Уж так исторически сложилось, что знакомство с фильмами тов. Звягинцева для меня началось с "Левиафана". Потом была "Елена", и лишь относительно недавно глаза дошли до его первых фильмов -- "Возвращение" и "Изгнание". Ну что тут сказать, товарищи...
Возвращается невесть где пропадавший целых 12 лет отец, и воссоединившееся семейство учиняет праздничный завтрак. "Станем есть и веселиться, ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся..." -- ой, нет, это возвращение не блудного сына, но блудного отца. "Был мертв и ожил" -- опаньки: казалось бы, кто мог ожить после смерти? Вот вам и практически полное соответствие спящего отца на экране картине итальянского художника Андреа Мантеньи "Мёртвый Христос": был мёртв и ожил, пропадал и нашёлся. Вот вам и завтрак -- в противоположность предсмертной вечере, но с теми же хлебом и вином. Вот и новая земля, и новое небо для пошедших за отцом детей: "Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное". Старший с готовностью принимает правила игры вернувшегося отца, начинающего воспитывать в детях мужчин (правда, по-своему, то ли армейскими, то ли тюремными методами, включающими в себя как погружение в самостоятельность, так и умение отвечать за базар), а вот младший упирается изо всех сил, потому что ему неприятен отец, выводящий его из привычной зоны комфорта гораздо сильнее, чем старший брат. Орднунг -- нафиг, свободолюбивая натура младшего не может стоять в строю и быть, как все, поэтому и предпочитает остаться голодной в столовой, где старший брат, героически превозмогая себя, самостоятельно (!) с подачи отца заказывает блюда официантке: в конце концов он мужик или где? А когда младший пытается действовать на нервы отцу неоконченной рыбалкой, ему предоставляется возможность подумать над своим поведением в компании удочек и реки под дождём, ибо нефиг.
Старший, правда, тоже огребает, когда машина застревает в грязи, но реабилитируется, усевшись за руль. Как бы дети (и зритель вместе с ними) ни относились к отцу, а всё-таки приходится признать: мужское воспитание гораздо быстрее воспитывает мужчин, причём самостоятельных и ответственных (см. сцену с ловлей рыбы, когда задержавшийся на пару часов отпрыск получает по физиономии: а о чём он думал, когда ему было назначено время и были выданы часы? в конце концов это не двор, это остров, где и утонуть не проблема, но дело даже не столько в возможной опасности, сколько в мужском слове: да -- да, нет -- нет, а остальное от лукавого).
Отец, правда, остаётся загадкой как для детей, так и для зрителя. Да и жена принимает его как минимум странно: когда он ложится в семейную постель, между супругами не возникает даже намёка на близость. То ли слишком чужие, то ли чересчур родные люди. Зато весьма мужской взгляд отца на потустороннюю зазеркальную (в самом прямом смысле слова: в автомобильном зеркальце) задницу мимоидущей женской особи даёт понять, что с этой сферой жизни у вернувшегося всё в порядке, хотя и за пределами семьи. Но самой большой, наверное, загадкой является железная коробка, вытащенная отцом из раскопа в заброшенном доме: что в ней было, неведомо никому, как в той старой детской истории про записку, которая от времени-то и рассыпалась. Правда, эта коробка не рассыпалась, а утонула, и кадры уходящей в глубину лодки оказываются продолжением смутного предзнаменования -- затопленной лодки в начале фильма, эдаким deja vu из какого-то полусна.
Кстати, воды в фильме много. В хорошем, разумеется, смысле. 8-) Точно так же, как и у Тарковского. Справедливости ради -- без плагиата, просто Звягинцеву удалось посмотреть на мир глазами Тарковского: неторопливо, медитативно, подробно в отличие от клипового мельтешения Бондарчука-младшего. Цветовая гамма "Возвращения", например, напомнила мне "Сталкера": да и не только гамма, но весь процесс движения к некоей туманной цели через полный опасностей мир. И да, отцовский звонок по телефону непонятно кому о том, что до цели уже рукой подать -- это же снова "Сталкер". И необитаемый остров, выглядящий как некая Зона, и загадочный артефакт, извлечённый отцом-сталкером... и внезапная догадка: а не для того ли он брал с собой детей, чтобы использовать их в качестве отмычки для какой-нибудь "мясорубки"? Но "не пригодились", как в том анекдоте, да и ладно.
