При назначении командиром полка в октябре 1915 года Петр Николаевич получил такую характеристику: «Выдающейся храбрости. Разбирается в обстановке прекрасно и быстро…» Это – о Врангеле, участнике трех войн. Но главным в жизни барона оказались вовсе не военные подвиги, а подвиг гуманитарный: организация исхода войск русской армии и гражданского населения из Крыма в ноябре 1920-го. Врангель спас жизни десятков тысяч человек.
Текст: Михаил Быков, фото предоставлено М. Золотаревым
Кампания 1919 года завершилась для армии Вооруженных сил Юга России (ВСЮР) под командованием генерала Антона Деникина неудачно. Изданную Деникиным так называемую «Московскую директиву», предписывающую захватить столицу, войска выполнить не смогли. Наступление на Первопрестольную сорвалось. Дальше Орловской губернии пройти не удалось. Попросту, не хватило сил и ресурсов. Как результат – красные части перешли в массированное контрнаступление, прорвались на Кубань и стали теснить деморализованных белых к Новороссийску.
КАТАСТРОФА
Толком эвакуацию армии в Крым в тыловых структурах ВСЮР никто не готовил. Под погрузку могли встать от силы три десятка кораблей, две трети из которых – иностранные. На них лишнего человека сверх регламента не возьмут. Русская эскадра состояла в большинстве из боевых кораблей, имевших внушительные экипажи и, как следствие, лишенных возможности принять большое число пассажиров. Имелась в распоряжении даже подводная лодка «Утка».
Эвакуация, точнее сказать, катастрофа в порту началась тогда, когда передовые красные части находились всего в 10 километрах от Новороссийска. К этому времени значительная часть армии, в первую голову казаки, окончательно рассталась с остатками дисциплины. Начались пожары, погромы магазинов и винных складов. Осознав, что город будет сдан – а понять это было несложно, глядя на поведение солдат и входящую в гавань британскую эскадру адмирала Сеймура, а также слыша близкую канонаду, – гражданские ринулись в порт. Но приказ был строг: на борт грузиться только военным, первым делом из боеспособных частей. Вывезти в Крым в общей сложности удалось около 30 тысяч солдат и офицеров.
Генерал-лейтенант Деникин в апреле 1920 года оставил армию и эмигрировал в Англию. Было решено, что бывшие ВСЮР, а теперь русскую армию, примет генерал-лейтенант Врангель. А заодно и должность правителя Крыма. Что обусловило принятие такого решения, в мемуарах Петр Николаевич объяснить не захотел. Хотя более чем за год до этого, летом 1919-го, предвидел, что «Московская директива» Деникина – это «смертный приговор армиям Юга России». Может быть, бароном двигало честолюбие, может быть, конкурентные отношения. А возможно, и чувство более глубокое, чем личные амбиции. Уже не слишком верилось в окончательную победу. Уже поляки и большевики заключили мир после короткой, но кровопролитной войны. И надежда на объединение сил с белополяками умерла. Западные союзники вели себя традиционно. Хвалили, раздавали обещания и уверения, но с реальной помощью не торопились.
Кто знает, ведь не исключено, что Врангель, вступая в должность, думал о судьбах множества людей, в том числе своих подчиненных, которые, оставшись в советской России, в буквальном смысле рисковали бы жизнью. Ведь даже согласно советским источникам, в течение 1920–1921 годов только в крупных городах полуострова было уничтожено более 56 тысяч человек. Историки «белого» толка считают, что общее число жертв того времени превысило 100 тысяч.
«ЧЕРНЫЙ БАРОН»
Петр Врангель родился в 1878 году в Ковенской губернии (ныне Литва) в семье потомственных военных. Врангели исчисляли род с XIII века, вели свою родословную от тевтонского рыцаря Генрикуса. Среди многочисленных родственников прежних поколений генерала – участник Отечественной войны 1812 года, один из покорителей Кавказа, адмирал…
Однако отец Петра Николаевича хоть и начинал карьеру военного, но особых успехов не добился, так как по объективным причинам не мог быстро получить офицерский патент, а ждать этого события в качестве вольноопределяющегося в лейб-гвардии Конном полку не захотел. Не всем родовитым дворянам старой закваски было по душе в течение двух лет быть «вольнопером», по сути, рядовым. Так что отец занялся предпринимательством. И весьма успешно. Увлекся антиквариатом. Революцию не принял и эмигрировал в Германию.
Николай Егорович пережил двух из трех сыновей. Этим единственным был Петр. У него поначалу с армией тоже складывались странные отношения. После престижного Горного института инженер, завершивший учебу с золотой медалью, поступает тем самым «вольнопером» в лейб-гвардии Конный полк и через год получает первый чин – корнета гвардии. После этого маневра Врангель уходит в запас и уезжает в Иркутск служить в аппарате генерал-губернатора.
