще до революции Павел Булдашов заприметил один шурф. В 1930-х он вступил в бригаду А. Ф. Сурова. В 1936-м старатели по наводке Булдашова шурф раскопали. Всего в кусте было добыто 44 килограмма желтого металла. Именно там был найден и Большой тыелгинский самородок весом 14 килограммов 318 граммов. 
– Золото сдали, старателям выплатили большие деньги в качестве заработка. Люди бескорыстно отдавали добытые трудом деньги на общественные нужды. Вся бригада Сурова сбросилась, и на эти деньги построили здание и закупили большое количество оборудования для школы, – поясняет Серей Федорович. – Она была великолепно снабжена. Отличные парты, масса интересных пособий, карты, глобусы. А также на эти старательские деньги построили на прииске большой деревянный клуб и оснастили его богатой библиотекой, музыкальными инструментами, бильярдом и прочими настольными играми. Из Новоандреевки в тыелгинскую десятилетку школьники приходили учиться. Село гремело на всю страну. Население «золотой» Тыелги достигало тогда 2,5 тысяч человек. 
За золото, которое намывали старатели, в специальном магазине, по местному его называли «скупка», можно было приобрести все что угодно. Конечно, с поправкой на время и страну. Но в принципе, если заказать, то и рояль привезут. Правда, люди обычно покупали продукты. Старики-старатели за счет добываемого золота содержали семьи. Бабушка Сергея Каратова рассказывала, что некоторые сдавали не все золото. Иной бригадир отсыпал для себя только что намытый шлих с большим содержанием золотого песка. Бабушка говорила про это так: «коробчил помаленьку на черный день…» А потом надолго растягивал свою заначку, ходил в лес, копал шурфы, мыл породу, изображая, что добыл песок только что... Потом отправлялся в скупку, приобретая все необходимое. Таких стариков было несколько человек. Иные все еще надеялись найти самородок и разбогатеть. Но таких случаев не припомнится. Правда, наши два мальчугана, играя на старых отвалах около разреза, нашли тяжелый камень. Они решили показать его матери, и всю дорогу кидали его впереди себя, пока не добрались до дома. Их мать Тамара Щелокова в ту пору работала в конторе прииска. Тяжелый камень оказался самородком весом около трехсот граммов. Начальник прииска наградил мальчишек, приобретя для них по новой школьной форме. 

По 40 грузовиков леса каждый день 
После смерти Сталина шахтный способ добычи золота посчитали нерентабельным и закрыли. Да и старательские артели сошли на нет. Зато и в Тыелге, и, главным образом, в Индаштах, которые находились в восьми километрах в сторону Ицыла, стали развиваться лесозаготовки. При этом рабочих каждый день возили на делянки. Рубили тогда лес бригадами и в одиночку. Делянки были по всей округе. Каждый день в город уезжало от 20 до 40 переполненных лесовозов. В 1953-м люди стали массово вербоваться в леспромхоз. Тогда появились первые трелевочные трактора. 

Грузовик на дровяном топливе 

– Они были красного цвета, с большой железной плитой на «спине» трактора. С помощью троса спиленный и очищенный от сучьев ствол затягивался на «спину» и оттаскивался к стеллажам, – описывает Каратов. – Все это значительно облегчало работу лесорубам, которые ранее трелевали лес лошадьми. Это была очень трудоемкая работа. Потом появилась бензопила «дружба». Раньше пилили двуручной пилой, а одиночки – лучковой, с натянутым полотном. Ходили ЗИСы с деревянными кабинами. Стали появляться самосвалы с железными кабинами. Застал я и машину времен войны. Помню, как мы с мамой ехали на такой машине, работающей на газе, добываемом из сжигаемой древесины. Эти машины назывались «газгенами». Там по бокам кабины находились две топки, и работал специальный истопник, который подтапливал маленькими деревяшками печку. Получалась газообразная субстанция, ею наполнялись баллоны, встроенные под кузовом. Увы, машины эти были маломощные и еле-еле поднимались на крутой склон. 
Отдельная проблема – дороги. За ними следили, делали отсыпку. Но отсыпка была, конечно, как мертвому припарка. Десять машин проедет, и дорога снова «поплыла». Поэтому у каждого подъема сваливали груду песка или шлака, чтобы водитель мог подсыпать, если забуксует на подъеме. 
А еще делали «лежневки». Брали бревна, стесывали их с одной стороны, скрепляли скобами и выкладывали из них дорогу. (Они и сейчас местами сохранились.) Скобы со временем ломались, да и колеса ими можно было проколоть. 
Мастерство водителей заслуживало особого уважения. В гору заезжали аккуратно на первой передаче. 
– Идет едва-едва, потом остановится и начинает сдавать назад, – у Сергея Федоровича накатывается слеза на глазах. – А там рядом обрыв, водитель лихорадочно переключает передачу, коробка гремит, он бац по газам и заезжает на опасный подъем. Лихие ребята были эти шоферы. Обычный с виду водитель вез бревна на трехосном лесовозе за счет одной передней ведущей оси, тогда как на двух задних осях одна за другой отказала трансмиссия. На крутых подъемах водителю приходилось использовать лебедку. Ничего, доехал…