И всё-таки в отце-сталкере прорывается отцовская любовь к взбунтовавшемуся засранцу, готовому покончить с собой в знак протеста. Любовь, стоившая ему жизни, но всколыхнувшая напоследок сердца сыновей, как уходящая на дно лодка -- воду. А зритель так и остаётся в недоумении созерцать старые фотографии, где есть все, но нет отца. Кстати, отца уже нет и на фотографии из машины, практически дублирующей найденную на чердаке, где этот отец всё-таки был -- и я бы не удивился, если бы, вернувшись, дети не обнаружили отца и там. А был ли он вообще? "Глубина, глубина, я не твой..."
А потом было "Изгнание", снятое по повести Вильяма нашего Шекспира Сарояна. Странная эклектичность места действия (советская медицинская машина, православный священник, армянская или вроде того церковь, улочки американского города, какой-то неопределённый кабак а-ля хармонтский "Боржч", какое-то казино, а то и вообще элементы Зоны в виде предметов под водой -- снова привет Тарковскому), как мне кажется, вполне объяснима, поскольку нечто подобное могло происходить где угодно без конкретных привязок к пространственным координатам -- везде, где существует непонимание между женщиной и мужчиной. Уставшая от всего и хотящая странного женщина решает добавить остроты в отношения с мужем, ставшие уныло рутинными. И ей это удаётся, хотя и ценой собственной жизни. И дождь смывает все следы.
Действие развивается неспешно, кругами, как в водовороте. Эта женщина однажды неудачно пошутила -- и теперь уже поздно включать заднюю передачу: то ли бесполезно, то ли бессмысленно, то ли всё идёт по плану. Ведь когда-то она уже пыталась покончить с собой, но в последний момент позвонила другу семьи, который и вытащил её буквально с того света. А тут ещё и сын-подросток, чем-то напоминающий подростка из "Зеркала", который терпеть не мог военрука и отчебучил шуточку с гранатой, точно так же не переваривает этого самого друга семьи -- возможно, усматривая в нём соперника отцу. И слова сына о захаживавшем в гости к матери товарище укрепляют в главном герое уверенность: это действительно не его сын, это друг во всём виноват. Ну, и жена, само собой. Поэтому от этого ребёнка ("Я жду ребёнка. Он не твой.") надо избавиться, пока семейная жизнь окончательно не пошла под откос.
Она-то и так уже давно пошла, просто мужу не хочется этого видеть. И поэтому очень актуально звучат читаемые девочкой строки из послания апостола Павла о любви и нелюбви: "Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине. Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит." Кстати, и в этом Звягинцев следует пути Тарковского: помните строки из Апокалипсиса в "Сталкере"? И мне почему-то кажется, что эти слова должны будут застрять в памяти мальчика, чтобы он в будущем не повёл себя подобно своему отцу и не совершил "Изгнание" -- то ли плода, то ли любви, то ли живого человека на тот свет. Ради ложно понимаемого понятия "чести".
Уж и не знаю, о чём она думала, когда решила сказать мужу о ребёнке именно в такой формулировке. Вряд ли это плоды излишней религиозности (да, не факт, что мы всецело принадлежим своим родителям, да и себе-то не всегда), потому что религиозный человек на её месте не пошёл бы и на первую попытку самоубийства, ибо грех. Вряд ли тут имелась в виду и т.н. "генетическая память" из хербертовского цикла о Дюне и её обитателях. В общем, как-то так получилось -- да и всё тут, очередная бредовая мысль спросонья, а заодно и хороший повод наконец-то довести задуманное дело до конца. Не зря она всё это время ходит с неким подобием смутной улыбки на лице: осталось недолго, скоро всё закончится, сын не твой, а я не ваша. Гости разговаривают разговоры, Семиглазый тонет, а они разговоры разговаривают сын жалуется своей подруге на жестокость отца по отношению к матери, чтобы потом услышать о любви, которая не мыслит зла, братский сверхчеловеческий совет делать что угодно, ибо так и будет правильно, оборачивается фактическим убийством, а пересохший ручей просыпается снова, как бы символизируя оживающее сердце, но слишком поздно. И когда главный герой находит листок, сознательно или случайно подсунутый врачом-вредителем в бардачок машины, он окончательно понимает всё и говорит подобно Раскольникову: "Я убил". Так и не получилось из него сверхчеловека, железной рукой карающего за прелюбодеяние как жену, так и друга, и изгнавшего из своей жизни любовь -- неизвестно зачем.
В общем, товарищи, куда ни крути, а Звягинцеву всё-таки удалось успешно подхватить знамя Тарковского. Отсюда и название поста, по-моему достаточно верно характеризующее этого поистине талантливого и интересного режиссёра.
ИМХО, разумеется. 8-)