Глава третья. Даша Красильникова
Часть третья
—Ты желаешь спросить, а как же, мол, быть с медицинским образованием. Разве не обязательно оно в нашем деле? Ведь упрекают меня, что не провожу предварительных обследований, лечу интуитивно, а потому не могу гарантировать результат...
Он поднялся. Скрестив на груди руки, стал прохаживаться мимо неё.
— Упрёки несправедливы. А часто — недобросовестны. Но разве врачи всегда могут гарантировать диагноз и выздоровление?.. Если я вижу, допустим, хирургический случай, то сам посылаю пациента в больницу. Но беда в том, что ко мне сплошь и рядом обращаются не до, а после хождений по нашим врачам и больницам — хождений длительных и... безуспешных... А всё по причине несусветной бедности нашего здравоохранения и ещё по одной: с каких-то пор медицина пошла по пути дробления, узкой специализации — и стала, как ни печально, терять человека. А мы пытаемся сохранить разумный баланс между специализацией и видением человека, как единой и неповторимой личности — со своей судьбой и характером.
Помолчал, раздумывая и продолжая прохаживаться со окрещёнными на груди руками. Но тут же развёл их в стороны:
— А медицинское образование, естественно, никогда не мешает. По возможности, его нужно иметь. Лично я — имею. А многие обходятся!.. И — успешно!.. И глупо относить это к «чудотворству». Если мне удалось помочь кому-то, от кого отказалась официальная медицина, это отнюдь не значит, что я совершил «чудо». Просто использовал закономерность и средства, проверенные на опыте издавна, но не объяснённые медицинской наукой или обойдённые её вниманием. В этом смысле, прав был Блаженный Августин, который ещё полторы тысячи лет назад утверждал, что чудеса противоречат не природе, а лишь... известной нам природе...
— А справедливо ли утверждают, — воспользовалась она паузой, — что интерес ко всякой мистике, прорицательству, колдовству поднимается лишь в смутную для людей пору?
— Лишь отчасти, — приостановился он. — Да, в смутные времена людям присуще терять привычные ориентиры и уповать на чудо. Но это совсем не значит, что именно в трудные времена мы решаем рассекретиться и, от тщеславия, выходим половить рыбку в мутной воде. Профессиональные колдуны были на Руси всегда, и люди обращались к нам всегда.
Наконец, он присел на место, улыбнулся, глядя испытывающе:
— Так что?.. Решилась быть колдуньей?
Опять разволновалась от напора его взгляда и вопроса, ответила не сразу, потерев пульс в виске:
— Мне, признаться, тяжело самой принять решение. А посоветоваться, кроме вас, больше не с кем...
— Да ты, Дарья, не волнуйся, — улыбнулся он сочувственно и грустно. — Я посоветую. Обязательно посоветую. Для начала скажу откровенно: ты очень талантлива! Твои природные задатки намного мощнее, чем были у меня в твои годы. Думаю, что и сейчас, отчасти, они сильнее моих. У тебя дар! Я могу, конечно, оказать тебе протекцию в исследовательский институт... Там твои феномен обязательно изучат и, уверен, оценят. Потом, возможно, рекомендуют те я вопределённый, целевой вуз. Там — фундаментальные науки... Подумай. Но на месте твоём, я бы пошёл по пути древнему — по пути природы, по пути, который даровал тебе Бог. А после, вооружённая уже опытом древних, и традиционную медицину можешь оседлать. Решать тебе. Выбирай — время у тебя есть. Пару недель можешь жить у меня. Будешь присутствовать, учиться и ассистировать мне на приёме пациентов. Через две недели, к сожалению, я уезжаю. Вернусь не скоро. Дам тебе рекомендательное письмо к одному нашему знахарю, целителю — мощнейший, скажу тебе, интереснейший и необычный старик-колдун. Он многому научить может, он — более меня... В своё время, я сам у него долго стажировался. Но это не здесь, он в Воронежской области проживает: леса, реки, долины — красота! Кстати, он тот, который тебе и нужен сразу: к нему заики со всего Света валом прут! И самые безнадёжные заики — ораторами становятся! Вот пример парадоксальный: даже светила медицины... детей своих и внуков... к нему везут!.. Словом, выбор за тобой. С ответом не тороплю. Думай, присматривайся... Ищущий свой путь, дорог не боится...
... О Ванечке думалось постоянно. Иногда, между делами, даже вздрагивала от мысли о нём, — соединявший с ним нерв напрягался, натягивался от необъяснимой, частой тревоги. «Подглядеть» же за ним, одной ей ведомым способом, — который, по гуманным соображениям, не раскрыла даже Таргасову, родственному по тайне духа человеку, — не желала, давно наложив на такое желание табу. Так бывает, когда близкий человек находится за дверью, а заглянуть за неё и хоть на миг увидеть тайну его личной жизни мешает... обыкновенное приличие — вдруг как обнажён...
Вот и теперь, в свободное время вечера, написав Ванечке «письмо до востребования», думала о нём в темноте комнаты, устроившись на ночь на мягком, любезно предоставленном «Колдуном России», диване. После трёхдневного мыканья по Москве, после сидячих ночёвок на вокзале, тело, вымытое и согретое в горячей ванне, приятно потягивалось в чистоте белья тёплой, сладкой истомой. Чужая, озабоченная, казалось, глобальными, характерными для столиц, проблемами, холодно-торопливая, бегущая куда-то к невидимой цели, Москва — столица её страны — наконец-то, приютила её, провинциальную, молоденькую колдунью.
Сонно улыбнулась этому самоопределению. Неприспособленная к суете отворившейся здесь жизни, оголившей вдруг реальную, но ещё неведомую ей, суть людских забот, она, в день прибытия, страшно растерялась, потерянная в мегаполисе столицы, испугалась даже. После уютного, провинциального Таганрога, жизнь здесь казалась холодной, не пластичной, поглощающей в вязкую трясину равнодушия.