В одной далекой епархии жил-был епископ Скопидомий. Всеми нужными для архиерея достоинствами был наделен: грозной наружностью (для подчиненных) да кротким нравом (пред князьями мира сего).
Но одна добродетель у нашего владыки над другими значительно превалировала: очень уж он за благолепие (красоту то бишь) богослужения радел! За ради этого дела - ни себя, ни сослужащую братию не жалел: что ни служба то новое облачение али митру самоцветную беспощадно оденет, а то и по два раза за службу умудрится сменить.... А коль средств казенных на красоту не хватает - с братии последнее соберет, но службу - благоукрасит! Братии оно что - деньги зло великое, а за ради богослужения - ничегось не жаль!
Но вот, однажды, - случилось неприятствие нежданное - все варианты тканей благолепных покончились, даже в Греции - и той уж и выбрать/заказать вовсе нечего.... Прикручинился наш Скопидомий, головой поник: "Как ж таперича службы свершать - это ж так и за нищего на паперти воспринять возмогут человеки эти, как их там... - прихожане, вроде бы...."
Скоро сказка сказывается..., а епископ наш еще оперативнее дела такой архиерейской важности вырешивает. Выписывает в кассе он 30 сребреников на дорогу дальнюю да в стольный град, и, прочтя молитву на поиск ткань, за сукном тем редкостным - сбирается.
Прилетает владыченька в славный стольный град, - напрямки в суконный ряд путь держит, да так, что лакеи с чумоданами за ним едва поспевают. Забежал в палаты каменные и с порога в лоб купцам ультиматумом: "Не уйду, покедова, ткань таку-секу мне не сыщете!". Растерялись тут все - забегали: по кладовкам да полкам зарыскали. Не обидеть бы гостя великого, - постоянного свет-клиентушку, да живет он век....
Но нету ткани той, чтоб владыке по нраву пришлась - все не то, все уж было..., а что не было - сильно дешево: не по чину и сану - стало быть. Вот идет наш купец в подсобку и плачет навзрыд, слезы горькие на мраморный пол - рекой.... Видит, вдруг, старичка незнакомого: борода до пупа, сам седой как лунь. Рассказал наш торгаш всю историю, - дед рукою бородку только поглаживает. "Не печалься, родной, не горюй - есть решеньице, помогу тебе, горемычному!" Достает дед котомку аршинную: "Вот, - держи, брат, сукно небывалое! И запомни - оно не просто́ како́, а само по себе чудотворное: кто ни взгянет нань*, коли грешник он - ничего и не узрит, будто слеп совсем. Токмо чистым, безгрешным сердцем - всю красу и сиянье видеть можно-ти."
Хвать котомку ту, тут купечик наш и бегом к архиерею - докладывать! "Так и так..., не извольте... Извольте - примерити… Хорошо, абсолютно на вас сидит... Вот и митрочку эту примерите - сочетание будет отменное! Сколько денег? Ну что вы... как можно-ти... - чемоданчик зеленых - достаточно."
Вот и на архиерейской улице - Камаз с ладаном перевернулся-таки. Рад-не-рад, - окрыленный домой летит. За окном - Русь Святая простирается. Думу думает тут Скопидомий наш: "Заодно - всех я грешников у себя-то в епархии повычислю, уж они у меня... уж тут я им так..." и, вдруг, - просыпается, а у трапа - мерин-карета стоит, - хозяина дожидается.
А в епархии все на ушах давно - влет прослышали про диковину. Ждут, трясутся все да понервничают. Маститые протоиереи, что на приходах подоходнее - заерзали, ну, как вскроется грех какой иль еще чего? А попрут с прихода и чего тогда? На зарплату жить? Не бывать тому! Бог даст - как-нибудь да выкрутимся.
Наступает день воскресный, праздничный. Наш владыка к службе готовится, от одеянья волшебного - в нетерпении весь. Раздается тут колокольный звон - все, пора - держит путь в алтарь. У дверей уж встречают Скопидома иподиаконы - на перебой ткань волшебную расхваливают, руками по воздуху машут - владыку облачают.
Врата Царские открываются, входит в храм наш епископ сиятельный - прихожане от "света" великого аж глаза рукой прикрывают. Протоиереи тоже не отстают - щурятся, не смеют очи на епископа поднять, чтоб не ослепнути. А владыка пуще прежнего хорохорится - в одной митре да по солее с золоченым кадилом чинно вышагивает. Вот черед наступает заходить в алтарь - да не тут-то было, - во вратах Царских встречает он незнакомого дедушку - борода до пупа, сам как лунь седой....
То ли гром прогремел, то ли молния, а вдруг слышат все грозный дедов глас: "А епископ-то - голый-й-й-й-й...". …! Даже эхо тут вдруг испугалося, зазвенело в ушах, онемели все.... Онемели все, да опешили.... А старик тот обратно - в икону вшел.
Тут и сказке конец, а кто себя узнал - молодец!
- нань - с церковнославянского: на него.
Недодиакон Имярек