Всем вредного вечера воскресенья!
Завершаем выходные красивой историей, а с понедельника снова в бой!
И вот уже Мичуринск, железнодорожный узел. Сюда подходила дорога из Тамбова и Воронежа. Папа получил работу по своей специальности — бригадир службы пути пристанционного участка. Поселились мы в двухкомнатной квартире двухэтажного дома рядом с железной дорогой.
Здесь, в Мичуринске, Я пошел в первый класс. Папа стал ко мне относиться еще строже. За каждый невыученный урок, за каждую двойку, за большую и маленькую вину я получал ремня. Отец воспитывал во мне послушание, доброту, честность и был убежден, что это можно сделать только ремнем.
Других средств воспитания он не знал. Принцип был один: пожалеешь розги — потеряешь ребенка. На стене, на гвоздике, висел ремень — это был мой ремень. Однажды я снял его и спрятал. В очередной раз он его долго искал, потом выдернул из своих брюк, ударил маму, потом стал бить меня. На конце ремня была медная пряжка, было очень больно, и у меня потекла кровь. Рана была большая. В школе за партой я стоял на коленках, сидеть не мог. Мама сшила толстый ватный кружок. Я его подкладывал под себя, было мягко и не больно. Перед уходом в школу мама привязывала кружок к портфелю.
В классе надо мной смеялись. Все вставали и кричали: «Наш кружок пришел, можно начинать урок». Рана зажила быстро, я стал ходить без кружка. Все разочаровались и наконец-то стали называть меня по имени.
Во втором классе к некрасовской дате мы с соседом по парте вместе с учительницей подготовили для школьного концерта сценку по стихотворению «Мужичок с ноготок». Я читал за автора, он был мужичком. Наше выступление понравилось. Учительница объявила перед всем классом благодарность, назвав нас артистами.
На этот раз я не обиделся: уже знал, что слово «артист» не ругательное, что быть артистом не так уж и плохо. У нас появилось много друзей — поклонников нашего таланта, они гордились дружбой с нами.
Наступил тридцать седьмой год. У школьников появилось интересное занятие — выкалывать в учебниках глаза врагам народа. Или искать в тетрадных обложках слова «долой СССР». Эти слова мы находили в волосах Пушкина, в траве у трех богатырей. Тетради в школе были все изъяты. И за то, что я был не последним участником этого мероприятия, пала в очередной раз меня наказал.
Не знаю, когда папа переосмыслил свои метод воспитания. Он увидел, что ремень не приносит положительных результатов. Ребенок становится неразговорчивым, замкнутым. молчит и всему покоряется. Папа понял, что такое воспитание мало что дает, и решил исправить ошибку. Они с мамой съездили в город, купили в торге и не на последние доллары продукты, а мне акварельные краски, цветные карандаши, альбом для рисования и детскую балалайку. Папа записал меня в школьный струнный оркестр.
Как ни старался папа, музыкант из меня не получался. Во время школьных выступлений меня сажали в последний ряд. Я старательно перебирал гриф и водил рукой туда и обратно по корпусу балалайки. После концерта подходил ко мне руководитель, хвалил и просил никому не говорить, что балалайка моя без струн.
Лучшим подарком для меня были краски и цветные карандаши. Я целыми днями просиживал за художеством, вдыхая удивительный запах свежей краски. Я перерисовал почти все картинки в букваре, в книгах сестры. Картинки были развешаны в классе на стене, и я стал для всех «великим художником».
Однажды ночью к нам пришел начальник станции и сказал:
— Срочно собирайтесь, грузите свои вещи в товарный вагон, который стоит напротив вашего дома. Каждую ночь забирают кавэжэдинцев, сажают в вагон с решетками, увозят в Воронеж, и никто больше не возвращается. Не сегодня завтра придут и к вам. Вызывай своих рабочих, они помогут вам погрузиться. Делайте все быстрее и незаметнее.
Рано утром наш вагон прицепили к товарному поезду, и мы поехали на восток, в Сибирь, в город Зиму.
До Зимы, со всякими прицеплениями и отцеплениями, добрались почти через месяц. В Зиме наш вагон поставили в тупик. Папа и мама сразу побежали на пристанционный базарчик и принесли вонючего омуля. Мы с сестрой чуть не задохнулись и ушли из вагона. Вернулись, когда папа и мама доели омуль и проветрили вагон.
Временно мы устроились на квартире у родственницы на улице Партизанской. Позже, когда папа с маминым братом построили дом, мы переехали на улицу Вторую Трактовую. В Зиме я стал учиться в третьем классе.
— Сами себя сослали в Сибирь, без помощи Ежова, — говорил папа.
— Не болтай, чё не следоват, а то доболташься, и сошлют еще дальше, — ворчала мама, и папа больше никогда не болтал.
Вот так маленький Витя Егуров снова вернулся на свою историческую родину. Ставьте лайки, комментируйте, чтобы мы знали, что вам интересно читать наше творчество. :)