“По воскресеньям в 10.00 в храме Василия Блаженного проходят богослужения. Вход бесплатный», гласила табличка на билетном киоске музея «Покровский собор».
И хотя низенькие чугунные ворота были замотаны цепочкой, а дворик перед храмом пуст – в левом приделе, действительно, шла утреня. В крошечной, красно-сине-золотой, как шкатулка, трапезной теснилось человек двадцать.
Хор пристроился в уголке. Монахиня с Евангелиями – в галерее. У иконостаса трое детей увлеченно сортировали свечи: целые к целым, огарки к огаркам. На ликах Богоматери и Вседержителя плясали блики. Клубился ладан.
За распахнутыми царскими вратами в бело-голубом алтаре молился иеромонах. Взлетали рукава золотой ризы, колыхался черный креп на клобуке. Двое французов с видеокамерой, притулившиеся на пороге, то и дело шептали друг другу: «C’est manifique!»
Картина и вправду была удивительна, тем более что Покровский собор лишен прихода и в округе нет жилых домов. С 1997 года – с тех пор как возобновились службы – храм приписан к подворью Знаменского монастыря.
В Блаженном молиться можно только летом – эта церковь не слишком приспособлена для служб...
Насколько я знаю, собор Покрова что на рву и не предназначался для народных молитв. Задумывался он как храм-памятник, храм-символ, вечное напоминание о возвышении и мощи Москвы.
Его авторы – мастера Барма и Постник (если верить летописям XVII века), а вдохновитель – царь Иоанн IV.
В 1552 году, победив Казань, Иван Грозный решил увековечить это событие. Храмом, как и было принято в те времена. Но церквушки, наподобие Всех Святых на Кулишках, ему было мало.
Он задумал возвести громадный собор, который постоянно напоминал бы подданным о княжествах, некогда самостоятельных, но теперь льнущих к Москве в поисках защиты; о столице, как о Третьем Риме; и – больше – о Москве, как Вечном Городе, небесном Иерусалиме, чудом сошедшем с небес на землю.
Место для символа царь выбрал соответствующее: на Красной, торговой, площади, у Спасских ворот, надо рвом – как раз напротив, за рекой расстилалась татарская слобода.
К 1561 году собор был достроен. Зодчие на совесть выполнили заказ. Они спланировали Покровский собор в точности как Вертоград, каким он описан в «Откровении» Иоанна Богослова.
В результате на одном фундаменте уместилось девять церквей.
Под центральным шатром расположился престол в честь праздника Покрова Богородицы, в день которого пала Казань. Высокая подклеть была раскрашена под кирпич, стены белы и чисты как стекло, а в небе плыло золото крестов.
Царь был доволен: татары злились, иностранцы – дивились: «Не видели мы ни в коих царствах такой красоты и силы, и славы великой». Правда, внутри собор оказался так тесен, что богослужения совершались лишь по престольным праздникам.
И только раз в год – на Вербное воскресенье – собор становился центром торжественной мистерии «Вход в Иерусалим».
Путешественник Олеарий, бывший в Москве уже во времена Aлексея Михайловича, описал этот обряд.
Рано утром у Успенского собора в Кремле собиралась толпа народа. К москвичам выходили царь и митрополит. Бояре усаживали митрополита верхом на осла, царь подхватывал вожжи. С шутками, песнями, плясками процессия двигалась на Красную площадь. Тут, прямо под открытым небом, совершался молебен.
Лобное место превращалось в амвон, Покровский собор – в алтарь.
Действо означало обретение смертными Небесного града, но одновременно и единство государственной и божественной власти.
XVI–XVII века были лучшими для Покровского собора: царь Федор Иоаннович приказал покрыть маковки железом и расписать их и капители храма пестрым орнаментом.
Царь Федор Aлексеевич велел разобрать все ветхие деревянные приделы, как мох покрывавшие нижний ярус храма.
A вот во времена Петра I храм Покрова что на рву был позабыт. Холодный и пустой стоял он над обрывом, и только в левом его приделе – церкви в честь святого Василия Блаженного – теплилась жизнь.
Василий был современником Ивана IV. Согласно житию, он родился в 1469 году, в селе Елохове. Сперва учился сапожному делу, но потом стал юродивым, ушел в Москву.
И зимой, и летом он ходил по городу нагой, предсказывал будущее и прославился тем, что целовал углы домов, где жили пьяницы, потому что видел, как ангелы, не смея войти в дом, плакали у порога.
Рассказывали про юродивого и другое: будто бы именно он предрек страшный московский пожар 1547 года, а позднее подал Ивану IV склянку с кровью, заметив, что это кровь невинно убиенных царем людей.
В 1557 году Василий скончался и был похоронен на Троицком кладбище около Кремля.
A в 1588 году случилось чудо – слепцы и расслабленные, пришедшие помолиться на его могиле, исцелились. К раке Блаженного потянулись богомольцы со всей России, веря, что чудотворец исцелит их ослепленные и расслабленные грехом души. Эта вера жива до сих пор.
Ближе к полудню – часу молебна в честь Василия Блаженного – народу в церкви прибыло. Появился дородный батюшка в видавшей виды рясе и две девушки в беленьких платочках с глазами прозрачными, как роса.
Батюшка деловито протолкался к раке и приложился губами к стеклу, над ликом юродивого. Девушки, близоруко щурясь, разглядывали икону: Василий, коленопреклоненный перед образом Покрова, а за ним в светских одеждах, но с нимбами над челом, московские князья – Даниил, Дмитрий, Иоанн Калита, Василий III, тот же царь Иоанн IV.
Прихожане тем временем писали записки «за здравие».
Наконец, священник вышел из алтаря – взмахнул кадилом. И в разом наступившей тишине зазвучало: «Юродивый Василий, московский чудотворче, моли Бо-о-га о нас».
Вот так. Казань и Третий Рим затерялись где-то в веках. A несчастный дурачок Василий стал хозяином в Небесном граде. В точности как в народной припевке: «А у Бога сирота открывает ворота».