В клуб со своими стульями 

Стоит заметить, что лесорубы-одиночки зарабатывали хорошо. 
Был один такой Шигалин, так он весь заработок пропивал в Тыелге и валялся по три дня у магазина. Из кармана деньги высыпались, но никто не брал. Такие были порядки. 
Нужно сказать, что во времена лесопромышленного бума поселок Индашты начал расстраиваться. Стали возводиться одинаковые дома-пятистенки. 
В деревне работал дизель-генератор. Тарахтел на всю округу. Вечером, чтобы людей позвать в клуб, использовали рубильник. Включат-отключат два раза – значит, кино покажут, три раза – концерт. Кстати, в клуб индаштинцы приходили со своими стульями. 
– Было очень уважительное отношение к людям, – добавляет Каратов. – Замков не вешали. Когда кто-то уходил, он просто подпирал дверь палкой. И люди были очень интересные. 
– У нас в Тыелге жили приезжие из Сибири. Тетя Оня, дядя Марк и бабушка при них, удивительная рассказчица. Вот, говорит, пойдешь по малину, а там ведмедь, стоит и ягоды ест. Я ей говорю, может, медведь, бабушка. – Нет. – Отвечает. – Ведмедь. (А дело здесь вот в чем. Люди тогда по-особенному относились к хозяину леса и не называли его по имени, чтобы не разгневать. Например, так же, как нельзя опасному человеку в глаза смотреть.) – А я при каждом удобном случае дальше продолжаю пытать бабушку и говорю ей: «А кто у вас из зверей в Сибири есть? Зайцы? – Есть. – Волки? – Есть. – А кто такой большой косматый? – А.. – Ведмедь, – отвечает бабушка. Никак не желает отказаться от привычки называть особым образом хозяина тайги. 

В Миассе тогда можно было услышать особый фольклор и говор


Пензяки, например, разговаривали по-своему. (Кстати, один район в старой части Миасса назывался Пензой.) Они занятно растягивали слова. А чебаркульцы говорили так: «Ты откуля? – С Чебартуля. – С Чебартуля? И я оттуля!». 
– Приезжали много разных людей и останавливались у нас дома. Дом находился рядом с дорогой. Бабушка моя была очень гостеприимная, всех пускала переночевать. Помню, жила у нас Зося-полячка. Такая чудная девушка. Она говорила забавно. Я о ней даже написал в рассказе «Охра»: 
«Года три назад в их доме временно поселилась приезжая девица по имени Зося. Она никому не давала мыть полы. Всегда сама наберет в таз теплой воды из чугуна и начинает драить пол сначала в комнате, потом на кухне. Если Толя играет на полу с машинкой, то ему приходилось постепенно переползать из одной части дома в другую. 
Квадрат солнца из окна тоже скользит по полу и медленно передвигается рядом с Толей. 
А Зося закатит подол цветастого платья, широко расставит округлые ноги и старательно скоблит пол проволочной теркой, не обращая внимания на Толю. А еще Зося запомнилась тем, что ко всем женихам она относилась одинаково сурово. Поглядит на парня с чубом из-под козырька, в широких брюках с манжетами, в ботинках начищенных до блеска, скривит лоснящиеся алые губы и скажет: "Да нА черта он мне сдался"! Ударение на слог "на" Зося делает особенно задиристо и непримиримо, так что жениху не остается никакого шанса на успех. А бабушка опять тихонько пойдет подыскивать ей ухажера: уж больно хотелось сердобольной удачно выдать замуж полюбившуюся ей трудолюбивую и отзывчивую Зосю». 
Все закончилось стремительно – в 60-х лесозаготовки свернули. Индашты практически ликвидировали (а ведь деревня существовала еще в XIX веке), дома разобрали, а лесопромышленники разъехались по всей стране. Сергей Каратов окончил миасское педагогическое училище, а потом московский Литературный институт, переехал жить в Москву. А Тыелга превратилась в уютную, небольшую деревню. В ней давно нет школы, а половина населения – дачники. На месте Идаштов бродят дикие звери, а вырубленная тайга заросла. 
Случались и интересные моменты. Однажды лесоруб Гарапка выиграл самую крупную сумму в 25 000 рублей (до реформы 1961 года) по облигациям и совершенно не знал, куда эти деньги девать. Правда, сыну мотоцикл купил. А в основном тратил по-дурацки. Шел на работу и затыкал бутылку с молоком пробкой, сделанной из купюр. 
Приходил в контору, а ему говорили: «Что ты тут куришь, Гарапка? Штраф с тебя». И он он платил. А ведь другие все курили, не платили, так как денег у них не было. Конечно, и у Гарапки деньги быстро закончились. 

Владимир Мухин

  • Понравилась статья? Поддержите проект! Подпиской и лайком, репостом и комментарием.