Не исключено, что на военную службу Петр не вернулся бы никогда. Если бы не русско-японская война. Он встретил ее не в далеком Петербурге, а близко – в Восточной Сибири. И гвардейский корнет запаса пошел добровольцем в один из казачьих полков. «На маньчжурской войне Врангель инстинктивно почувствовал, что борьба – его стихия, а боевая работа – его призвание», – писал о сослуживце будущий генерал Шатилов. Три боевых ордена, чин сотника, а вскоре возвращение поручиком в лейб-гвардии Конный – один из самых блистательных полков Русской императорской армии.
Глядя на поздние фотографии барона, можно подумать, что это был довольно мрачный, закрытый человек. На самом деле поручик отличался веселым нравом, прекрасно танцевал и ораторствовал. Правда, отмечалась его излишняя вспыльчивость. Но кто не без греха? Мрачное выражение лица и жесткий взгляд появились у барона после шести с половиной лет войны: Первой мировой и Гражданской. Впрочем, начинал Первую мировую Врангель лихо. Отличился в первом же бою своего полка под прусским местечком Каушен, когда в конном строю повел эскадрон на германскую батарею и захватил ее. Стал первым офицером этой войны, награжденным орденом Святого Георгия.
Осенью 1915 года Врангель получил под начало казачий полк. Несколько позже – 2-ю бригаду Уссурийской конной дивизии. Будто в молодость вернулся новоиспеченный генерал-майор, в Маньчжурию, где служил в казачьих частях. Прозвище «Черный барон» получил по той простой причине, что, командуя казаками, начал носить черную черкеску.
УРОКИ ПРОШЛОГО
Оказалось, что Врангель не только талантливый военачальник, но и сильный администратор. Едва вступив в должность главнокомандующего русской армией в Крыму, он распорядился начать подготовку к возможной эвакуации. Крымские города жили мирной жизнью. Обыватели верили, что на узких перешейках, ведущих вглубь полуострова, белые удержат позиции. И как тут не поверить, если популярный генерал Яков Слащев, удержавший Крым ранее, публично утверждал, что наблюдается избыток личного состава, столько не требуется. Довольно будет одной пятой! Гуляли слухи о том, что силы примерно равны, с каждой стороны под 100 тысяч бойцов. В реальности Красная армия превосходила белую в четыре-пять раз по части личного состава. А также имела значительное преимущество в пулеметах, орудиях, запасе патронов и снарядов. Важно учесть, что к командующему Южным фронтом Михаилу Фрунзе постоянно подходили пополнения из свежих частей. Врангелевцы не имели возможности обновлять ряды. И когда красные дивизии пошли в наступление, на некоторых участках бои шли непрерывно по нескольку дней.
Из воспоминаний офицера конной батареи Сергея Мамонтова: «Сколько времени мы пробыли в боях на Перекопе, не могу в точности сказать. Был один сплошной и очень упорный бой, днем и ночью. Время спуталось. Может быть, всего несколько дней, вероятнее, неделю, а может быть, и десять дней. Не знаю. Время казалось нам вечностью в ужасных условиях. Красные были, понятно, в таких же плохих условиях. <...> Но у них было громадное преимущество в количестве войск. Части сменялись и отходили на отдых, чего у нас не было. У нас дрались бессменно все те же части, и утомление доходило до апатии. Спали мы следующим образом: каждый вытягивал из стога как можно больше соломы и все падали в кучу и покрывались соломой. Каждый старался залезть в серединку кучи. Спали 20 минут, потом кто-нибудь будил всех и начинали танцевать, чтобы согреть онемевшие члены. Потом опять падали в кучу и спали еще 20 минут. А иногда из-за боя совсем не спали…»
В это самое время в портах Севастополя, Евпатории, Ялты, Феодосии, Керчи в доках и на рейдах приводили в порядок все имеющиеся плавсредства: от боевых кораблей Черноморского флота до частных рыболовецких посудин. На складах пытались собрать запас угля. Была разработана система контроля за улицами и пирсами в городах-портах, дабы не случилось паники, как это произошло в Новороссийске и ранее в Одессе.
Сам барон вел интенсивные переговоры, в первую очередь с французскими властями. С одной стороны, речь шла о военно-технической помощи и займах. С другой – о предварительном согласии на размещение эвакуированных на территориях, которые после победы в войне контролировала Франция. Не забывал барон и о Великобритании. Не случайно Уинстон Черчилль высказался о нем более чем определенно: «Фигура исключительной энергии и качеств».
