История одной гитары
— Вот эту, пожалуйста!
— Хороший выбор. У тебя губа не дура, — проворковал продавец, — Пятнадцать тысяч.
— Пятнадцать?!
— Да, видишь ценник. Вроде раньше на зрение не жаловался, — но, видя смущение покупателя, вдруг расхохотался, — Ну ладно, шучу-шучу. Бери за семь. У твоей дочки день рождения. Я помню, — и, обняв друга, вручил ему новенькую блестящую гитару, — Не, не отказывайся, бери! Мою красавицу выучил, учи свою. До сих пор под свою «Ямаху» голосит.
Покупатель улыбнулся. От этого на его щеках появились ямочки, и лицо на секунду стало совсем мальчишеским:
— Спасибо, друг. Никогда не забуду.
На улице к нему подпорхнула пятнадцатилетняя девчушка в лёгком голубом платьице.
— Ура! А когда мы будем заниматься? А я смогу петь под неё мамин любимый «Белый шиповник»? А «Королевну» Мельницы? Кстати, гитара — это мальчик или девочка? Это друг, говоришь?
Гитарист что-то отвечал, сияя не меньше дочери. Продавец помахал им рукой. На душе его было спокойно и радостно. «За эту гитару я могу не волноваться. Она точно не будет пылиться в углу! У Женьки дома гитары не замолкают.»
***
— Трень! Ничего на свете лучше не-е-ту, — доносился из комнаты фальшивый, но весёлый голосок, — Трень брень! Чем бродить друзьям по белу све-е-ту! Те-ем, кто дружен..
— Стоп-стоп-стоп, — прервал гитарист, — Дочка, что ты делаешь?
— Играю. Аккорды вроде правильные, — Леся смешно нахмурила лобик, пытаясь сообразить, что не так.
— Нет, ты не играешь. Ты сопли по струнам размазываешь! Когда ты проводишь по струнам, представляй, что гладишь урчащего кота. Если едва касаться его шёрстки, кот останется недовольным, недоглаженным. Если запустишь руку в его шерсть слишком сильно и грубо, он убежит, да ещё тебя покусает. Правда, Вась?
— Мау!
— Дай-ка, покажу! — он осторожно вынул гитару из рук дочери. Гитара затрепетала, как девица от ласки возлюбленного. И запела. Звук, радостно вырвавшись на свободу, летал по комнате, а через секунду и по всей квартире. Глубокий, настоящий. Леся восхищённо замерла, боясь упустить хоть ноту.
— Давай. Пробуй, — папа передал гитару.
— Трень, — пискнул иструмент.
— Не-не-не, так не пойдёт, — гитарист рассмеялся, — Давай по-настоящему.
— Трень брень?— струны как будто бы сопротивлялись Лесиным прикосновениям.
Папа наклонился к самому уху дочки, защекотал его усами и ели слышно прошептал: «Представь, что гладишь кота». Леся закрыла глаза. «Я глажу кота, я глажу кота». Провела по стунам нежно, но настойчиво:
— Да! — раздался радостный папин возглас.
Кажется у неё получилось!
***
Распущенные русые волосы. Платье (не слишком ли открытое?). Гитара.
— Белый шиповник, дикий шиповник краше садовых роооз, — голосила Леся.
«Поёт относительно чисто. И даже почти всё озвучивает,» — заметил гитарист, подозрительно поглядывая на дочку. Да что там говорить, её гитара поёт по-особенному. Родственники и друзья перешёптываются: «Смотри! Как Женька играет, в отца пошла.» Но он видит, что каждый акккорд, каждый звук посвящён прыщавому мальчишке (фу, Хмырик какой-то), сидящему на том конце стола. От отца не укрылось, как она смотрит на него. И обнимаются при встрече гораздо больше, чем положено друзьям. И когда она разносила тарелки, «Хмырик» делал вид, что помогал, а сам, наглец, так и норовил коснуться её руки.
«Что же, совсем девчонка выросла», — перед тем как выйти курить, гитарист одобрительно улыбнулся дочери. «Хмырику» игриво показал под столом кулак. Чтобы не расслаблялся!
***
— Ты что к гитаре не подходишь? Мы тебе её зачем купили? На ней играть надо. Иг-рать.
— Я играю. Когда время есть, — отозвалась Леська, со скорбном видом уткнувшись в монитор.
— Давай хоть твою любимую. Давай, как ты: белый шиповник, дикий шиповник в память любви цветёт, — смешно передразнивая её пение, начал папа.
— Не цветёт, — вдруг выпалила Леська и разрыдалась.