СУРОВАЯ ПРАВДА
Несмотря на столь лестные оценки, представители Запада на конкретные вопросы не отвечали, отделывались общими фразами. Вот цитата из заявления верховного комиссара французской миссии графа де Мартеля, прибывшего в Крым в октябре 1920 года: «Франция решительно становится в ряды истинных сторонников свободы, права и порядка. Именно это сознание воодушевляло Францию, когда она с чувством искреннего расположения приветствовала создание вокруг Вашего Превосходительства демократического правительства, относящегося с уважением к национальным меньшинствам и опирающегося на армию, тесно связанную с народом…»
В штабе главнокомандующего, где готовили эвакуацию, считали всё. Вплоть до тоннажа. Для погрузки в Керчи отводилось 20 тысяч тонн, в Феодосии – 13 тысяч, в Ялте – 10 тысяч, в Севастополе – 20 тысяч, в Евпатории – 4 тысячи. И, разумеется, подсчитывали число людей, которых можно взять на борт. Предполагалось, что их будет до 75 тысяч. После объявления эвакуации стало ясно, что людей оказалось в два раза больше. Но и эту проблему решили оперативно. Экипажи кораблей повели себя достойно и брали на борт столько, сколько нужно. Например, пароход «Саратов» был рассчитан на 1860 человек, а принял более 7 тысяч пассажиров.
Приняв решение об эвакуации, главнокомандующий в коротком обращении объяснил людям, что за границей их ждет не воскресный променад, а серьезные испытания. Услышать это было страшно, но зато прозвучала правда. Врангель и тут не покривил душой. Большинство людей ожидали лагеря временного содержания на диком побережье городка Галлиполи, под Константинополем, на греческом острове Лемнос. Для кого-то все завершилось приемлемой жизнью в Белграде, Праге, Берлине, Париже. Кто-то попал на тяжелые работы в Болгарии. Кто-то отправился за пресловутым счастьем в страны Латинской Америки. Французы, которым надо было как можно скорее избавиться от десятков тысяч русских, обещали, что в какой-нибудь Аргентине на прекрасных серебряных рудниках господ из России ждут с распростертыми объятиями. И легковерные нашлись. Равно как и другие доверчивые, особенно среди донских казаков, которым советская власть обещала полную амнистию, но вместо этого поставила к стенке или отправила опять-таки в лагеря…
КУРС НА БОСФОР
Но это все после. А пока масса людей лежала, сидела, стояла на палубах и ждала, когда закончится мучительный переход из Крыма в Босфор. На миноносце можно добраться за сутки. На тяжело груженном транспорте получится все пять. А еще – штормило! Да так, что некоторые маленькие суда и даже миноносцы приходилось тащить по морю на буксирных тросах.
Корабли отходили в течение трех суток. Последним 17 ноября ушел крейсер «Генерал Корнилов» с Врангелем на борту. Почему только 17-го, если красные взяли Севастополь и Феодосию еще 15-го? Есть много свидетельств тому, что последними по ступеням Графской пристани прошли главнокомандующий и члены его штаба. Затем командир крейсера получил неожиданное распоряжение: идти на Ялту, до взятия которой войсками Михаила Фрунзе оставалось менее двух суток. Петр Николаевич пожелал лично убедиться в том, что эвакуация Ялты прошла без помех. Точно так же были проверены порты Феодосии и Керчи. Далее крейсер еще раз прошел вдоль побережья и только потом взял курс на Босфор.
Организовать переход такой армады с таким числом людей на человеческих условиях было, надо думать, невозможно. При такой перегрузке ни в каких трюмах не хватит места для нужного количества воды и еды. Да и санитарное хозяйство не могло справиться с такой непредусмотренной нагрузкой.
Два свидетельства участников перехода. Офицер-галлиполиец Аркадий Слизкой: «На палубе почти такая же толчея, как и на пристани, но все же здесь заметен некоторый порядок: какой-то офицер, также дроздовец, докладывает председателю: «Все каюты и трюмы переполнены. Офицерам рекомендую попытать счастья устроиться в кают-компании. Сейчас заканчиваю погрузку нашей дивизии, а потом начну набивать до отказа всеми, кто захочет уехать...» Кадет Морского корпуса в Севастополе Ростислав Сазонов: «На многочисленных корабельных мачтах появились сигнальные флажки: «хлеба», «воды», «доктора», «медикаментов» – все это было необходимо в первую очередь. Но раньше ожидаемой от союзников помощи нахлынули турецкие «каики», буквально облепившие наши суда. Сидящие в них турки и греки, крича непонятное, высоко поднимали над головами в фесках различные «сокровища» – белые круглые хлебцы, халву, фрукты, кувшины с водой и многое другое. Вдоль бортов на веревках потянулись вверх-вниз вереницы корзинок. Голодные и жаждущие мореплаватели платили неслыханные цены за «восточные сладости»; нередко кольцами и нательными крестами, за стоимость которых можно было купить содержимое десятка «каиков» заодно с их владельцами!..»
Похоже, кроме константинопольских торговцев, появлению в Босфоре кораблей с русскими не радовался никто. Ни турецкие власти, ни французские. Людей держали на кораблях на открытых палубах по нескольку дней, прежде чем закончилась возня с документами и карантином…
На 126 кораблях и судах из Крыма было вывезено 145 693 человека. Или, если угодно, спасено.