Он сразу всё понял. «Шиповник» и «Позвони мне позвони» были вычеркнуты из репертуара. Вместо них введена и тут же разучена песня, посвящённая коварной разлучнице, целующей «Хмырика» на его аватарке:
— Одна нога её была короче. Другая деревянная былаа. А левый глаз фанерой заколочен. А правым она видеть не могла-а-а-а!
Вроде дочка оттаяла. Вроде смеётся. Музыка — великая сила.
***
Почему же Леся подходит к гитаре всё реже?
***
— Эй! Мог бы и помочь убраться! Сколько можно ляжки на диване тянуть? Я тебе что, прислужница?!
— Жанночка, что ты, я только доиграю и…
— Знаю, я твоё «доиграю»! Три часа уже доигрываешь!
— Замолчите все! — из комнаты показалось недовольная Леськина физиономия, — Я вообще-то к ЕГЭ готовлюсь.
— А ты что суёшься? Когда последний раз матери помогала, а?! Вся в отца, — кричала не на шутку разбушевавшаяся мама. От гитариста не укрылось, что дочь отвела глаза, как будто стыдясь.
— Ну вас обоих! — Леся с грохотом хлопнула дверью так, что гитара, висевшая на неумело вбитом гвозде, подпрыгнула от ужаса.
***
Хватит пиликать! Ты можешь поиграть в другое время?
***
Слушай, у меня скоро экзамен по истории, мне нужна тишина. Позанимайся попозже, ок?
***
Ну хватит! Музыка круглый день! Я не могу сосредоточиться! Всё, ухожу в библиотеку. А будешь гундеть, вообще выйду замуж. И да, претенденты есть. Бе-е-е!
***
— Ничего на свете лучше не-е-ту. Чем бродить друзьям по белу све-е-ту!
— Ну пап, — даже улыбалась Леся уже как-то по-другому, когда это она научилась так улыбаться? Он что-то упустил? — Я же не маленькая.
— Ага! Нарядилась, к своему «Зануде» намылилась? Уж лучше «Хмырик». Он хотя бы не ходил с влажной салфеточкой и не подтирал всё.
— Пап!
— Тем, кто дружен не страшны тревоги, — продолжал он горланить, изображая Трубадура.
Леся не выдержала и рассмеялась, вдруг на миг из надменной восемнадцатилетней барышни превратившись в пятилетнюю девочку.
— Только одну песенку, — стряхнув с чехла пыль пообещала она, — А то я на свидание опаздываю!
В глазах папы загорелся озорной мальчишеский огонёк:
— Подождёт твой «Зануда», никуда не денется. Нам любые дороги доро-о-оги.
— Нам любые дороги доро-о-ги, — хором заголосили папа с дочуркой. Гитары смешно поддразнивали и подхватывали друг друга. Леся улыбалась во весь рот, наслаждаясь последним проблеском детского счастья. Она ещё успела подумать, что не даст больше своей «Ямахе» так долго чахнуть в чехле.
***
Однако гитары замолкли. Обе. Замурованные в чехлы. Кажется, на этот раз насовсем. Полузнакомые люди в доме, где всегда звучала музыка, перешёптывались:
— Женька-то с какими данными был. Талант! Да всё в школе искусств занимался с малышнёй.
— Ага. Говорят, в выходные на улице сидел, играл, что хотел. С его талантом-то…
— Этого не может быть. Это не он. Не он, слышите, — всё не верила мама.
Леся поверила сразу. В тот миг она сидела в кафе, слушала вялые комплименты, кокетливо улыбалась, когда внутри вдруг тихо оборвалась гитарная струна.
***
Тишина поселилась в доме. Такая, что слышно, как тикают часы, как мама тихонько (думает, что её не слышно) плачет на кухне. Такая, что можно сойти с ума. Леся часто утыкалась в чехол, как в папино плечо. Это помогало, но не сильно. Было пусто и жутко. Тогда она не могла себе представить, что через много лет вновь любовно проведёт по струнам, по-настоящему, так как нужно, как будто бы запуская руки в шерсть урчащего кота. Пальцы сами забегают по нужным ладам. Руки всё помнят.
«Я люблю тебя, папа. И мама любит. Сильно-сильно», — расскажет Леся, каждым аккордом. А споёт совсем другое:
— Ничего на свете лучше не-е-ту, Чем бродить друзьям. (я люблю тебя пап. И мама любит. И будет любить всегда) по белу све-е-ту.
А её маленькая дочка воскликнет:
— Моя любимая песенка! Хочу гитару! Купи-купи-купи! Буду играть!!!
Автор: Власова Александра, картинка из интернета